Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не понимаю. Объясни.
— А ведь я еще в монастыре чувствовал, что что-то в этом не так. Святыням ведь убить целый народ ничего не стоит. Просто потому, что надобность в нем отпала. И ты будешь жить, пока нужен им. Но стоит тебе закончить то, что должен…
— Альгидрас, ты меня пугаешь! Ты о чем? Что было в свитке? Куда ты должен отправиться?
Он устало вздохнул:
— Я пока не знаю. Но это будет скоро. Я оттого и злюсь. Когда не успеваешь одно, а она уводит…
— Кто она? — едва дыша, прошептала я.
Он на миг сжал переносицу и зажмурился, словно у него болела голова, а потом одним губами, будто нас могли подслушать, произнес:
— Святыня.
— Ты всерьез? Какая-то святыня может позвать?
Он посмотрел на меня так, будто я сморозила несусветную глупость, и неожиданно спросил:
— А в твоем мире нет силы, которая может создавать и убивать? Указывать, что делать?
И так серьезно спросил, что я поняла — он не шутит.
— Нет, — покачала я головой. — То есть, вероятно, есть какие-то силы, но лично я ни разу не слышала ни об одном достоверном случае. Всякие там шарлатаны-предсказатели не в счет. Поэтому меня так и поразило то, что Помощница Смерти знает о том, что случилось со Всемилой. И что я сама вижу прошлое людей. И не только прошлое. Это странно. Ваш мир странный.
Некоторое время он молчал, переваривая мои слова, а я запоздало подумала, что от волнения снова говорила слишком быстро и, возможно, он что-то не понял. Но потом он заговорил:
— В монастыре меня многому учили. Правда многому. Я — тот, кто ведает. Но никогда никто даже не обмолвился о том, откуда приходят Прядущие. «Из ниоткуда», — говорится во всех сказаниях. Но так ведь не бывает. Мне всегда казалось, что должно быть какое-то место. И вот оно — другой мир, который очень отличается от нашего. Чем еще отличается?
Я не стала напоминать ему о том, что до этого он и слышать ничего не хотел о моем мире.
— Мой мир… современней.
Альгидрас нахмурился:
— Объясни. Я не понимаю.
— Понимаешь, таким, — я обвела рукой двор, — наш мир был несколько веков назад. Сейчас у нас все иначе. Мы живем в городах. И они не такие. У нас каменные, высокие… прямо очень высокие дома. Есть самолеты — машины, которые летают по небу, электричество. Это… свет, например. Энергия вырабатывается разными способами. От солнца, от ветра. Искусственно. Это сложно. И я не очень хорошо разбираюсь в деталях. Я всего лишь переводчик.
Я виновато пожала плечами и только тут обратила внимание на то, как задумчиво смотрит на меня Альгидрас. Я испугалась, что он воспринял мои слова как бред и сейчас просто рассмеется, потому что Свирь была невероятно далека от полетов по небу. Спасибо, я еще про Гагарина не рассказала. Надо было как-то иначе, а теперь уже поздно. Я набрала в грудь воздуха, чтобы попросить Альгидраса не считать меня сумасшедшей, когда он задумчиво проговорил:
— Старше.
От неожиданности поперхнувшись воздухом, я откашлялась и просипела:
— Что, прости?
— Ваш мир старше! Интересно.
— Тебе это о чем-то говорит? — мне не удалось скрыть облегчения в голосе. Оказывается, он верит.
Альгидрас посмотрел на меня с легкой досадой. Так мужчины смотрели здесь на неразумных баб, которые пытаются влезать в их дела.
— А еще у нас женщины давно равны мужчинам. Так что можешь отбросить свои замашки и притвориться, что говоришь, например, с Радимом.
— На равных, говоришь? — он насмешливо приподнял бровь, и мне стало смешно, потому что, если он планировал выглядеть снисходительно, не стоило так делать. Лет пять себе убавил. Мои губы все-таки расплылись в улыбке.
— Прекрати, а? — попросила я.
— Хорошо, — он посерьезнел: — Ты можешь точно сказать: сколько времени между нами?
Я задумалась. Как можно оценить развитие мира? По религии? Здесь во всю процветало язычество, и никакого намека на принятие единой религии, по аналогии с христианством в нашем мире, я пока не заметила. По уровню же развития… Я тяжело вздохнула, понимая, что полный профан в этом. Ну что ж я такой нелепый Прядущий? Никакой пользы от моих знаний! Почему я?
— Я бы сказала, веков десять. Век — это сто лет у нас. Но я не уверена. Понимаешь, я не очень сильна в древней истории и не могу определить эпоху по осколку глиняного горшка. Я прикинула по периоду, когда стала распространяться религия. Это… сложно объяснить. Раньше мы поклонялись Солнцу, тотемным животным. Было много богов. А потом приняли христианство. А в нем Бог — един. Тебе бы сюда историка или теолога. Я, боюсь, вправду не смогу помочь.
Я снова виновато посмотрела на Альгидраса и не поняла выражение его лица. Хотелось бы думать, что это было восхищение. Только вряд ли.
— Ты хоть что-то понял из моего рассказа? — нервно усмехнулась я.
Он медленно кивнул, все еще разглядывая меня с непонятным выражением лица.
— Мне нужно подумать.
— Я могу еще как-то тебе помочь?
Он качнул головой, а потом снова невпопад повторил:
— Не доверяй никому, слышишь? — и серьезно добавил: — Меньше всего мне. Если Святыня нас разведет по разные стороны, я ничего не смогу сделать. А она разведет.
— А если просто отказаться от нее?
— Уже не могу, — он усмехнулся.
— А ей можно сопротивляться?
— Ни разу не слышал, чтобы у кого-то получилось.
— А может, они просто не пробовали?
Он снова невесело усмехнулся.
— Она уничтожила целый остров. Целый род. «Да не прервется род». Так было сказано в старых свитках. Мы всегда думали, что хванский род. А оказалось, что хранитель Святыни — лишь глава рода. Это о нем уговор. Его род не прервется. А остальных…
Альгидрас рассмеялся. Только не было в том смехе ни капли веселья.
— Вот и вышло: они умерли, а я нет.
— Младший сын старосты… — пробормотала я.
Он кивнул и хмуро посмотрел себе под ноги. Потом оглядел свою мокрую рубаху, задрал рукав, проверил повязку, не намокла ли, что-то там поправил и только потом поднял взгляд на меня.
— Вот ты хочешь верить. И они хотели. И не стало целого народа. И это не сказание, а быль, — его взгляд был тяжелым.
— Как они погибли, Альгидрас? — я спросила едва слышно, но он вздрогнул, как от резкого окрика.
— Зачем тебе?
— Я хочу понять.
— Их убили. Квары.
Но что тогда из сна правда, а что нет?
— Почему не убили тебя?
Он рассмеялся. Я поспешила добавить:
— Прости, я понимаю, что это ужасный вопрос, но я на самом деле хочу понять, что из увиденного мной — правда.
— Я предал свой род, потому остался жив. Понятно? — жестко произнес Альгидрас, глядя мне в глаза.
Я отшатнулась, прикрыв рот ладонью.
— Предал? Почему? Как?
— Чтобы выжить. Удивлена? Совсем не герой?
Я вглядывалась в знакомое лицо и пыталась найти признаки того, что он шутит. Но он смотрел спокойно и серьезно. Предал свой род? Чтобы выжить? Я вспомнила свои ночные видения. Там все было иначе. Значит, там был просто сон… И тот Альгидрас действительно был героем, а этот совсем нет. Я почувствовала разочарование. Видимо, это отразилось на моем лице, потому что Альгидрас усмехнулся, а я вдруг подумала, что ему было всего восемнадцать, когда это случилось. Как я могу его осуждать? Ведь я не имею ни малейшего понятия, как поступила бы сама, если бы мне грозила смерть и был шанс выжить.
— Я поняла. Ты не герой. Ты выжил. А что случилось потом?
— А потом пришел Радим…
Альгидрас замолчал. И под этим молчаливым взглядом мне стало очень неуютно и отчего-то горько. И я уже не была уверена, где чьи эмоции.
— То есть, если я пряду Радиму, а ты подчинишься своей святыне… Что тогда?
Он несколько секунд молчал, а потом произнес:
— Чем закончится твоя история о Свири? Ты видишь прошлое. Что с грядущим?
— Я… я не знаю, — растерянно пробормотала я.
— А если бы знала, ты смогла бы пойти до конца?
— О чем ты?
— Если бы ты узнала, что Радиму угрожает, скажем, княжич, смогла бы ты встретить его вместо поцелуя ножом, м?