Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бертрам достал тогда бархатный мешочек и сказал, что носит его на шее с самого детства и хранил его сначала из одного только суеверного страха, а потом в надежде, что когда-нибудь он поможет ему открыть тайну его происхождения. Когда мешочек этот распороли, в нем оказался сшитый из голубого шелка конверт, а в нем - гороскоп[c5]. Взглянув на этот лист бумаги, полковник Мэннеринг сразу же признал, что все это написано им в период его первого пребывания в Шотландии, когда он действительно увлекался астрологией. Таким образом, появилось еще одно веское и несомненное доказательство в пользу того, что владельцем этого гороскопа должен быть не кто иной, как молодой наследник Элленгауэна.
- А теперь, - сказал Плейдел, - напишите приказ о содержании под стражей Хаттерайка и Глоссина до тех пор, пока их не освободит суд. И все-таки, сказал он, - мне жаль Глоссина.
- Ну, а на мой взгляд, - сказал Мэннеринг, - из них двоих он меньше всего достоин сострадания. Хаттерайк, хоть он и жесток как кремень, все же человек храбрый.
- Вполне ведь естественно, полковник, - сказал адвокат, - что вы интересуетесь разбойником, а я плутом - это же чисто профессиональное наше с вами различие, но говорю вам, что если бы только все знания Глоссина не пошли на плутни, из него вышел бы неплохой юрист.
- Злые языки сказали бы, что одно другому не мешает.
- И злые языки соврали бы, - ответил Плейдел, - как всегда и бывает. Закон похож на опий; гораздо легче применять его, где надо и где не надо, как какой-нибудь шарлатан, чем научиться прописывать его с осторожностью, как это делает врач.
Глава 57
И жить негож и к смерти не готов,
Души в нем нет. Казнить его скорей!
"Мера за меру" [c254]Тюрьма в главном городе *** графства была одной из тех темниц старого образца, которые, к стыду Шотландии, существовали еще совсем недавно. Когда констебли доставили туда арестованных, то, зная, какой силой и каким упорством обладает Хаттерайк, тюремщик посадил его в так называемую камеру осужденных. Это было большое помещение в самом верхнем этаже здания. Круглая железная перекладина толщиной с руку проходила через всю камеру параллельно полу приблизительно на высоте шести дюймов; концы ее были крепко вделаны в стены с той и с другой стороны [t103]. На ноги Хаттерайку надели кольца, соединенные цепью длиною фута в четыре с другим железным кольцом, свободно передвигавшимся по этой перекладине. Таким образом, арестант мог ходить взад и вперед от стены до стены, но не мог никуда отойти в сторону дальше, чем позволяла цепь.
Заковав ему ноги, тюремщик снял с него наручники. Близ перекладины была постелена солома, и арестант имел возможность, оставаясь в цепях, когда угодно ложиться и отдыхать.
Вскоре вслед за Хаттерайком в тюрьму привели и Глоссина. Из уважения к его образованию и положению нашего судью не стали заковывать в цепи и поместили в довольно приличную комнату под надзор Мак-Гаффога, который, с того дня как разрушили тюрьму в Портанферри, был переведен сюда на должность младшего тюремщика.
Очутившись один в этой комнате, Глоссин мог воспользоваться досугом и одиночеством, чтобы взвесить все "за" и "против" своего дела. Поразмыслив, он все же не хотел признать, что проиграл игру.
"Имение так или иначе потеряно, - думал он, - ни Плейдел, ни Мак-Морлан не обратят никакого внимания на мои слова. А мое положение в обществе... Но только бы удалось сохранить жизнь и свободу, я все тогда наверстаю. Об убийстве Кеннеди я ведь узнал уже после того, как оно совершилось, а если я и нажился на контрабанде, то это не такое уж страшное преступление. Похищение мальчишки - штука похуже. Но посмотрим, как обстоит дело: Бертрам тогда еще был совсем ребенком, его свидетельство не может иметь силы, а другой свидетель - сам дезертир, цыган, словом, человек бесчестный. Эта проклятая старуха, Мег Меррилиз, умерла. Еще эти чертовы векселя! Хаттерайк, как видно, привез их с собой, чтобы держать меня в страхе или выудить у меня деньги. Я должен увидеться с этим подлецом, уговорить его вести себя так, как надо, убедить его представить всю эту историю в другом свете".
До самого вечера он строил разные планы, чтобы только как-нибудь прикрыть свои прежние преступления новым обманом. Наконец Мак-Гаффог принес ему ужин. Мы знаем уже, что они с Глоссином были старыми знакомыми, и вот тюремщику выпало на долю охранять своего бывшего начальника. Угостив его стаканом водки и стараясь задобрить льстивыми речами, Глоссин попросил, чтобы он устроил ему свидание с Дирком Хаттерайком.
- Невозможно! Совершенно невозможно! - ответил тюремщик. - Ни Мак-Морлан, ни капитан (капитаном в Шотландии называют смотрителя тюрьмы) никогда мне этого не простят...
- Да они ничего и не узнают! - сказал Глоссин, сунув Мак-Гаффогу две золотые гинеи.
Тюремщик прикинул золотые монеты на вес и пристально посмотрел на Глоссина.
- Эх, мистер Глоссин, вы же наши порядки знаете! Ну ладно, сначала я запру все двери, а потом вернусь, и мы вдвоем с вами поднимемся к нему наверх. Но тогда вам придется пробыть с ним до утра, я ведь на ночь отношу ключи капитану и раньше завтрашнего дня вас выпустить не смогу. А завтра я приду сюда часом раньше, вот вы тогда и вернетесь; и к тому времени, когда капитан обход начнет делать, вы уже будете у себя в постели.
Как только на ближайшей башне пробило десять, Мак-Гаффог явился; в руке у него был маленький тусклый фонарь. Он тихо сказал Глоссину;
- Снимите башмаки и идите за мной.
Когда Глоссин вышел за дверь, Мак-Гаффог, как будто исполняя свои служебные обязанности, громко проговорил "покойной ночи, сэр" и запер дверь, нарочно гремя засовом. Потом он повел Глоссина наверх по узкой и крутой лестнице. На самом верху она кончалась дверью в камеру для осужденных. Тюремщик снял засовы, отпер дверь и, дав Глоссину фонарь, сделал ему знак войти туда, а сам с той же подчеркнутой тщательностью запер за ним дверь.
Войдя в большое темное помещение, Глоссин при свете своего тусклого фонаря вначале ничего не мог рассмотреть. Наконец он еле-еле разглядел проходящую через всю камеру длинную железную перекладину и постеленную возле нее солому, на которой лежал человек. Глоссин подошел к нему.
- Дирк Хаттерайк!
- Donner und Hagel! Это же его голос, - проговорил Дирк, поднимаясь с пола и гремя цепями. - Значит, сон в руку! Убирайся-ка ты отсюда подобру-поздорову!
- Что с тобой, друг, - сказал Глоссин, - неужели ты уже пал духом из-за того, что несколько недель просидеть придется?
- Да, - угрюмо ответил ему контрабандист. - Отсюда меня одна только виселица освободит. Убирайся, говорю тебе, и нечего мне светить в глаза фонарем.
- Слушай-ка, друг мой Дирк, ты, главное, не бойся, у меня есть отличный план.
- Провались ты со своим планом! - закричал Хаттерайк. - По твоему плану я потерял и судно, и весь груз, и жизнь. Мне сейчас вот приснилось, что Мег Меррилиз притащила тебя сюда за волосы и дала мне длинный складной нож, что всегда при ней был. И знаешь, что она мне сказала? Sturm und Wetter! Лучше не вводи меня в грех!
- Послушай, Хаттерайк, будь другом, встань-ка сейчас и давай поговорим, сказал Глоссин.
- И не подумаю! - упрямо ответил разбойник. - Все зло от тебя идет. Ведь это ты не позволил, чтобы Мег Меррилиз взяла ребенка. Мальчишка в конце концов все бы позабыл, и тогда бы она его вернула.
- Хаттерайк, ты совсем, что ли, с ума спятил?
- Wetter! Ты будешь уверять, что эту проклятую аферу с таможней в Портанферри не ты придумал, что не тебе она выгодна была! На ней я потерял все - и судно и экипаж!
- Но ты знаешь, что товар...
- Черт с ним, с товаром! - сказал контрабандист. - Мы могли бы потом еще больше всего раздобыть... Der Deyvil! Погубить и корабль, и всех моих ребят, и мою жизнь ради какого-то мерзавца и труса, который все пакости свои любит чужими руками делать! Молчи уж лучше! А не то смотри, худо будет!
- Что ты, Дирк Хаттерайк, да ты послушай только!..
- Hagell Nein!
- Два слова.
- Тысячу проклятий! Нет!
- Да подымись хоть, голландский ты бык тупоголовый, - сказал Глоссин, выходя из терпения, и пихнул Хаттерайка ногой, - Donner und Blitzen! - заревел Хаттерайк, вскочив на ноги и кидаясь на Глоссина. - Раз так, то получай свое!
Глоссин всячески сопротивлялся, но нападение было столь неожиданно, что Хаттерайк сразу подмял его под себя и изо всей силы ударил затылком о железную перекладину. Завязалась смертельная схватка. Помещение под ними, отведенное для Глоссина, было, разумеется, пусто, и только обитатели соседней камеры услыхали тяжелый звук падающего тела, возню и стоны. Однако в этих местах люди уже давно привыкли к ужасам, и звуки эти никого особенно не смутили.
Наутро явился, верный своему обещанию, Мак-Гаффог.