заметил Стилгрейва. Он сидел, привалясь в угол и запрокинув голову. В петлице алела свежая, словно только что из рук цветочницы, гвоздика. Полуоткрытые (как всегда в подобных случаях) глаза глядели в одну точку на потолке. Пуля прошла через нагрудный карман двубортного пиджака. Стрелявший знал, где находится сердце.
Я коснулся его щеки. Она была еще теплой. Поднял и опустил его руку.
Она была совсем вялой, но остыть не успела. Потрогал большую артерию на шее. Кровь его почти сразу остановила свой бег и лишь чуть-чуть испачкала пиджак. Я вытер руки носовым платком и постоял, глядя на его спокойное маленькое лицо. Все, что я сделал или не сделал, все положенное и неположенное — все оказалось напрасным.
Я вернулся, сел напротив мисс Уэлд и стиснул руками колени.
— Чего ж вы еще от меня ждали? — спросила она. — Он убил моего брата.
— Брат ваш был далеко не ангелом.
— Он не должен был его убивать.
— Кто-то должен был — и побыстрее.
Глаза ее внезапно расширились.
Я сказал:
— Вы не задумывались над тем, почему Стилгрейв не преследовал меня и почему он отпустил в отель «Ван Нуйс» вас, а не отправился туда сам? Почему он с его возможностями и опытом не пытался любой ценой заполучить эти фотографии?
Мисс Уэлд не ответила.
— Вы давно узнали о существовании этих фотографий? — спросил я.
— Почти два месяца назад. Первую я получила по почте через несколько дней после… после того обеда вдвоем.
— После убийства Стейна?
— Да, конечно.
— Вы думали, что его убил Стилгрейв?
— Нет. Вовсе не думала. То есть не думала до сегодняшнего вечера.
— Что последовало за получением фотографии?
— Позвонил Оррин, сказал, что потерял работу и остался без единого гроша. Потребовал денег. О фотографии речи не заводил. И без того было совершенно ясно, когда сделан снимок.
— Как он узнал ваш номер?
— Телефона? А как узнали вы?
— За деньги.
— Так… — она сделала рукой неопределенный жест. — Почему бы не позвонить в полицию и не покончить с этим делом?
— Погодите. Что было дальше? Вы еще получали фотографии?
— По одной еженедельно. Я показала их ему. — Она указала в сторону кресла. — Восторга у него это не вызвало. Про Оррина я умолчала.
— Он, должно быть, узнал. Такие люди всегда узнают то, что им нужно.
— Наверно, узнал.
— Но он не знал, где скрывается Оррин, — сказал я. — Иначе не стал бы ждать так долго. Когда вы сказали Стилгрейву?
Мисс Уэлд отвернулась. Стиснула пальцами руку.
— Сегодня, — прошептала она слабым голосом.
— Почему сегодня?
Дыхание ее прервалось.
— Прошу вас, — взмолилась она, — не задавайте столько бессмысленных вопросов. Не мучайте меня. Вы ничего не сможете поделать. Я, когда звонила Долорес, надеялась на вашу помощь. Теперь уже надеяться не на что.
— Ну ладно, — вздохнул я. — Кажется, вы кое-чего не поняли. Стилгрейв знал, что человеку, славшему эти фотографии, нужны деньги, много денег. Знал, что шантажист рано или поздно обнаружит себя. Вот Стилгрейв и дождался этого. Фотографии его ничуть не волновали — разве что из-за вас.
Голос ее обрел ледяное спокойствие:
— Он убил моего брата. И сам сказал мне об этом. Тут уж гангстер в нем полностью выступил наружу. Странных людей можно встретить в Голливуде, не так ли? И я среди них не исключение.
— Вы любили его, — безжалостно сказал я.
На ее щеках вспыхнули красные пятна.
— Я никого не люблю! С этим все кончено, — воскликнула она и бросила взгляд на кресло с высокой спинкой. — А его я перестала любить вчера вечером. Он стал расспрашивать меня о вас, кто вы такой и все такое прочее. Я объяснила ему. И сказала, что надо будет признаться в посещении отеля «Ван Нуйс» в тот день, когда в нем оказался тот мертвец.
— Вы хотели сообщить об этом в полицию?
— Нет, Джулиусу Оппенгеймеру. Он бы сумел что-нибудь сделать.
— Не он, так его собачки, — добавил я.
Мисс Уэлд не улыбнулась. Я тоже.
— Если б Оппенгеймер ничего не сделал, у меня бы с кино было все кончено, — равнодушно промолвила она. — Теперь кончено и со всем остальным.
Я достал сигарету, закурил. Предложил и ей. Она отказалась. Я не спешил. Время, казалось, выпустило меня из своих тисков. И почти все остальное тоже. Я был совершенно подавлен.
— Вы забегаете вперед, — произнес я через минуту. — Отправляясь в отель, вы не знали, что Стилгрейв — это Плакса Моейр.
— Не знала.
— Тогда зачем вы поехали туда?
— Выкупить фотографии.
— Сомнительно. Фотографии для вас тогда ничего не значили. На них зафиксировано лишь то, что вы сидите с ним за одним столом.
Мисс Уэлд посмотрела на меня, крепко зажмурилась и опять широко открыла глаза.
— Плакать не стану, — сказала она. — Я действительно не знала. Но когда он оказался в тюрьме, догадалась, что он что-то скрывает. Решила, что Стилгрейв замешан в каких-то темных делах. Но не в убийствах.
— Угу, — буркнул я, поднялся и под взглядом Мэвис Уэлд подошел к креслу с высокой спинкой. Нагнувшись над мертвым Стилгрейвом, я пощупал у него под мышкой слева. Там был пистолет в кобуре. Я не стал его трогать, вернулся и опять сел напротив Мэвис.
— Уладить это будет стоить больших денег, — сказал я.
На ее лице впервые появилась улыбка. Очень слабая, но все же улыбка.
— Больших денег у меня нет. Так что это исключается.
— У Оппенгеймера есть. Теперь вы стоите для него миллионы.
— Он не станет рисковать. Сейчас все, кому не лень, нападают на кинобизнес. Оппенгеймер смирится с потерей и через полгода забудет о ней.
— Вы же хотели обратиться к нему.
— Хотела, потому что влипла в историю, не сделав ничего дурного. Но теперь-то я кое-что сделала.
— А Бэллоу? Вы представляете немалую ценность и для него.
— Я ни для кого сейчас и гроша ломаного не стою. Оставьте, Марлоу. Вы желаете мне добра, но я знаю этих людей.
— Теперь все ясно, — подытожил я. — Вот почему вы послали за мной.
— Замечательно, — сказала она. — И вы, голубчик, все уладили. Бесплатно.
Голос ее вновь стал хрупким и слабым.
Я подошел к кушетке и сел рядом с мисс Уэлд. Взял ее за предплечье, вытащил руку из кармана манто и положил на свою ладонь. Рука, несмотря на мех, была холодной как лед.
Мисс Уэлд повернула голову и в упор посмотрела на меня.
— Поверьте, голубчик, я не стою этого. Даже для того, чтобы переспать со мной.
Я повернул ее руку ладонью вверх и хотел распрямить пальцы. Они оказались неподатливыми. Я распрямил их поодиночке. Погладил ее ладонь.
— Почему