Читать интересную книгу Подвиг - Петр Краснов

И она съ каждымъ разомъ становилась ненадежнѣе и опаснѣе.

Въ этотъ перелетъ князю Ардаганскому давалъ указанія самъ капитанъ Немо. Онъ сказалъ, чтобы князь проѣхалъ къ семьямъ офицеровъ въ Парижѣ и передалъ имъ, что ихъ главы живы, здоровы и просили кланяться.

Съ самаго лѣта, съ того iюльскаго дня, когда князь передалъ синюю записочку Мишеля Строгова Леночкѣ, онъ не бывалъ на виллѣ «Les Coccinelles» и не зналъ ничего о томъ, что тамъ произошло.

День былъ буднiй. Ольга Сергѣевна была на службѣ, и на дачѣ Ардаганскiй нашелъ только одну мамочку. Она только что прибрала комнаты и собиралась съ чувствомъ и спокойствiемъ прочитать газету. Топси узнала князя и, привѣтливо махая хвостомъ, проводила его до дверей дома.

— А пожалуйте, вѣроломный съемщикъ, — привѣтствовала князя мамочка. — Садитесь, гостемъ будете … Ну что наши?

— Полковникъ Георгiй Димитрiевичъ Нордекевь и Александръ Георгiевичъ просили вамъ кланяться. Они оба живы и здоровы и все у насъ благополучно.

— Ну, какъ снимаетесь? — съ глубокой старушечьею иронiей спросила Неонила Львовна.

Князь Ардаганскiй не разобралъ и не примѣтилъ этой иронiи и охотно со своимъ юношескимъ, чистымъ простодушiемъ, не умѣющимъ лгать, отвѣтилъ неопредѣленно.

— Bсe, слава Богу, идетъ прекрасно. Съемка близится къ концу. Всѣ чувствуютъ себя хорошо.

— А вы, милый князь, не врите, — съ грубоватою фамильярностью сказала Неонила Львовна, — Такому молодому сочинять такой старой, какъ я, совсѣмъ не годится.

Князь растерялся и не зналъ, что отвѣтить.

— Вы же Леночкѣ передали синенькiй пакетикъ отъ этого дурака Мишеля и совсѣмъ заморочили ей голову. Разсказывайте, что и какъ на вашемъ, ни на одной картѣ не показанномъ острову, происходитъ.

Ардаганскiй пытался еще сдѣлать круглые глаза и робко сказалъ:

— Я, Неонила Львовна, не понимаю, о чемъ вы говорите.

— Э, батюшка, тутъ особенно и понимать не приходится, когда и широты и долготы нашъ Мишель дурачокъ прописалъ и жаловался и просилъ вызволить его изъ «бѣлогвардейской» авантюры, — съ грубою откровенностью сказала Неонила Львовна. — Такъ то, милый князь.

Князь Ардаганскiй, сѣвшiй было по приглашенiю мамочки, вскочилъ, какъ ужаленный.

— Гдѣ же Елена Петровна? — спросилъ онъ несмѣло.

— На тебѣ, кого вспомнилъ! Да будто такъ вотъ ничего и не знаешь.

И Неонила Львовна въ короткихъ, но рѣзкихъ чертахъ разсказала о томъ, какъ Леночка передала матери записку Мишеля Строгова, какъ она была страшно этимъ потрясена, какъ она, дружившая съ ихъ жилицей, «кто ее знаетъ, что это за человѣкъ была эта самая француженка», вмѣстѣ съ нею исчезла.

— He думаю я, чтобы чтонибудь этакое худое съ ними приключилось. Здѣсь то, — намъ въ полицiи сказывали, — до пяти тысячъ дѣвушекъ такъ, здорово живешь, ежегодно пропадаетъ и ничего съ ними худого не бываетъ, а все-таки намъ не сладко. И думаю я, что это черезъ ваши художества, которыми всѣ газеты полны.

Князь слушалъ это, какъ приговоренный къ смерти. Записку писалъ Мишель, но какъ же онъ-то, онъ, вопреки инструкцiй, данныхъ Арановымъ, никакихъ писемъ никому не возить и не передавать, далъ себя провести Мишелю, уже бывшему у нихъ на замѣчанiи и отставленному самимъ Ранцевымъ отъ полета.

Какъ въ мутномъ полуснѣ, плохо понимая, что ему говорила мамочка, Ардаганскiй дослушалъ ея разсказъ и, простившись, вышелъ съ дачи. Онъ шелъ по мѣстечку съ низко опущенной головой. Ему казалось, что всѣ знаютъ, что онъ предатель, что онъ человѣкъ, не исполнившiй своего долга, и ему было безконечно мучительно идти на маленькую чистенькую дачку Парчевскихъ. Онъ молилъ Бога, чтобы никого не застать, оставить записку и быть одному, все продумать и придумать себѣ кару.

Лидiя Петровна была дома. Она уже второй мѣсяцъ оставила службу въ конторѣ и жила на тѣ деньги, которыя ей продолжало весьма исправно посылать общество «Атлантида». Она вся отдалась церкви. Худощавая и высокая и раньше, она показалась Ардаганскому точно выросшей и еще болѣе исхудавшей. Громадные карiе глаза были въ красныхъ отъ частыхъ молитвенныхъ слезъ вѣкахъ. Густыя, загнутыя вверхъ рѣсницы дѣлали ихъ еще больше. Отъ вѣчной пелены слезъ они были, какъ за хрустальной завѣсой и сверкали тихимъ и кроткимъ пламенемъ, какъ затепленная передъ образомъ лампада. Ея движенiя были медленны, плавны и голосъ сталъ задушевный и словно прозрачный.

Князь Ардаганскiй передалъ ей, что ея мужъ находится въ полномъ здравiи и просилъ ей передать поклонъ.

— Да, я знаю, — тихо сказала Лидiя Петровна. -

Я, знаю. Я молилась вчера Божiей Матери, и Она мнѣ сказала, чтобы я не безпокоилась. Скажите мнѣ, милый князь, — Лидiя Петровна прикоснулась мягкой и нѣжной, точно невѣсомой рукою руки Ардаганскаго, — скажите мнѣ откровенно: — онъ съ вами на острову или и онъ посланъ работать куда-то и дѣлаетъ все это такое страшное, но такъ нужное для… Для Россiи.

Если у Неонилы Львовны князь могъ пытаться врать, здѣсь передъ этой вѣрой, передъ этою проникнутою молитвенною ясностью прекрасною женщиною князь не зналъ, что ему дѣлать. Онъ низко опустилъ голову. Густая краска покрыла загорѣлое въ частыхъ полетахъ лицо и онъ едва слышно прошепталъ:

— Молитесь за него, Лидiя Петровна.

— Я знаю … Я молюсь, — словно тихiй шелестъ далекой листвы донеслось до него. — Да благословитъ васъ Господь!

— Я не достоинъ … не достоинъ ни вашихъ благословенiй, ни молитвъ, — быстро, страшно смутившись, сказалъ князь и, не прощаясь съ Парчевской, поспѣшно вышелъ съ ея дачи.

Дѣлъ было много. Навѣстить было нужно многихъ, надо было теперь раньше всего исполнить то, что было ему приказано, а потомъ надо будетъ подумать, что же онъ надѣлалъ и какъ ему себя покарать.

Только на другой день онъ могъ попасть къ Пиксановымъ на ферму. Онъ мечталъ о, Галинѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ хотѣлъ, чтобы ея не было. Не въ силахъ онъ былъ встрѣтить это чистое существо, когда онъ сталъ тяжко виноватымъ … Безъ вины, безъ умысла, — пытался онъ себя оправдать. Не выходило это оправданiе.

Онъ шелъ, низко опустивъ голову, по грязному, размытому зимними дождями шоссе и все думалъ, что и какъ онъ долженъ сдѣлать и съ Мишелемъ Строговымъ и съ собою. Не признаться ли во всемъ полковнику Пиксанову? Открыть свой позоръ отцу той, кого назвалъ онъ лѣтомъ, кому давалъ понять въ свои осеннiя посѣщенiя, что она героиня … героиня его романа!

Онъ засталъ Пиксанова необычно озабоченнымъ. Галины не было дома. Она была въ пансiонѣ. Пѣтухи, такъ дружно встрѣтившiе его лѣтомъ, были перебиты и проданы. Куры были спрятаны отъ холода и дождей въ куриныхъ домахъ въ глубинѣ фермы. На фермѣ было тихо. Любовь Димитрiевна возилась у плиты. Дрова плохо разгорались. Въ большой и полутемной комнатѣ было непрiютно, сыро и холодно. Кисло пахло угаромъ. Любовь Димитрiевна была окручена шарфами и платками. На головѣ была сѣрая шерстяная повязка. Любовь Димитрiевна мало напоминала изящную жену гвардейскаго полковника. Князю Ардаганскому показалось, что она была суха и нелюбезна съ нимъ. Онъ сжался и робко присѣлъ на стулъ. Очевидно, и тутъ все знали. Пиксановъ сейчасъ же сѣлъ къ письменному маленькому столику у зажженной коптящей керосиновой лампочки писать донесенiе капитану Немо. Онъ ерошилъ густые волосы надъ блѣднымъ лбомъ и бормоталъ вполголоса:

— Отчего?.. почему такая злоба на Россiю?.. Какая логика поддерживать большевиковъ, которые стремятся уничтожить весь мiръ?

И опять строчилъ карандашомъ на большомъ блокѣ, отрывалъ листокъ за листкомъ, потомъ молча, сосредоточенно нахмуривъ брови, закладывалъ исписанные листы въ конвертъ и тщательно опечатывалъ его сургучною печатью.

— Вотъ, князь, съ этимъ пакетомъ уже прямо, никуда не заѣзжая … И, смотрите, не попадитесь большевикамъ … Это очень важно … Въ добрыя старыя времена на этомъ пакетѣ надо было бы три креста поставить, значитъ: — «скачи, лети стрѣлой», полнымъ карьеромъ … Ну да вашъ конь еще быстролетнѣе … И, пожалуйста, не проболтайтесь … ибо кругомъ рыщутъ …

— Да я, господинъ полковникъ, — началъ было князь и точно поперхнулся.

— Знаю, знаю, милый мой Михако … Прекрасный вы человѣкъ, да кругомъ то теперь слишкомъ много всякой продажной дряни развелось. Такъ вотъ, скоро и вашъ поѣздъ … Катайте скорѣе и берегите пакетъ, какъ зѣницу ока. На станцiю я васъ провожу.

Они шли вдвоемъ по размытому грязному шоссе, мимо пустыхъ, черныхъ, мокрыхъ, печальныхъ полей. Вороны стаями срывались при ихъ приближенiи съ зеленыхъ озимей и съ карканiемъ неслись сѣрой сѣтью надъ ними. Зимнiй день былъ хмуръ и теменъ. Никого не было на ихъ долгой дорогѣ. Такъ было теперь удобно все разсказать, во всемъ покаяться и просить совѣта у Пиксанова, но князь Ардаганскiй молчалъ. Такъ, молча, они и дошли до маленькой станцiи. Пиксановъ самъ выбралъ купе, куда садиться князю.