сознавать, что от ближайшего адмирала тебя отделяет по меньшей мере сотня миль. В Южной Франции ворчат и жалуются, французы кутаются в плащи, но здесь, в море, ветер радует и бодрит.
— Займите матросов по вашему усмотрению, мистер Буш, — великодушно сказал Хорнблауэр. В нем вдруг проснулась бдительность, и он поспешил выпутаться из соблазнительных тенет пустого разговора.
— Есть, сэр.
Юный Лонгли прошел на корму со склянками, чтобы приступить к ежечасному бросанию лага. Мальчик держится уверенно, приказы отдает без усилия. Он единственный из всех мичманов определяет счисление пути без принципиальных огрехов, а события на обрыве показали, что соображает он быстро и решительно. В конце плавания, если представится такая возможность, надо назначить его исполняющим обязанности лейтенанта. Наблюдая, как мальчик отмечает на курсовой доске пройденный за час путь, Хорнблауэр гадал: не будущий ли это Нельсон, которому предстоит со временем командовать сорока линейными кораблями.
У Лонгли было некрасивое, почти обезьянье личико, жесткие торчащие волосы, но вместе с тем он чем-то неотразимо располагал к себе. Если бы маленький Горацио не умер от оспы в Саутси и вырос таким, Хорнблауэр бы им гордился. Может быть, так бы оно и было — но столь замечательным утром не следует вгонять себя в меланхолию мыслями о маленьком мальчике, которого любил. Когда он вернется домой, у него будет еще ребенок. Хорнблауэр надеялся, что мальчик, и был почти уверен, что Мария хочет того же. Конечно, никакой маленький мальчик не заменит ему Горацио — на Хорнблауэра вновь навалилась тоска: он вспомнил, как Горацио, заболевая, звал: «Папа! Хочу к папе!» — и потом прижался личиком к его плечу. Он постарался отогнать печальные воспоминания. Когда он вернется в Англию — даже если ничего непредвиденного не произойдет, — ребенок будет ползать по полу с детским бестолковым усердием. Может быть, он будет немного говорить и заробеет в присутствии незнакомого папы, так что Хорнблауэру придется завоевывать его доверие и любовь… Это приятная задача.
Мария хочет пригласить леди Барбару в крестные — хорошо бы леди Барбара согласилась. За будущее ребенка, которому покровительствуют Уэлсли, можно не волноваться. Несомненно, именно покровительству Уэлсли обязан нынешним своим положением во главе эскадры злополучный Лейтон. Благодаря тому же покровительству Хорнблауэр оказался в эскадре, не проведя на половинном жалованье и дня, — тут двух мнений быть не может. Он по-прежнему не знал, что при этом двигало леди Барбарой, но таким чудесным утром почти отваживался думать, что она сделала это из любви к нему. Ведь не из-за одного же уважения к его профессиональным качествам! А может быть, она снисходительно облагодетельствовала забавного воздыхателя, который неизмеримо ниже ее.
Мысль эта его задела. Когда-то она была в его власти. Он целовал ее, держал в объятиях. Не важно, что он побоялся ее взять — он не будет сейчас об этом думать, — она предложила, и он отказался. Он ее отверг — после этого она не имеет права держаться патронессой! Он сердито топнул ногой. Но сердитой ясности в мыслях хватило ненадолго. Образ хладнокровной, сдержанной леди Барбары, идеальной хозяйки дома, адмиральской супруги, заслонила другая леди Барбара: нежная, влюбленная, такая красивая, что захватывает дух. Сердце разрывалось от страстного желания, от одиночества, от тоски, его до боли влекло к ней: несказанно нежной, отзывчивой и доброй, какой она ему сейчас представлялась. Он вспомнил сапфировый кулон у нее на груди и вместе с мальчишеским обожанием почувствовал неодолимое, животное вожделение.
— Вижу парус! — закричал впередсмотрящий, и мечтания как рукой сняло.
— Где?
— Точно на ветре, сэр, и быстро приближается.
Порывистый норд-ост идеально благоприятствует французским судам, вздумай кто из них прорвать блокаду Марселя или Тулона. Британская эскадра вынуждена сместиться под ветер, французам же попутный мистраль поможет выбраться из гавани после заката и за ночь покрыть большое расстояние. Если это так, французское судно не уйдет от «Сатерленда», который от него под ветром. Пока в независимых операциях Хорнблауэру везло, — может быть, это приближается еще один его будущий трофей.
— Так держать, — сказал Хорнблауэр на вопросительный взгляд Буша. — И свистать всех наверх, пожалуйста, мистер Буш.
— Эй, на палубе! — крикнул впередсмотрящий. — Это фрегат, похоже, британский.
Обидно. Пятьдесят против одного, что присутствие здесь британского фрегата не обещает стычки с врагом. Со шканцев уже можно было различить марсели, белые на фоне серого неба.
— Прошу прощения, сэр, — сказал заряжающий одной из левых шканцевых каронад. — Стеббинс говорит, он знает, что это за корабль.
Стеббинс был одним из тех, кого завербовали с ост-индийского каравана, — пожилой моряк с проседью в бороде.
— Похоже на «Кассандру», тридцать две пушки. Она нас провожала в прошлом рейсе.
— Капитан Фредерик Кук, сэр, — добавил Винсент, перелистав страницы.
— Запросите позывные и убедитесь, — приказал Хорнблауэр.
Кук стал капитаном на шесть месяцев позже него, в случае совместных действий Хорнблауэр будет старшим.
— Да, «Кассандра» и есть, сэр, — сказал Винсент, читая в подзорную трубу взмывшие на фор-марса-рее флажки.
— У них шкоты пущены по ветру, — не без волнения в голосе произнес Буш. — Странно мне это, сэр.
В незапамятные времена, до изобретения флажковой азбуки, шкоты пускали по ветру, чтобы предупредить всех и каждого о приближении флота — в таком значении сигнал сохранился и по сю пору.
— Она снова сигналит, сэр, — сказал Винсент. — Трудно прочесть — флажки относит прямо от нас.
— Черт, — взъярился Буш. — Разуй глаза и не оправдывайся.
— Числительные: «четыре». Буквенные: «семнадцать» — «за кормой… на ветре… курс… зюйд-вест», — переводил Лонгли по сигнальной книге.
— Корабль к бою, мистер Буш. И курс фордевинд.
Не дело «Сатерленду» в одиночку сражаться с четырьмя французами. Если их преследуют британцы, он преградит противнику путь и покалечит по крайней мере два корабля, но пока ситуация не прояснилась, лучше держаться подальше.
— Спросите: есть ли близко британские суда? — сказал Хорнблауэр Винсенту. Тем временем «Сатерленд» накренился и вновь выровнялся, уже с полным ветром.
— Ответ отрицательный, сэр, — сказал Винсент через минуту. Голос его тонул в грохоте убираемых переборок.
Все, как Хорнблауэр и предполагал. Британскую эскадру снесло под ветер, и четыре французских линейных корабля выскользнули ночью из Тулона. Заметила их только «Кассандра», фрегат-наблюдатель, и понеслась впереди, чтобы не упустить из виду.
— Спросите: где неприятель? — сказал Хорнблауэр. Занятное упражнение — вспоминать сигнальную книгу и формулировать вопросы так, чтобы использовать минимум флажков.
— «Шесть… миль… за кормой… направление… норд-ост», — расшифровывал Лонгли числа, которые читал Винсент.
Значит, французы несутся по ветру. Возможно, они просто хотят подальше оторваться от блокадной эскадры, однако раз тот, кто у них за главного, это делает, значит курс отвечает его планам.