Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С этим попугаем что-то не так.
Не отрывая глаз от книги, Чарльз проговорил:
— Ты так считаешь?
— Я знаю! — многозначительно сказала Руфь. — Не знаю, на каком языке он говорит, но уверена, он произносит настоящие слова, и ты их понимаешь.
Помолчав, Чарльз взглянул на нее поверх края книги, затем изрек:
— Дорогая, бывают моменты, когда то, чего не знаешь, не причиняет боли.
Руфь уловила в его словах категорическое нежелание дать пояснения и не ответила. Чарльз возобновил чтение.
Некоторое время Руфь продолжала сидеть, не в силах сосредоточиться на своей книге.
— Я пошла спать, — объявила она, вставая.
Чарльз неопределенно улыбнулся.
— Мне что-то пока не хочется, — ответил он, — почитаю еще немного. Спокойной ночи, дорогая.
— Спокойной ночи.
Возможно, он тоже страдал, но трещина, разделявшая их, казалось, начала быстро увеличиваться.
В последовавшие недели положение не улучшилось. Чарльз так много работал в порту, что по крайней мере два или три вечера каждую неделю ужинал за своим рабочим столом и возвращался домой к полуночи и даже позже. Иногда он не мог сопровождать свою жену на званые обеды и другие приемы, поэтому она выезжала с различными друзьями. Несколько предусмотрительных хозяек начали соответствующим образом планировать свои приемы, приглашая дополнительно мужчину на мероприятия, где ожидалось присутствие Бойнтонов.
— Мы ищем человека, который мог бы помочь Чарльзу, — как-то за ужином сказал Алан, — но далеко не просто найти нужного человека. Даже когда мы сделаем выбор, потребуется несколько месяцев, чтобы он как следует вошел в дело, поэтому, боюсь, пройдет некоторое время, прежде чем Чарльз сможет вести относительно нормальную жизнь.
Джессика с сочувствием посмотрела на невестку.
— Надеюсь, ты не очень возражаешь, — проговорила она.
— О, я справлюсь, не волнуйтесь, — ответила небрежным тоном Руфь, возможно, слишком небрежным. — За благосостояние надо расплачиваться.
— Вполне справедливо, — заявил тест, затем, откинувшись на спинку кресла, продолжил: — Мы так быстро идем вперед и становимся реальной силой в Британской империи, что меня нисколько не удивит, если Чарльз несколько поднимет свой авторитет в сословной знати. Лет через десять, я думаю, после того как я уйду в отставку, его произведут в виконты, по меньшей мере. Твой муж стоит на пути к превращению в одного из наиболее влиятельных людей Англии, Руфь, гораздо более влиятельного, чем я.
Джессика широко улыбалась.
Зная, что они гордятся сыном, Руфь могла лишь ответить:
— Он заслуживает признания за свой труд.
В душе, однако, она считала, что вполне довольствовалась бы и меньшим ростом доходов и если бы ему никогда не присвоили титула. Ей хотелось любви, а не возрастающего общественного признания и богатства.
Если Чарльз и осознавал углублявшийся разрыв с женой, то в его поведении не было никаких признаков. Наоборот, всякий раз, когда он задерживался в офисе, он просил прощения, и, казалось, его мало волновало то, что они с Руфью больше не бывали в обществе и давно не желали друг друга. Он был неизменно обходительным с ней и по воскресеньям, и во второй половине дня, когда приходил домой обедать, обязательно проводил как можно больше времени с семьей.
Однажды утром за завтраком Алан, следуя обычной привычке открывать свои карманные часы, взглянул на них, а затем закрыл, щелкнув крышкой.
— Идем, сын, — сказал он. — Транзитные перевозки сегодня могут оказаться интенсивными, а у нас сегодня утреннее совещание.
— Подождите, — вмешалась Руфь. — Чарльз, надеюсь, что сегодня вечером ты очистишь на некоторое время свой стол, или же в срочном порядке отложишь дела на завтра. Я была бы признательна тебе, если бы ты пришел домой вовремя, и не сомневаюсь, что твоя мать желает того же самого.
— В самом деле, — сказала леди Бойнтон.
Чарльз тупо посмотрел на жену, затем перевел взгляд на мать.
— У нас сегодня званый обед, — терпеливо объяснила Руфь. — Весьма важный званый обед. Будут два члена кабинета министров с женами. Придут американский, голландский и испанский посланники. Лорд и леди Хэл. Граф и графиня Уорвик.
— Итак, они все будут, и благодарю за напоминание, — с улыбкой проговорил Чарльз, отодвигая свой стул.
— То, о чем любезно напомнила Руфь, — заметила Джессика, — означает, что единственным холостяком является голландский посланник, и если ты не появишься, я буду вынуждена посадить его рядом с ней. Он так ужасно говорит по-английски, что практически невозможно разобрать ни одного сказанного слова, так что в таком случае твоей жене обеспечен скверный вечер.
— Я собираю материалы для обстоятельного письма Джонатану, но оно подождет еще день.
Чарльз чмокнул Руфь и двинулся к двери.
— Даю торжественное обещание быть дома вовремя и спасти жену от наказания пыткой расшифровать то, что попытается высказать старый Вилем ван дер Луен.
Чарльз сдержал слово, придя домой на час раньше обычного. Он принял ванну, быстро оделся, затем вышел из своей комнаты и прошел в комнату жены, чтобы попросить завязать ему белый вечерний галстук.
Руфь уже сидела за туалетным столиком в платье из бледно-серого шелка. Она надела бриллиантовые серьги и браслет, которые Чарльз дарил ей в дни рождения.
Чарльз оторопел.
— Ты самая красивая женщина в городе, который знаменит очаровательными женщинами, — сказал он.
Руфь почувствовала, как покраснела под слоем крема, наложенного на лицо. Комплимент оказался полной неожиданностью.
Расчесывая волосы, нанося последние штрихи, она пробормотала слова благодарности.
— Действительно, — проговорил Чарльз, пересекая гардеробную.
— Не смей прикасаться ко мне, пока не высохнут румяна на моих щеках, — с тревогой воскликнула она.
Он наклонился и поцеловал ее в основание шеи.
— Я не слишком открыто выказывал свои чувства, — проговорил он, — и в последнее время мои мысли чересчур были заняты другим. Это так. Мы допустили, чтобы сгустились тучи. Нам нужно поговорить, чтобы они рассеялись.
Руфь почувствовала облегчение и отчаяние одновременно. Этот момент был, пожалуй, самым неподходящим для выяснений.
— Через десять минут мы с твоей матерью встречаемся в столовой, чтобы определить, как рассадить гостей. Этого не может сделать мажордом.
— Наш разговор может подождать, — ответил он, уходя неторопливой походкой. Он решил, что попросит завязать галстук Элизабет.
Лишь после его ухода Руфь пришло на ум, что она хотела спросить его, не стоит ли на этот вечер убрать попугая из столовой в другое место. Встретившись с леди Бойнтон в гостиной, они обменялись мнениями по этому поводу и решили не беспокоиться.
— Дитер никогда не покидал своего насеста в присутствии гостей, — сказала Джессика. — Должна признать, что друг Чарльза отменно его выдрессировал.
— И, как правило, он молчит, — добавила Руфь, ощущая на себе пристальный взгляд птицы. — Он такой пестрый и редкий, что лучше оставим его.
Она начала думать, где усадить гостей.
С самого начала обед удался на славу. Слуги действовали слаженно, подчиняясь вкрадчивым указаниям мажордома, повар и его помощники упорно готовили блюда, о выборе которых позаботились Руфь и Джессика. Так что женщины семейства Бойнтонов могли отдать себя целиком гостям.
Руфь с удовольствием развлекала гостей в гостиной, пока общество подкреплялось ломтиками поджаренного хлеба с закусками и запивало белым сухим вином. Она помогала гостям чувствовать себя, как дома, беседовала, переходя от одной группы к другой с такой самоуверенностью, словно всю свою жизнь была хозяйкой подобных приемов. Ее метаморфоза, она отлично это понимала, была поистине удивительной. Она была дочерью плотника из Новой Англии, и когда ей хотелось завести себе новое платье, приходилось в течение нескольких недель откладывать деньги на покупку ткани, а затем самой его шить. Теперь на ней красовалось облегающее платье — символ перемен в ее жизни: его сшила одна из лучших портних Лондона, та, которую часто приглашали в Уайтхолл шить платье для самой королевы Виктории.
Мужчины проявляли заметное внимание к этой привлекательной молодой женщине, и она была польщена им. Однако Руфь большую часть своего внимания обращала на их жен и постепенно завоевала также и их дружеское расположение. Когда, взяв под руку посла Соединенных Штатов, она шествовала за свекровью и старейшим членом кабинета вниз по лестнице в столовую, она поймала восхищенный взгляд Чарльза. Он явно гордился ею, и она взмолилась про себя, чтобы сегодня вечером, как он и обещал, им удалось разогнать сгустившиеся тучи.
Сев за стол, Руфь не смогла сдержаться, чтобы не обменяться понимающим взглядом с Джессикой. Они посадили Вилема ван дер Луена, голландского посланника, между дамой, слегка туговатой на ухо, и супругой пэра, известной своей бесконечной болтливостью и тем, что она никогда не слушала, что говорили ей другие.