Читать интересную книгу Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

Заседания проходили ежедневно и свистящий шепот Плюрократов служил Гариал-Фоллу источником политики и проблем. Они бесконечно дебатировали и обсуждали решения, а их подчинённые, парторги и адепты, сновали меж ними двигая прогресс. Ничего стоящего так никогда и не было решено в застойной духоте Тороидальной Залы, но граждане городского купола чрезвычайно гордились своей администрацией, вежливо не обращая внимание на власть «последнего слова», остающегося за Губернатором назначаемым Империумом. Губернатор председательствовал на дебатах в угоду публике и единолично осуществлял реальное управление своей планетой.

Сегодня дебаты были далеко не экстраординарные — суб-партия, занимающая три дивана, вяло просила Плюрократию выделить средства на обслуживание принадлежащих им тросов орбитальной платформы — и те из плюрократов, что не спали, сидели развалясь в креслах сонные и довольные, как розовощёкие свиньи, отдыхающие после хорошей еды. Даже спикер переплетая узловатые пальцы, казалось, с трудом разлеплял сонные глаза, запинался на каждом слове и сопел после каждого предложения. Плюрократия счастливо купалась в своей собственной неэффективной лени, впрочем как и всегда.

Над ними, по заплесневелым переходам и замёрзшим мезонинам, с которых свисали капающие сосульки, патрулировал отряд караульных. Караульные проявляли механическое отсутствие интереса, как люди которые не ожидают и не бояться опасностей. Они травили друг другу несмешные анекдоты и поигрывали рунами активации своих энергетических булав. Если бы кто-то из них заметил движение тени, которая тихо подкрадываясь к ним выскользнула из сумрака леса труб — а они не заметили её — , они бы отметили почти полную, ненормальную тишину её призрачных движений, её невероятную скорость.

Первый из стражей правопорядка почувствовал ледяное дыхание на своём горле, с резким умопомрачительным рывком расцветшее мгновением позже внезапной теплотой. Он умер, не успев вскрикнуть, яремная кровь запачкала лёд чудовищными и прекрасными пятнами.

Караульные умерли один за другим, пальцы тени скользили с бритвенной точностью по сухожилиям и костям, разрывая и свежуя. А когда со стражами порядка было покончено, тень которая танцевала среди них как туман, счастливо закружилась в центре кровавой спирали. Кольцо обмякших тел и влажных внутренностей парили на льду, ручейки крови сбегали по крыше.

Фигура в плотно облегающем плаще, не заляпанном и капелькой крови, удовлетворённо пробормотала себе под нос какую-то чепуху услышанную лишь пораженной ночью и снова скрылась в тенях.

— Хайв Секундус находится в четырёх днях пути на север. Он не похож на Город-купол. Он… он похож на то что бы вы назвали типичным городом-ульем. Он торчит из льдов как кинжал, груда перекрученного метала и камня. Уродливая штука.

— Я был рождён там, в Катакомбной Церкви, и служил ей всю свою жизнь… И всё это время, все эти трудные годы, только одна вещь оставалась неизменной.

— Борьба.

Магус Крейста со вздохом откинулся на спинку кресла, рассматривая угольную жаровню со своего места. Его гость — похожий на хищного сокола Кардинал, ссутулился в своем кресле — рассматривал его со скрытым вниманием, любое движение и интонация подмечались и запоминались. Арканис в свою очередь находился под наблюдением: Гхейт оценивал его, прячась как того требовали правила за пределами освещённой части комнаты.

Крейста продолжил ровно дыша и с отсутствующим видом стуча по терёзовым подлокотникам своего кресла.

— Больше всего я боролся против иерархии. В моём понимании Совет стал Геронтократией, слишком поглощённой своей значимостью, чтобы заметить свою несостоятельность. Эффективность пала жертвой церемоний, действие потерялось за религиозными догмами. Они не могли понять, что привычки выработанный два века назад могут быть уже неэффективными или излишними. Я боролся за то чтобы сделать Катакомбную Церковь Хайва Секундус современной и я потерпел неудачу.

Гхейт изучал лицо Кардинала слушающего Крейсту. Тот смотрел на руку Крейсты, которая мерно стучала по подлокотнику. Старый примации не замечал острого интереса проявленного к его манерам, слишком глубоко погружённый в своё повествование.

— В наших рядах был инквизитор.

— Мои прошения Совету пересмотреть нашу политику безопасности были проигнорированы, мои допросы новых рекрутов были названы слишком фанатичными… Слуги Бога-Падальщика заметили нашу слабость и получили преимущество.

— Я не знаю кем притворялся инквизитор. Простой контаги, малигнаци. Кто знает? Однажды утром я пошёл проверить конспиративную ячейку в верхнем улье, а когда вечером я возвратился, Церковь была уничтожена. Разорвана на части, застрелена. Каша, Кардинал. Кровавая каша.

Старик стиснул зубы, он не мог скрыть горечь в своём голосе. Гхейт давно знал историю своего хозяина, но несмотря на это он почувствовал как его мускулы сжимаются от гнева за тот геноцид.

— Неделю я скрывался как преступник… Нижний улей гудел от слухов: инквизиционные чистки, целые семьи сжигались на кострах. Истерия охватил весь город, те осколки конгрегации Матери что уцелели безжалостно уничтожались.

— Я оценил своё положение. Оно было безнадёжным — это я понимал. Я бы не продержался ещё неделю. Я решил отправиться в Хайв Примус, передать новости о поражении в надежде, что я смогу спасти здешнюю Катакомбную Церковь от такой же судьбы.

— Признание здесь прошло… тяжело, но я отчаянно сражался и заработал своё место в Совете. Но теперь… Теперь, когда великая Небесная Матерь наконец близко…

— Я вижу что всё повторяется.

В первый раз с того момента, как он начал своё повествование, Магус Крейста оторвал свой взгляд от танцующего пламени и встретился глазами с Арканисом.

— Здешняя Катакомбная Церковь сыплется, Кардинал. Ячейки контагии неделями не отчитываются, малигнаци недостаточно тренированы и экипированы, а пурии… Им позволено свободно перемещаться в туннелях. Как скоро их заметят в верхнем городе? Как скоро вскроется наша несостоятельность и здешняя церковь Матери падёт также, как она пала во втором улье?

— Поймите, Кардинал. Я не могу этого допустить.

Арканис пожевал губу и медленно и строго, подчёркивая всю важность момента, сказал — Продолжайте.

— Когда я был возведён в ранг магуса, здесь в Хайве Примус, мне был открыт доступ к библиотеке, собранию вековой мудрости. Я рылся в записях, ожидая найти лишь заметки давно умерших маги… ностальгические отражения прошедших лет.

— Вместо этого я обнаружил письма. Астропатические расшифровки, кодированные и опечатанные, пришедшие с других миров. Сотни посланий, сложенные друг на друга, покрытые пылью. По моим подсчётам они покрывали десятилетний промежуток. Может больше.

— Ни одно не было вскрыто.

Крейста поёрзал, как будто старика беспокоила какая-то внутренняя тревога. Гхейт перевёл взгляд с уверенной фигуры Кардинала на силуэт своего хозяина, обеспокоенный растущей немочью старика.

— Вы должны понять, насколько мне было известно, мы были одни. Я думал что во всей этой… болезни и гнили Империума, лишь Гариал-Фолл служит убежищем верных детей Матери. Обнаружить что кто-то, где-то там, знает о нас… это… это выходило за рамки моего понимания. Полагаю я не могу винить Совет за то, что он игнорировал послания. Мы привыкли к нашей секретности, мы были изолированы от мира нашей подозрительностью и нашими страхами. Мои просьбы связаться с вашим орденом были отвергнуты с порога.

— Совет не хотел помощи, что предлагал Элюсидиум. Они сослались на недостаток знаний, высказали подозрения, отвергли объяснения которые содержались в письмах.

— Я слушал их лепет с тяжелым сердцем, видя снова … упрямство, которое погубило Хайв Секундус. Так что я превысил полномочия и все равно связался с Элюсидиумом, и вот вы здесь.

Гхейт переместил вес с одной ноги на другую, чувствуя дискомфорт от напряжения.

— Ммм. — Сказал наконец Кардинал, сплетя пальцы под подбородком и медленно улыбнулся змеиной улыбкой. — И вот я здесь.

— Кардинал… Я должен знать: есть ли другие? Другие церкви? Другие конгрегации на других планетах?

Улыбка кардинала увеличилась, из-под его бескровных губ сверкнули безукоризненно белые зубы. Медленно, без усилий удерживая внимание обоих людей, которые на него смотрели, Элюсидиум Магус Арканис подался вперёд, лицо его выражало нескрываемое удовольствие.

— Больше, — сказал он, — много больше, чем вы себе можете представить.

Гхейт почувствовал головокружение. Он пытался сохранить инстинктивное подозрение которое он чувствовал по отношению к чужаку, при этом вести себя так, чтобы было очевидно полное отсутствие интереса к разговору, которое ожидалось бы при его низком положении в обществе.