Читать интересную книгу Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

- Это был ты. Ты пригласил его сюда, не так ли? Я проверила записи передач.

— Я никогда и не пытался это скрыть. А мог бы.

Гхейту голоса казались искаженными. Просто одна из частей психического обмена, что заполнил комнату. Архимагус Джезахиль — первая среди маги Культа — гневно выпростала палец в сторону Магуса Крейсты, кусая свои бескровные губы. Единственная прядь чёрных волос, каскадом спадающая с её лысого черепа, скользнула по её плечам, покрытым изумрудно-зелёной мантией.

— Ты забываешься, Крейста. — Она яростно выплёвывала каждое слово. — Ты не имел права принимать такое решение.

— Я не забываюсь. — Голос Крейсты звучал спокойно и медленно. — Я просто боюсь что без моего вмешательства решение так никогда и не было бы принято.

— Что ты имеешь в виду?

Магус вздохнул и ссутулил плечи.

— Я имею в виду то, что неэффективность нашей работы болезненно очевидна. У меня нет ни времени, ни тяги к неподчинению, но… Я не буду мириться с сознательным невежеством. Совет закрывает глаза на наши неудачи, притворяется что их нет. Я не могу позволить этому продолжаться, архимагус. Я принял это решение чтобы помочь нам, а не подорвать вашу власть. Я такими штучками не занимаюсь.

Гхейт стараясь остаться незамеченным, притаился в противоположном конце кабинета своего хозяина, и, тщательно скрывая свой интерес, прислушивался к двум голосам. Маги стояли друг на против друга, их силуэты подсвечивались нездоровым светом от плюющейся угольной жаровни, установленной в углу.

Гхейт служил персональным помощником Крейсты с тех самых пор, как вышел из поры детства. Тем, что он питал больше уважения к личностям, составляющим Церковь, нежели к самой Церкви как организации, он был обязан по большей части своему хозяину. Высохший старик был нетипично прагматичным примации, желающим видеть в своих воспитанниках ум и образованность в той же мере, что и жестокую агрессивность. В любом другом малигнаци семя творческого ума было глубоко похоронено, заменённое беспрекословным подчинением целям общества, ведомого псионическими волнами Совета.

Гхейт подумал, что для них он выглядел уродом. Продукт порока развития, генетического несовершенства, эмбриональной мутации. В нём человеческая сторона его наследия заговорщицки оставила разум, способный к творчеству и неповиновению — реакции находящиеся за гранью биологических критериев инстинкта. За то, что его не уничтожили, как только его индивидуальность проявилась, нужно было благодарить Крейсту, который высоко ценил уникальность — обычно удел только примации маги.

На службе у Крейсты Гхейт в обход всех церковных правил научился расшифровывать и рисовать паукообразные символы, которые формировали текст: и даже постиг начатки скриптологии Катакомбной Церкви. Он был многим обязан своему хозяину.

Джезахиль, в возбуждении кривя губы, прошипела:

— Это неподчинение! Я должна отходить тебя плетью за это!

Несмотря на старшинство женщины, Гхейт почувствовал как напряглись мышцы на его кривых плечах. Он подчинялся Церкви и её совету примации беспрекословно, но он не допустит того, чтобы его хозяину нанесли вред.

— Делай чего хочешь. — Ответил Крейста, махнув рукой. — Уже слишком поздно. Он уже здесь. Весь этот яд ничего не изменит.

Гхейт позволил мышцам расслабиться. Даже отделённый от собеседников дымным пространством комнаты, он видел, что Джезахиль побеждена. Её плечи неграциозно опустились.

— Тогда я надеюсь что ты гордишься. — Без особого запала выплюнула она. — Ты пригласил постороннего в нашу конгрегацию — одна лишь Мать знает какую тень он принесёт с собой. Он может быть шпионом, мы ничего о нем не знаем.

— Его репутация опережает его, архимагус.

— Ты думаешь это что-то значит? Ты глупец, Крейста.

— Он не шпион! Элюсидиум наши союзники! Почему вы этого не видите?

— Всё что я вижу, так это хлыщ, одетый в … павлиньи наряды Иссохшего Бога!

Крохотные волоски на шее — рудимент, доставшиеся Гхейту от его человеческих родителей — внезапно встали дыбом. Пока он поворачивался, чтобы узнать причину дискомфорта, резкий голос раздался у него за спиной. Он сжался.

— Тогда вы не слишком хорошо смотрите. — Сказал Кардинал, входя в заплесневелую комнату. Его мантия тянулась за ним по плитам пола, как след гигантского слизня.

Джезахиль великолепно отреагировала.

— Арканис, — произнесла она ледяным голосом, — не престало столь … почётному гостю опускаться до подслушивания…

Кардинал улыбнулся, его холодные черты лица искривились в почти убедительную пародию веселья.

— О, архимагус, позвольте вас заверить… Если бы я имел намерение подслушать ваш разговор, я бы мог это сделать с орбиты. — Его глаза сверкнули. — Увы, я здесь для того, чтобы поговорить с Магусом Крейстой, а не потакать вашим неврозам.

Архимагус зашипела, сжатыми кулаками она ударила себя по бёдрам.

— Тебе надо научиться уважению. — Её манеры напомнили Гхейту кошку, выгибающую спину в дикой ярости от полученной обиды. — Здесь Я старший магус.

— И вам, моя добрая женщина, следует научиться понимать, когда вас переплюнули.

Через всю комнату Гхейт наблюдал, как выражение лица Джезахиль становится ледяным, постепенно превращаясь в копьё замёрзшего гнева.

— Ах вот как? — Прошептала она.

Гхейт увидел что она делает и попытался сгруппироваться. Но опоздал на долю секунды.

Воздух всколыхнулся вокруг неё, вибрирующий всплеск псионического пробоя, который вырвался наружу из ужасных глаз женщины, заполнил комнату. Оглушенный и моргающий Гхейт оперся о дверной косяк. Даже Крейста покачнулся и чуть слышно застонал.

Кардинал, который принял всю тяжесть атаки раздраженной женщины не моргнув и глазом, тихонько засмеялся.

— Хорошо, — сказал он таким тоном, каким родители поздравляют с успехом своих детей. Гхейт уже почти ожидал что он похлопает пораженную архимагуса по голове. — Я крайне рад, что примации на этой планете всё ещё практикуют Воцис Сусурра … Многие маги попустительствуют забвению Искусства.

Джезахиль оскалилась от такого покровительственного тона и поплелась к двери. Её бледные щёки горели. Гхейт, несмотря на изумление от ментального удара, смог подавить улыбку при виде её унижения. Он ещё помнил её угрозу высечь его хозяина плетью.

Она прошла мимо него высоко задрав голову.

— Архимагус… — сказал Кардинал за секунду до того, как она пересекла порог комнаты.

Она повернулась на пятках, отчаянно пытаясь изобразить праведный гнев. — Что?

— Хлыщи — даже те, что одеваются как павлины — могут свободно путешествовать среди непросвещенных. Возможно, вы об этом вспомните следующий раз, когда вы будете красться по своим туннелям как червяк.

— Ты о-

— Это всё. — Голос Кардинала не оставлял пространства для неподчинения.

Примации Архимагус Джезахиль поспешила выйти из комнаты, как какой-то простой контагии, отпущенный хозяином.

— Так. — Крейста позволил себе упасть в мягкое кресло за столом, его лицо отразило облегчение с которым его старые артрические суставы восприняли поддержку. Он задумчиво пощипал свою козлиную бородку, проницательно разглядывая Арканиса. — Так, так.

— Насколько я понимаю, — сказал Кардинал удивлённо подмигнув и возвратив старому примации его взгляд, — что это вас я должен благодарить за приглашение на эту планету.

— Это так.

— Скажите мне… Что заставило вас связаться с моим орденом?

Крейста пожевал свои губы, размышляя над ответом. Узловаты палец уперся в направлении Гхейта, неожиданно оторвав того от молчаливых раздумий.

— Аколит… — сказал он глухим голосом. — Где твои манеры? Предложи Кардиналу стул.

Гхейт бросился выполнять распоряжение, пытаясь примирить чувство недоверия к этому расфуфыренному незнакомцу и тягостное уважение к его очевидным талантам. Воспоминание о бегстве архимагуса, с лицом искаженным позором и злобой, было слишком приятным, чтобы его игнорировать.

Башня Апекс, названная так за своё положение прямо по центру купола (Апекс — наивысшая точка, прим. пер.), представляла собой окруженное колоннами сборище офисов, административных уровней, целых ярусов занятых участками арбитров, венчала которое, как какой-то отбеленный гриб, колоссальная масса Плюрокатиума.

Где-то в глубине её закрытого периметра, заляпанная пятнами талого льда с купола, гудела Тороидальная Зала, резонируя от помпезных предложений Выборщиков-Плюрократов. Большая и круглая, с чашеподобными углублениями со всех сторон, комната, казалось, излучала почти осязаемое чувство лени. Она была обрамлена рядами удобных мягких диванов и надувных ковриков. Её декадентский комфорт, подчеркиваемый вазами с фруктами и сластями, был обрамлён алебастровыми стенами и галереями. С потолочных фресок на зал смотрели герои и злодеи Империума.