Читать интересную книгу Риск.Молодинская битва. - Геннадий Ананьев

— А не перестроить ли, воевода, тысячи наши в клин, проделав отдушину между нами и Правой рукой, — посо­ветовал старший из приставов Хованского, — ловко, ду­маю, будет.

Тысяцкие согласно закивали головами:

— Верное слово.

Вельский, подумав немного, велел советчику:

— Скачи к князю Одоевскому. Предложи ему, пусть и он поддержит. Воротишься с его согласием, перестроим­ся в клин.

Ратник ускакал, обходя сечу стороной, а тут произош­ло то, что заставило Вельского изменить свое мнение о Воротынском: из леса выпластала дружина князя под его стягом, хотя, как понял племянник Скуратова, вел ее Никифор Двужил, ее воевода и княжеский боярин. Дру­жина бесстрашно неслась на ханский гвардейский полк, хотя тот превосходил ее не менее, чем в четыре раза.

Не успевший построиться ханский полк выгнулся ду­гой под дерзким нажимом смелой дружины, которая, ка­залось, приложив еще немного усилий, захватит стяг Девлет-Гирея, но, увы, сопротивление ханских нукеров росло, и каждый новый шаг вперед стоил дружине неве­роятных усилий и жертв.

— Видно, затихнет удар, — молвил со вздохом тысяц­кий. — Тогда пшиком, можно сказать, окончится ны­нешняя сеча. Придется вновь укрываться за гуляями. Помочь бы дружине?

«А что? Верная мысль, — оценил слова тысяцкого Богдан Вельский. — Решиться, что ли, на самовольст­во?»

Времени на долгое размышление не было, но все рав­но не откажешься от борения мыслей. Конечно, вывести из сечи более тысячи ратников — весьма осудительное самовольство, простится оно лишь в случае успеха, но что сможет ему сделать князь Воротынский, если успеха не случится. Ничего. Мертвые сраму не имут. Да и дядя Малюта закроет своей грудью.

— Клин отменяется. Выводите по половине своих мечебитцев и — пусть догоняют меня. Впрочем, можете и в клин перестраиваться, если Правая рука согласится. Я — на помощь княжеской дружине, — с этими слова­ми Вельский развернул коня, сразу же пустив его намё­том, будто летел вдоль берега, стремясь за спину полка Правой руки. Он замечал только, что за ним следуют его стремянные и приставленные князем Хованским ратники.

На опушке Вельский придержал коня, дав время ску­читься другим опричникам, уже скакавшим за ним, и вновь, теперь в нескольких саженях от опушки, поска­кал настолько быстро, насколько позволял лес.

Вот и взгорок. На его макушке придержал коня. Нет, не тысяча с лишним за его спиной, сотни три всего, да еще сотни две, скачущих растянувшейся цепью.

«Неужели тысяцкие пожадничали?! Взыщу!»

Времени терять, однако же, не стоило даже в ожида­нии скакавших на виду по лесу.

— Кто подрубит ханский стяг, получит дворянство. Вперед!

Нукеры полка Девлет-Гирея не дрогнули, увидев но­вые силы русских. Устилали своими трупами и трупами наседавших каждый шаг своего отступления. Дрогнул сам хан. Он с испугом смотрел, как из леса выпластыва-ют все новые и новые черные всадники, словно нечистая сила (Вельский, не думая о последствиях, поступил очень верно, не став ждать всех ратников), конца кото­рым не видно и которые начинают охватывать его гвар­дейцев с боков. Когда же более ловкие и смелые очень близко пробились к его стану, хан решил спасать свою драгоценную жизнь. Стегнув коня камчой, Девлет-Гирей понесся прочь в окружении полусотни телохранителей.

Воины ханского полка продолжали какое-то время упорно сопротивляться, но когда упал ханский стяг, те из них, кто успел, тоже понеслись прочь.

Лиха беда — начало. Да если еще пример показал сам властелин и его лучшие из лучших нукеры. Один за дру­гим покидали поле боя нойоны и темники, за ними следо­вали тысяцкие, оставляя на произвол судьбы своих вои­нов, которым не было дано команды отступать, и поэто­му им оставалось одно — отбиваться, пока есть силы, и уповать на милость Аллаха.

Они и отбивались еще некоторое время, но вот из гу­ляй-города по повелению Фаренсбаха была устроена вы­лазка: высыпали из крепости казаки атамана Черкаше-нина, порубежные казаки и дети боярские, да немцы-на­емники. Действие предельно рискованное, ибо крепость оставалась почти незащищенной (только пушкари с по-сохой и ертоульцами), но риск оказался весьма кстати: крымцы сломились окончательно. Началась безжалост­ная, безудержная бойня. Казалось, совсем забыли рус­ские ратники заповеди Господни, а старались лишь убла­жить своего древнего бога Перевита, о пяти головах, для которого одна утеха — кровь побежденного врага. Как можно больше его крови.

Каждая маленькая речушка, тормозившая паническую скачку крымцев, давала возможность русским воям нава­ливаться на ворогов большими силами и буквально запру­жать переправы трупами захватчиков как плотинами.

До берега Оки доскакала едва ли половина совсем не­давно могучего войска, а на реке их встречали лодьи и дощаники с пермяками, ловкими на веслах и в стрельбе из луков. Да и погоня далеко не отстала.

Вышли из Серпуховской крепости и монастырей пре­дусмотрительно оставленные там князем Воротынским русские лучники и мечебитцы, стрельцы и даже пушка­ри — благо, пушки на колесах, возни с ними никакой.

Каждый русский ратник мстил за веками обливавшу­юся кровью и слезами от татарского беспредела Россию, за свою семью, ибо почти каждая русская семья имела свои счеты с поработителями.

Ускакавший с поля брани хан забыл о своих сыновьях-царевичах, о мурзах, оставленных им на левом берегу Па­хры и ожидавших его победного возвращения, но оказав­шихся в руках русских. Забыл Девлет-Гирей и о тумене, вполне способном вызволить из плена и сыновей, и мурз, не послал к темнику гонца с таким приказом, а вспомнил о сановниках и о тумене, которому противостояла всего тысяча храбрецов князя Федора Шереметева, главный воевода. Оставив за себя князя Хованского и велев тому гнать и гнать татарскую нечисть до самой Оки, где на пе­реправах положить крымцев как можно больше, сам по­вел дружину свою и весь Большой полк к Пахре.

Если татары узнают о разгроме своего войска прежде, чем подойдет к ним Большой полк, они могут рассыпать­ся и, уходя к себе малыми группами, сжигать по пути се­ла, мстя за позор сородичей и их гибель, но могут и уда­рить по тысяче Шереметева, смять ее и, освободив плен­ных вельмож, направиться всем туменом на Калужскую дорогу, а то и дальше — на Козельск. Это уже будет очень серьезно: более десяти тысяч решительно настроенных нукеров — солидная сила, с которой не так-то легко бу­дет справиться. Только неожиданный удар, да и то не бесшабашно-прямолобный, может исключить для татар­ского тумена подобную возможность.

Удар в спину по дороге тоже подтолкнет тумен пред­принять попытку переправиться через Пахру, и тысяче князя Шереметева придется тогда очень туго. Она просто не устоит, погибнет почти вся.

«Нужно отсечь от Пахры. Дорогу на Серпухов оста­вить открытой. К Хованскому же послать гонца, пусть Опричный полк встречает отступающих. Большому же полку идти по пятам, громя замыкающие сотни».

Позвал на совет своих бояр и тысяцких. Собрался от­дать им необходимые приказания о неожиданном выходе на берег Пахры справа и слева от тумена, чтобы одновре­менно ударить по татарам, отсекая их от реки, но по ус­тановленному самим же правилу решил выслушать мне­ние подчиненных перед последним своим словом.

Само собой разумеется, много людей, много мнений, но одно из них оказалось весьма толковым:

— Не всем полком идти. По тысяче справа и слева, ос­тальным устраивать засады. Не одну, а цепью. Несколь­ко. Куда как ладно станет щелкать татарву.

Никифор Двужил сразу же загорелся:

— Дозволь, князь, мне первых пару засад устроить дружиной. А дальше пусть тысяцкие. Еще не менее трех.

— Спасибо, други. Лучшего совета я даже ожидать не мог.

— И все же, воевода, пошли за поддержкой, — доба­вил один из тысяцких. — Пусть Правая рука поспешит обратно. Лишним не станет.

Две тысячи (одна справа, другая слева) двинулись по лесу к Пахре, дружина княжеская, разделившись на .по­ловины, начала подыскивать удобные места для засад. Остальные тысячи, отпятившись примерно на версту, то­же начали устраивать засады саженей по двести друг от друга — получилась вроде бы одна бесконечной длины засада, которая, естественно, должна была напугать крымцев, лишив их воли к сопротивлению.

Сам князь Воротынский с малой охраной и связными, оставленными от каждой засады, избрал место в середи­не длинной засадной полосы, откуда почитал лучшим ру­ководить боевыми действиями своего полка.

Все получилось даже лучше, чем задумывалось. Тата­ры беспечно ожидали, когда прискачет к ним гонец от хана с вестью о разгроме гяуров (а в победе своих туменов они нисколько не сомневались) и с повелением уничто­жить гяуров, захвативших мурз, — тогда их ничто не удержит, даже пушки с устрашающе направленными на переправу стволами. Кого соблаговолит Аллах взять с со­бой в рай, возьмет, тех же, кто останется живым, ждет земной рай: власть над сотнями рабов, какими одарит их Девлет-Гирей.