«Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас». Выходит, ты прав, Проповедник? Вот появились вновь на Земле Адам и Ева, такие же одинокие, как те, самые первые люди, но кто расскажет о них, Павле и Джудит, пришедших на безлюдную Землю?.. И первым ли был Адам? Может быть, подобное уже было в веках, прошедших до того, как Господь вдунул в лицо его дыхание жизни?
Закрыты в Эдеме… Навсегда закрыты в Эдеме. Ну почему за грехи предков всегда приходится расплачиваться потомкам? Кто установил это несправедливое страшное правило? Почему, почему они должны страдать по вине тех, кто был до них на земле? И почему — кто ответит? — почему те, ушедшие, жили только своим днем? Почему не думали о тех, кто придет позже? Кто уже пришел…
Не было ответа…
Не хотелось верить. Ни о чем не хотелось думать. Бледное лицо двойника маячило рядом — и Павел замахнулся. И не смог удержаться от бесполезного удара по воздуху.
— Не верю! Я открою туннель! — выкрикнул он в неподвижное бледное лицо напротив и схватил за руку печальную девушку. — Вот увидишь, я открою туннель!
Он быстро зашагал по плитам, и Джудит молча последовала за ним. Прежде чем вновь углубиться в полумрак спящего города-леса, Павел оглянулся. Наблюдатель застыл у ограды набережной и смотрел им вслед. С сожалением?..
…В высокой траве, уже загладившей их утренние следы, лежали два плаща. Над холмом тараторили птицы, будоража пронизанный солнцем, но все же прохладный воздух. Холм казался самым обыкновенным, он молчаливо возвышался над деревьями, словно и ведать не ведал о каких-то туннелях, соединяющих миры.
— Ну, держись!..
Павел чувствовал, как копится, собирается сила, как разгоняет мрак пронзительное солнышко.
«Откройся! Откройся! Откройся!..»
Девушка смотрела на него со страхом и мольбой, и он неустанно посылал и посылал мысленные приказы — но холм ничуть не менялся, и все так же качалась под ветром желтеющая трава.
— Нам не вернуться, Джуди, — с отчаянием сказал он, вытирая горячий пот, разъедающий глаза. — Мы ничем не сможем им помочь. Я бессилен, понимаешь? Бессилен!..
И опять горечь, всепоглощающая горечь хлынула в сердце, и с ненавистью взглянул он на созданный бездумными предками дряхлый город, застывший под небом бесполезным нагромождением старых домов. Его ненависть ураганом промчалась над деревьями — и деревья падали, заставляя пестрым облаком упорхнуть в небо перепуганных птиц, его ненависть вгрызлась в равнину — и прочертили землю глубокие борозды, обнажая переплетения бурых корней, его ненависть обрушилась на серые здания — и рухнули старые стены, и клубящееся облако пыли встало на месте города и затмило солнце. Крик Джудит, ее расширенные от ужаса глаза, ее горячие руки, хватающие его за шею, пригибающие к земле… Грохот, треск… Слабее… слабее… Тишина…
Он обессиленно упал в траву и почувствовал, что превращается в облако серой пыли…
…И были какие-то долгие-долгие видения, проступали туманные бледные лица с глазами, переполненными печалью, и чьи-то руки неуверенно простирались к невидимому небу и бессильно опускались, пропадали в унылой мгле. Накатывался волнами печальный гул, то усиливаясь, то растворяясь в безмолвии. Стелилась над пустынным серым пространством унылая мгла, и холодом веяло от нее, холодом и безысходностью. Это длилось вечно…
Он рванулся, закричал, пытаясь выбраться из холодной мглы, — и вдруг почувствовал теплое прикосновение. Теплые руки обняли его, и возникло встревоженное лицо девушки, и длинные золотистые волосы щекотали его губы.
Он бережно и крепко прижал к себе Джудит — и печальный сон улетучился, исчез в утреннем воздухе. Занималось очередное чистое тихое утро и парили в небе розовые облака, и что-то серебрилось на траве под бледным солнцем. Утро было холодным, и близилось время зимы.
Они стояли на вершине холма, и печальное утро обтекало их, наливаясь светом, заполняясь проснувшимся ветром. Вокруг простирался Эдемский сад, и пусто, пусто было в саду, и не было Господа Бога — только холодное чистое небо, залечившее раны свои и давно забывшее тех, кто жил здесь когда-то.
Павел обвел взглядом деревья, поверженные его бессмысленным яростным порывом.
«Я должен вернуть людей. Я должен открыть туннель. Я должен вновь встретиться с Наблюдателем и разузнать все-все о контрольном устройстве, и открыть, обязательно открыть туннель. Постараться вернуть людям Землю…»
Он выпрямился навстречу ветру. Девушка с надеждой смотрела на него.
— Что будем делать, милый?
— Будем жить.
— Будем жить… — повторила Джудит и неуверенно улыбнулась.
Холодный ветер с разбега бросался на холм и шуршал, шуршал сухими листьями, и серая птица металась над ворохом сломанных ветвей и жалобно кричала, словно оплакивала гнездо, уничтоженное человеком, который вновь, после многих-многих лет, появился на Земле.
БЕЗ МАСКИ
«…Он выпустил из рук горячий лучемет и бросился к оплавленной выстрелами стене, перепрыгивая через холмики пепла, оставшиеся от хранителей Черных Книг. Девушка лежала на каменном возвышении в углу полутемной пещеры и измученно улыбалась, глядя на него полными слез глазами. Он разорвал веревки, опутывающие ее запястья, и придвинулся губами к ее губам…»
Я хмыкнул и поставил на полях знак вопроса. Герой рукописи явно тянулся в супермены, он не только голыми руками рвал не гнилые, надо думать, веревки, но еще и перемещался с помощью губ. Если, конечно, я правильно понял автора. Как бишь его зовут? Я разыскал первую страницу этого шедевра. Ага, Александр Константинов. «Время собирать камни». А также грибы и зерновые культуры.
Все. На сегодня хватит. Если начинаешь злиться по пустякам — значит, пришло время собирать бумаги и кончать работу. И, между прочим, было уже без чего-то там шесть. Я уложил в папку недочитанную рукопись фантастической эпопеи Александра Константинова и встал. Протиснулся между столом Галки (у нее простудился Славик и объявления пока принимал я) и столом Цыгульского (он умчался лепить интервью с каким-то залетным то ли йогом, то ли экстрасенсом, и отвечать на телефонные звонки, адресованные ему, приходилось тоже мне), итак, я протиснулся между столами, присел на подоконник и выудил из печки сигарету.
Распахнутая форточка всасывала уличную сырость, в туманном ореоле парили над мокрым асфальтом похожие на НЛО фонари, безнадежно атакуя полумрак ноябрьского вечера, прохожие брели по лужам, прикрываясь щитами зонтов. Я глядел в окно и думал о том, что сроки подписки уже на излете, а страничка фантастики готовящегося субботнего номера пока похожа на снега Килиманджаро. Александру Константинову явно придется собирать свои камни в другом месте. Не у нас. Не в нашей славной профсоюзной газете. Впрочем, на моем столе, в толще бумажных завалов покоились целых две рукописи, которые я еще не успел просмотреть. Но если и они окажутся на уровне творения собирателя камней…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});