тут… 
Какой приятный запах. Да она же… Она большая и сильная. Как я люблю. Да ты моя хорошая, как я раньше тебя не разглядел? А твоя грудь… Да там уже под пятёрку… Уху-ху… Но запах…
 Жадно втягивая носом её аромат, не обращая внимания на усиливающуюся боль смотрю на её грудь, поднимаю голову… Ольга жадно принюхивается, её зрачки сужаются, дыхание становится тяжёлым и глубоким. Она медленно моргает…
 Твою мать, красота-то какая.
  — Куда пялишься? — приближаясь так что едва не целует улыбается Олька.
  — Пуговица, красивая, — сам едва не поцеловав её говорю. — И галстук ничего такой. Ой, надо же, красный. Что хотела, красотуля? Если что — сразу предупреждаю, у меня девушка есть. Три. Отпустите меня, пожалуйста. Мне идти надо.
  — Слушай сюда, Скворцов, — подходит с боку Иванова и тычет мне в живот пальцем. — Из-за тебя, Скворцов, мой папа неделю дома почти не появлялся, ходил невыспавшийся и усталый.
  А Маша тоже ничего такая. Миниатюрная черноволосая красотка. И тут…
 И тут случается это… Меня скручивает и растягивает. Голова начинает буквально гудеть. Борясь с болью сглатываю… Вся романтика улетучивается.
  — Маш, ты о чём вообще? — морщась от продолжающего усиливаться приступа и охреневшая от этого кошу под дурачка. — Я как… Ты о чём? М-мне…
  — Я о том, что из-за твоих финансовых махинаций папа лично занимался ими, ел и спал кое-как, и даже ночевал на работе, — приближаясь ко мне и опаляя лицо мятным дыханием выговаривает Маша. — А ему это вредно, у него контузия на войне была! Смотри у меня! Ещё одна такая выходка и контузию получишь ты. Оля, пойдём… И мы следим за тобой, Скворцов. Мы внимательно следим. Живи пока.
  — Следите за мной… — покачиваясь шепчу. — Следите за мной полностью. Можете даже без одежды. Ух… Больно-то как…
  Странная парочка гордо удаляется по коридору… Иванова оглядывается, кривясь указывает пальцами себе на глаза, а потом на меня. Фыркает и убегает догонять подругу.
  — Ты как это делаешь? — сложив руки на груди спрашивает Резнов.
  — Делаю что? — потирая ноющие виски и стараясь не упасть спрашиваю.
  — Ну, ты здесь всего ничего, а к тебе девушки липнут. Пять уже. Пять! То есть шесть. Передовик. А кто шестая?
  — Иди в задницу! А я домой пошёл, пока меня не убили. Или я сам не сдох. Короче до завтра.
  Уйти домой не получается. Потому как Маргарита Сергеевна уехала по делам, заменять предметы руководство школы не стало. Вараксина собрала драмкружок и увела в актовый зал. Отмазаться от неё не получилось. Поэтому сижу, смотрю на злых Громову и Иванову и думаю. Думаю о том кто я есть на самом деле. Потому что ничего конкретного насчёт себя сейчас сказать не могу.
 Мне нравятся девушки, я хочу чтобы у меня их было много. Я радуюсь что здесь такие интересные правила. Но в тоже время, считаю такие семьи мерзостью. Меня корёжит… А голова болит так сильно… Мне нравится Громова. Мне от этого больно. А от мыслей что их пять, а возможно, если считать Иванову то шесть, мне ещё больнее. Но я… Как мне разобраться в том что со мной творится?
  — Игорь, как успехи с песней? — подавая мне гитару спрашивает Яна.
  — Да ты знаешь… Как-то не очень. Вот всякая дрянь в голову лезет, а что-то такое ну ни как. Вот например. Кхем…
 Я уже совсем большая,
 И умею хорошо,
 На пол прыгать с табуретки
 садиться на горшок.
 Я уже совсем не крошка,
 Куклам суп могу варить,
 Только мне не разрешают
 слово «жопа» говорить…
  — Игорь! — бесится Яна. — Ты издеваешься?
  — Хто, я? Не-е-е-ет.
  — Нормальное что-нибудь, — хмурится Яна и тут же улыбается. — Давай, ты можешь.
  — Кладбище, кладбище!
 Спряталось у леса,
 Спит уснула вечным сном!
 Юная принцесса!
 Я смотрю из-за ветвей, на её
 могилу,
 Позвоню в могилу ей…
  — Игорь! — краснеет от злости Яна.
  — Ладно, есть и другое. Слушайте.
 Пьяный дровосек,
 Тащи-и-ился по лесу…