Читать интересную книгу Записи и выписки - Михаил Гаспаров

Евклидов и неевклидов подход к анализу литературы (о них говорилось на встрече «Философия и филология») — где проходит граница между ними? Видимо, по линии здравого смысла, т. е. человеческого масштаба: неевклидовыми остаются предметы слишком малые и слишком большие, «мир в «Онегине»» и «звук Б в «Онегине»». К сожалению, понятие здравого смысла сейчас само взято под микроскоп и тотчас перестало восприниматься. Это отношение между обыденным сознанием и научным: если мы начнем интерпретировать «Солнце всходит и заходит» с точки зрения астрономии, песенка получит фантастическую космическую глубину.

Емкость Пушкин вместил наследие XVIII века и Байрона, а вместить лютый французский романтизм уже не мог. Поэты следующего поколения вместили его, но вместить Пушкина уже не могли. Таковы пределы душевной вместительности.

Жалкий Сумароков Подтексты сумароковские у Пушкина: «Гласят ей: наша ты отрада, Ко матери бегут так чада, Себе и ей в опасный час Скон[357]чай, гласят, ты наши муки, И скипетр восприемля в руки, Ступай, спасай себя и нас»; «Пучина там на звезды плещет, Вершины льдяны в небо мещет И пену разъяренных вод. Бросает ветр огромны глыбы И тяжкие из бездны рыбы, Да разрушат небесный свод» (На новый 1763 год, причем последний пассаж — только в первом издании!). Кстати уж и у Тютчева: «Пошли, о Солнце, нам отраду, Не дай мне зреть последних дней! Или ты паки горду гаду Вручило пламенных коней?» (Сумароков, На взятие Хотина). Ср. «Пушк.: иссл. и мат.», 12. — Подтексты ломоносовские у Пушкина: «И с Павлом, о драгой залог!» (1762); «И сильной крепостью своею» (1742); «И Персы в жаждущих степях» (1739). А В. См. раскрыл оды Петрова, и явилась начальная строка: «Герою, Муза, будь послушна», образец «Памятника».

Желание У Платона Пол говорит собеседнику: «разве ты отказался бы стать тираном, разве тебе не хочется казнить людей и отбирать их имущество?»

Желание «К сожалению, жизнь сейчас такая, что уходить на свалку по собственному желанию нет возможности» (из письма).

Жербуаз зверь — передние лапы как руки, питается травою, живет в норах, как кролик (Ремизов, Рос. в письм.). — Тушканчик.

Жена Статистика: женщины чувствуют себя без мужей неполноценными, а мужья — при женах неполноценными.

Жена «Желание Пушкина перевоспитать свою жену слабело перед ее нежеланием идти этому навстречу» (П. Брандт, цит. Б. Томаш. в ЛН 14/16, 1079).

Жизнь Л. Я. Гинзбург: «Жить по Достоевскому интереснее, а по Толстому важнее».

Жизнь «Мы никогда не жили, а только стояли в очереди за жизнью» (ОГ 15. 3. 96). Три четверти человечества делали то же, но мы почему-то считаем себя вправе сравниваться с четвертой четвертью.

Жизнь Анекдот: разговаривают два близнеца в утробе: «Знаешь, как-то страшно рождаться, ведь оттуда еще никто не возвращался».

Жизнь «Не доживу».

Мать Алкмеона Эрифила, подкупленная, послала своего мужа, царя-пророка Амфиарая, в поход Семерых против Фив. Амфиарай, зная, что погибнет, завещал сыну отомстить за него, когда он вырастет. Алкмеон вырос и приходит, чтобы убить [358] родную мать (а потом мучиться от Эринний, искупать грех и т. д.). Здесь начинается «Fragment of a Greek Tragedy» — пародия, сочиненная молодым А Э. Хаусменом.

Alcmaeon, Chorus

С. — О suitably-attired-in-leather-bootsHead of a traveller! Wherefore seeking whomWhence by what way how purposed art thou comeTo this well-nightingaled vicinity?My object of inquiring is to know,But if you happen to be deaf and dumbAnd do not understand a word I say,Then wave your hand to signify as much.A. — I journeyed hither a Boeotian road.C. — Sailing on horseback, or with feet for oars?A — Plying with speed my partnership of legs.C. — Beneath a shining or a rainy Zeus?A. — Mud's sister, not himself, adorns my shoes.C. — To learn your name would not displease me much.A. — Not all that men desire do they obtain.C. — Might I then hear at what your presence shoots?A — A shepherd's questioned mouth informed me that —C. — What? for I know not yet what you will say.A. — Nor will you ever if you interrupt.C. — Proceed, and I will hold my speechless tongue.A — This house was Eriphile's, no one's else.C. — Nor did he shame his throat wit hateful lies.A. — May I then enter, passing through the door?C. — Go, chase into the house a lucky foot!And, О my son, be, on the one hand, good,And do not, on the other hand, be bad,For that is very much the safest plan.A — I go into the house with heels and speed.

Chorus

Str.In speculationI would not willingly acquire a nameFor ill-digested thought;But after pondering muchTo this conclusion I at last have come:Life is uncertain.This truth I have written deepIn my reflective midriffOn tablets not of wax,Nor with a pen did I inscribe it there,For many reasons: Life, I say, is notA stranger to uncertainty.Not from the flight of omen-yelling fowls [359]This fact I have discovered,Nor did the Delphic tripod bare it out,Nor yet Dodona.Its native ingenuity sufficedMy self-taught diaphragm.

Первый адрес пародии — Эсхил, который был любимым поэтом Хаусмена. Второй — его английские переводы. Не поэтические переводы, которые были бледными, вольными и настолько привычными, что вызывали не смех, а скуку, но буквальные учебные переводы, естественно рождающиеся при всяком школьном чтении трудного автора на малознакомом языке. Устно они естественны, в печатных подстрочниках для ленивых комичны, под пером самовлюбленного филолога досадны. Поколение спустя после Хаусмена эти «профессорские переводы» дали Эзре Паунду толчок для авангардистского «Оммажа Сексту Проперцию». Когда в 1959 г. отмечалось столетие со дня рождения Хаусмена, то веселые английские филологи напечатали в журнале «Greece and Rome» упражнение в благородном старом стиле: обратный перевод «Отрывка из греческой трагедии» стихами на древнегреческий язык, с комментарием. Оказалось, что комизм непривычности при такой операции сразу снимается, и текст звучит иногда вычурно, но нимало не смешно:

О eu podendutoisi dermasin preponkara planetou, pros ti, kai zeton tina,pothen, ti mellon, pe te pros toutous ebesaedoneious anchigeitonas topous;Tad' eromen men hos saph' eidenai pothon,ei d' on aphonos tynchaneis kophos homou,prosphthegmath' hoste tama me sunienai,tod' europaltoi cheiri semenon toros… и т. д.

Передать в переводе буквализм и прозаизм оказалось самым легким: учебные подстрочные переводы одинаковы повсюду. Передать второй адрес пародии оказалось труднее: пришлось вдвинуть между читателем и «греческим трагиком» об раз традиционного высокохудожественного перевода — конечно, Вяч. Иванова. Так пародия из двухадресной стала трехадресной: сюжетные и структурные натяжки в ней — от Эсхила, ритмическая вычурность (особенно в хоре) — от Иванова, буквализмы и прозаизмы — от учебного перевода. Хочется думать, что от обыгрывания также и ритмики она сделалась интересней,

Алкмеон, Хор

Х. — О ты, прекраснокожанообутаяГлава пришельца! Как, какие поиски,Кого, зачем, отколь тебя доставилиВ пределы наши славносоловьиные?Я, вопрошая, жажду услыхать ответ, —Но ежели случишься ты и глух и немИ не поймешь ни слова из речей моих,То возвести об этом мановением. [360]А — Я беотийской тек сюда дорогою.X — На веслах ног или под гривой паруса?А — Сгибая в такт чету моих конечностей.X. — Под омраченным Зевсом или солнечным?А — Не грязью блещет обувь, но сестрой ее.X. — Узнать твое мне имя будет радостно.А — Не каждому даруется желанное.X — Во что, скажи, разит твое присутствие?А — Язык пастуший, спрошенный, поведал мне-X — О чем? Того не знаю, что не сказано.А — И не узнаешь, если перебьешь опять.X. — Вещай: сдержу я речь мою безмолвную!А — Что дом сей — Эрифилы, а не чей-нибудь.X. — Не посрамил он горла мерзкой ложию.А — Войду ль в чертог, раскрыв перед собою дверь?X — Ступи на сей порог стопой удачливой!И, о мой сын, во-первых, помни: добрым будь,А во-вторых, о сын мой, помни: злым не будь,Затем, что это лучше, чем обратное.А — Гряду в сей дом стопами и поспешностью!

Хор

СтрофаВ тяжком пытаньеИз худо переваренных умом думТрудно рождалось слово;Взвесив его стократно,Я смог, наконец, все рассудив, решить так:ЖИЗНЬ НЕНАДЕЖНА!Эту высокую истину я начерталНа размыслительном воскеНе восковых скрижалейИ не пером ее запечатлев!Я повторяю: В ЖИЗНИ, говорю я,ЕСТЬ НЕНАДЕЖНОСТЬ!Не полеты вещающих крылРаскрыли мне тайну,Не дельфийский треножник ее изрыгнул,Ни Додона:Своим умом, утробою своейДо всего дошел я.

АнтистрофаНадо ли вспомнитьО той, кого любил отец богов, Зевс,Той, кому злые богиВ странной заботе далиДве пары копыт, пару рогов и один хвост, —Дар нежеланный! —И отослали в далекие страны затем, [361]Чтобы она училась,Как пережевывать жвачку.И вот, в зеленых аргосских поляхОна, бродя по травке и крапиве,Ими кормилась!Пусть питательна эта еда,Но мне не по вкусу!Пусть Киприда не выберет троном своимМою печень!Зачем я вспомнил Ио? почему?Хоть убей, не знаю.

ЭподНо вещее сердце моеУже заводит самоНапев, не зовущий в пляс;Но вот предстает дворецОбоим моим глазам(Вот правый, и левый вот) —Бойнею, так сказать,Где столько шерстистых смертейИ кораблекрушений коров.И веду я плач на Киссийский лад,И на громкий стук,На моей груди разрывающий лен,Отвечает в тактГоловы моей бедной биенье.

Голос Эрифилы, Хор

Э. — О! челюсть топора в меня вгрызается,Язвя меня не в шутку, а доподлинно.X. — Мне кажется, я слышу из покоев крик,Не схожий с криком тех, кто скачет в радости.Э. — Ах! он опять хватил меня по черепу:Никак, меня убить он хочет до смерти.X. — Пусть не винят меня в поспешномыслии,Но я скажу: кому-то там невесело.Э. — О! о! еще удар доводит счет до трех,Хотя об этом вовсе не просила я.X. — Коль это так — твое здоровье бедственно,Зато непогрешима арифметика.

За Додумывать за стихотворением — поэта: такая же привычка, как видеть за природою — бога. За одной и той же природой все культуры видят разных богов.