– Ничего я не брежу. – Профессор чихнул еще раз.
– Он не бредит, он живой! – обрадовались девчонки. – А почему ты такой грубиян, Профессор?
Профессор демонстративно повернулся к стене.
Гусев присел на постели, ткнул пальцем в окно, загоготал:
– Смотрите, вся команда явилась! Даже Нинка приплелась… Что, охота поглазеть на чемпионов? Теперь вам до нас далеко… Давайте фотографируйте, берите интервью, влюбляйтесь. Для стенной печати мы согласны… – И он небрежно откинулся на подушку.
– Макар, тебе не кажется… – начала было, вспыхнув, Нина, но Сыроежкин перебил ее:
– Не Макар, а Макар Степанович! – И пояснил свою мысль: он старается быть серьезным, но не может. Макар Степанович болен.
– Макар Степанович… – Кукушкина тряхнула косичками.
– Ну?
– Вы серьезны больны?
Макар махнул рукой:
– Спела бы ты нам чего-нибудь повеселее.
От такой наглости у Зои округлились глаза. Света вступилась за подругу:
– Может, прикажете хором?
– Кто этот умный подсказчик? – спросил Гусев, не оборачиваясь к окну.
– Светка, – мгновенно ответил Чижиков-Рыжиков, – которая подвернула ногу.
– А-а, – Гусев зевнул, – избушка на курьей ножке. Тоже приковыляла… Слушай, ты, Светка…
– Не Светка, а Светлана Ивановна, – поправила Нина.
– Ивановна… – Гусев осклабился. – Пусть сначала покажет, какая она Ивановна!
– Первая женщина-космонавт, которая высадится на Марсе, – пояснила Нина.
Гусев расхохотался:
– На Марсе? Светка? Это точно! Первое марсианское привидение!
Волейболистки переглянулись, пошептались, и этот тревожный шепот, словно свежий ветерок, мгновенно ворвался в палату. Чемпионы зашевелились, приподнялись с подушек, а Сергей улыбнулся Майе.
– Не обращайте на них внимания! – звонко сказала Майя. – Они совершенно здоровы… Просто валяют дурака!
– Нет, – возразила Электроничка, вглядываясь в лежащего Электроника. – Они больны. Здоровые не валяют дурака.
Макар сел в постели, взял в руки подушку.
– Это мы-то больные?! – крикнул он. – А ну, ребята, покажем пас! – И метнул свою подушку в Профессора.
Профессор, успев кинуть свой тугой снаряд Сыроежкину, взял подачу Макара. Подушки полетели по палате, сея в воздухе пух и перья, гулко шлепаясь в вытянутые ладони. Подушки, мягкие, теплые подушки, хранительницы снов и бессонных мыслей, – их с отчаянной веселостью гнали сейчас по замкнутому кругу, превращали в бесформенные комки, выбивали из них все воспоминания.
– Перестаньте хулиганить, – сказала, входя в палату, нянечка. – Кто подметать-то будет?
Подушки тотчас оказались на месте, игроки нырнули под простыни.
Нянечка, моргая, разглядывала висящую в воздухе серебристую пыль.
– Совсем будто малые дети…
– Первый признак эговируса, – сказал, появляясь, доктор. – Апатия вперемежку с дурашливостью и душеленостью!
Макар высунул голову из-под простыни:
– Да мы больные, что ли?
– Больные, – ответил врач. – Вас едет обследовать комиссия.
Он прикрыл дверь и наклеил на ней грозное предупреждение:
КАРАНТИН! ЭГОВИРУС!
ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН!
Ох и напереживались девчонки, наблюдая в окна различные сцены. Что только эговирус не делает с нормальными людьми! Жалко даже…
А тут еще вылезла из кустов мелкота из младших отрядов, стала носиться возле карантинной дачи, выкрикивая хором:
Всем известно и этом мире:
Дважды два – всегда четыре,
Дружба верная – навек…
Робот, ты не человек…
Да, пошла гулять по свету песенка, сочиненная каким-то шутником в Сережкином дворе.
Девчонки прогнали дерзких куплетистов. Пусть отдохнут мальчишки. Может, придут в себя…
– Элек, – шепотом позвала Электроничка, – лезь в окно.
– Зачем? – ответил Электроник.
– Подышим свежим воздухом. Решим, как вам вылечиться.
– Не хочу, – последовал лаконичный ответ.
– Что же ты делаешь лежа? – недоумевала Электроничка.
– Я исследую новый метод робототехники, – пояснил электронный мальчик. – Под условным названием «Элэлечка».
– Эл-элечка? – Электроничка дернула плечом. – Что за глупости? При чем тут я?
– Ты – новое направление в кибернетике, – пробормотал Электроник.
Гусев в трусах прыгнул на середину комнаты и затрясся на месте, будто в лихорадке.
– Эл-элечка!… Ой, держите меня! – крикнул он. – Сейчас я лопну! Эль-эль-элечка!
Вбежавший врач уставился на него.
– Держите меня! – кричал Гусев, приплясывая. – Эльэль-эль… Эль-эль-элечка!
Врач, раскинув руки, пошел на него. С другой стороны приближался Ростик. Гусева уложили.
– Где тут салон мод для роботов? – задыхался от смеха Макар. – Наш капитан влюбился! Забил себе гол… Разве теперь выиграешь? Верно, ребята? А?…
Девчонки ожидали, что Электроник возмутится глупой шуткой, но тот промолчал. Даже Сергей не знал, как унять носителя буйного вируса – Макара. Вероятно, все они и впрямь больны.
– Пойдем отсюда! – Майя потянула Элечку за рукав. – Они дурака валяют!
Элечка не отрывала локтей от подоконника, еще раз оценивая обстановку.
– Что же вы, мальчишки? – прошептала она. – Что же ты, Эл?
Электроник не реагировал.
И тогда она окончательно убедилась, что Эл серьезно болен.
– Их надо выручать!
Она повернулась от окна, приказала себе:
– На старт!
– Эль-эль-элечка! – летел из распахнутого окна голос буйного Гусева.
Электроничка внезапно сорвалась с места и солнечным бликом скользнула по тенистой аллее. Девчонки остолбенели.
– Ты куда, Эля?
– Я… скоро… вернусь…
Три слова осталось от исчезнувшего капитана. Из кустов за всем происходящим внимательно наблюдали два светящихся зеленых глаза. Рэсси не вмешивался в происходящее. И его приятели из Васильков, притаившиеся рядом в траве, тоже ни разу не тявкнули. Надо сначала понять, что хотят эти странные люди.
Спасти Электроничку!
Электроничка вернулась с профессором Громовым через полтора часа: они приехали на такси из города, из научной лаборатории, до которой спортсменка добежала за двадцать минут. Хотя Элечка с дотошностью электронного репортера передала весь ход событий, профессор не мог определить, что за болезнь поразила Электроника, и он поторопился на помощь.
Девчонки, встретившие их у ворот, внесли еще большую сумятицу в предварительный диагноз:
– Ой, что они вытворяют…
На веранде Ростик и врач резались в шахматы. Они узнали знаменитого профессора, поздоровались.
– Я лечащий врач, – представился доктор.
– А я тренер, – мрачно изрек Ростик.
– Что с ними? – спросил Громов.
Оба выразительно пожали плечами. Потом доктор высказал свое предположение:
– Какой-то новый вирус. Вероятно, эговирус.
Громов направился к палате, но доктор преградил ему путь:
– Извините, профессор, это не по вашей специальности. – Он указал на объявление, где написано: «Карантин!» – К нам едет комиссия.
– Да задумайтесь, – рассердился Громов, – в этом злосчастном вирусе виноват один я! Вместо «эрго» телеграф отстучал «эго». Улавливаете разницу между этими понятиями – работой и самолюбием? Элементарная опечатка, а мальчишки вообразили незнамо что!
Стражи у двери переглянулись, но не отступили, будто их самих пригвоздило на месте слово «карантин».
– Сначала узнаем, профессор, – предложил доктор, – что скажет классическая медицина…
– Я робопсихолог. Кстати, среди больных, если я не ошибаюсь, находится и мой пациент. Позвольте пройти!
Громов широким жестом отстранил стражей и вошел в палату. За ним скользнули Электроничка и Рэсси, как представители робототехники.
Девчонки помчались к окнам.
В палате было мирно, но не тихо. Макар Гусев, развалившись в кресле, включив на полную мощность звук, смотрел по телевизору футбольный матч. Профессор уткнулся в географический атлас. Виктор Смирнов разглядывал в лупу уснувшую муху, а Чижиков-Рыжиков по его описаниям рисовал фломастерами ее части.
Электроник и Сыроежкин покоились на постелях в самых безмятежных позах, умиротворенные, удивительно похожие друг на друга.
Незадолго до появления Громова Сергей дотянулся до соседней кровати, ткнул Элека в железный бок:
«Послушай, Эл, ты не притворяешься? Ты в самом деле болен?» – «Да», – последовал лаконичный ответ. Тогда Сыроежкин решил разделить участь товарища, окунулся в глубокий сон.
Вошедших, казалось, никто не заметил, хотя они стояли посреди комнаты.
Но Вовка Корольков на мгновение поднял голову над атласом, который он изучал, и спросил Громова:
– Послушайте, любезный, вы не помните размера острова Робинзона?
– Не помню… любезный, – вежливо ответил Громов.
Вовка склонился над картой; он явно не узнал профессора.
– Го-ол! – затрубил Макар таким истошным басом, что
Громов чуть не выронил свою длинную трубку.