Читать интересную книгу Джон Леннон - Альберт Голдман

Новое жилище Леннонов располагалось в обветшалом старом доме со слепым серым фасадом за номером 1551/2 по Бэнк-стрит. Пройдя через темные и узкие служебные помещения и отодвинув в сторону американский флаг, вы попадали в двухэтажный аппендикс, уходивший вглубь двора, который сильно напоминал мастерскую художника, явно причислявшего себя к представителям богемы. От потолочного застекленного люка вниз спускалась спиральная лестница грязно-зеленого цвета. В самом углу комнаты стояла гигантская деревянная кровать, рядом с которой возвышался огромный цветной телевизор.

Стоило Джону Леннону расположиться в этих более чем скромных условиях, как он начал мечтать о том, чтобы ничего не иметь. Корреспонденту «Нью-йоркера» он заявил так: «Мне не нужен этот огромный дом, который мы построили себе в Англии. Мне вовсе не хочется быть владельцем всех этих больших домов, больших автомобилей, даже если за них платит наша компания „Эппл“. Я собираюсь расстаться со всем своим имуществом, обналичить фишки и постараться использовать наилучшим образом все то, что останется. Йоко, будучи сама родом из большой семьи, помогла мне избавиться от комплекса накопительства, который часто возникает у людей, которые раньше жили в бедности, как я». Что касается самой Йоко, то она добавила, что, несмотря на детство, проведенное в достатке, она мечтала только об одном – вернуться к жизни нищего, но счастливого художника, которую она вела в молодые годы в Гринвич-вилледж. Проникнувшись духом альтруизма. Ленноны взялись за дело освобождения рабочего класса и пробуждения молодежи от спячки, в которую ее ввергло капиталистическое общество.

В то время как Джон поклялся пожертвовать «библиотекам и тюрьмам» все свое имущество, за исключением самого необходимого, его неожиданно освободили от обязанности расстаться даже с самыми дорогими для него вещами. Однажды ночью раздался звонок в дверь, и Леннон, пренебрегая первым правилом выживания в городе Нью-Йорке, открыл дверь, не удосужившись определить, кто же за ней стоит. В квартиру ввалилась парочка оборванных наркоманов, которые пробормотали что-то насчет того, что пришли «получить должок». Джон в ужасе застыл на месте, а проходимцы принялись методично обчищать помещение. Несмотря на просьбы Леннона, они уволокли телевизор, сняли со стены литографию Дали и вытащили маленький антикварный столик, видимо, только потому, что он легко проходил в дверь. Не успели негодяи скрыться за дверью, как Джон с ужасом сообразил, что в ящике столика осталась лежать его записная книжка, в которой были адреса и телефоны всех лидеров радикального движения, находившихся в подполье, включая Тима Лири, скрывавшегося в Швейцарии после побега из калифорнийской тюрьмы, и Дэйна Била, изобретателя так называемой смоук-ин180, разыскиваемого ФБР. Джон набрал номер Тома Басалари, ветерана из отдела по борьбе с наркотиками, и рассказал ему свою кошмарную историю. Басалари распространил эту информацию через сеть осведомителей, и через шесть часов Джон получил назад свою книжку, а вместе с ней и объяснение причин подобного наезда. Дело было в том, что предыдущий жилец этой квартиры, Джо Батлер из группы «Лавин Спунфул», задолжал своему букмекеру, который, придя в бешенство, послал парочку нуждавшихся ребят получить с должника по счету.

В ту зиму Джон и Йоко принимали своих придворных, лежа обнаженными в постели. Король и королева контркультуры показывали свою наготу, не испытывая ни тени стыда. (Джо Батлер был поражен, когда увидел, какое у Леннона было тело: «Джон был удивительно дряблый. У него не было не только жира, но и ни грамма мускулов».) Джерри Рубин, выступавший в роли мажордома, представлял царственной чете своих друзей-радикалов. Эти бородатые и небрежно одетые герои проходили через тронный зал, словно напоминание о революционных шестидесятых: Хыо Ньютон, который в Алжире обменивался с Элдриджем Кливером угрозами по радио; Бобби Сил, который сидел связанный и с заткнутым ртом в зале суда в Чикаго; Ренни Дэвис, самый крупный из организаторов движения, в чью сеть недавно проник стукач, работавший на ФБР.

Политические джем-сейшны на Бэнк-стрит, продолжавшиеся порой по десять часов подряд, вылились в один прекрасный день в смелое решение: Джон и Йоко должны были возглавить «революционное турне», которое задумывалось как симбиоз рок-музыки, авангардистских хэппенингов, радикалистской риторики и демонстраций протеста. Турне должно было стартовать в начале лета на восточном побережье, пройти со множеством остановок по всей стране и завершиться в августе в Сан-Диего, где в это время должна была проходить конвенция республиканской партии в преддверии президентских выборов. Здесь революционеры, получившие заряд бодрости после триумфального марша и осознавшие себя в роли зачинщиков великого молодежного крестового похода, намеревались окончательно выяснить отношения с администрацией Никсона. Когда слухи о готовящейся акции дошли до правительства США, оно усмотрело в этом очередной заговор «чикагской семерки», которая использовала Джона Леннона в качестве наживки.

Но вашингтонские руководители явно заблуждались. Любой из тех, кто присутствовал на собраниях, мог бы засвидетельствовать, что истинным автором этого плана был не кто иной, как Джон Леннон, единственный, кому проекты такого грандиозного размаха были не в диковинку.

По большому счету, идея этого революционного турне возникла у Леннона под впечатлением «Концерта для Бангладеш». В сентябре 1971 года он даже написал Эрику Клэптону письмо с предложением зафрахтовать корабль (за счет «И-Эм-Ай»), погрузить на него музыкантов, инженеров звукозаписи, кинооператоров и – самое главное! – судового врача. Его план состоял в том, чтобы отплыть из Лос-Анджелеса на Таити, ведя на борту судна одновременно профессиональную – репетиции, запись, съемки – и семейную жизнь, так как предполагалось, что все музыканты смогут взять с собой жен и детей. После двухнедельного отдыха под пальмами путешествие должно было продолжиться с целью дать хотя бы по одному концерту во всех странах, находившихся за «железным занавесом». Джон и Иоко получили бы возможность выразить свои политические взгляды, не принуждая при этом никого последовать их примеру.

Однако регулярные собрания, проходившие на Бэнк-стрит, внесли изменения в соотношения ценностей. Теперь политика явно превалировала над музыкой. Генеральная репетиция «революционного турне» состоялась 10 декабря 1971 года в ходе крупной манифестации, проходившей в Энн-Арбор в знак протеста против ареста Джона Синклера, лидера местных хиппи, одновременно возглавлявшего партию, Белых Пантер, чьим программным лозунгом был «Рок-н-ролл, наркотики и секс на улицах!». Синклер получил десять лет тюрьмы за то, что продал два косяка переодетому агенту бюро по борьбе с наркотиками. Отсюда происходило и название выступления «Ten for Two»181. Когда Джерри Рубин уговорил Джона Леннона принять участие в этой акции, Джон решил воспользоваться случаем и проверить на деле бригады кинооператоров и звукоинженеров, которые должны были отправиться следующим летом вместе с ним через всю страну. Он обратился в компанию «Джоко Продакшнз» с просьбой заснять и записать весь концерт на Крайслер Стадиум в Энн-Арбор. Кроме того, Джон и Йоко записали радиорекламу, которая обеспечила полный аншлаг: организаторы концерта распродали 15 тысяч билетов.

Выступление во главе афиши в защи,ту самого знаменитого экстремиста из Энн-Арбор было в действительности гораздо более провокационным поступком, чем это признавал Джон Леннон. Дело было не только в том, что община Синклера стала к этому времени самым сильным ядром экстремизма в Америке, но еще и в том, что в этом городе наркоманы были у власти, которую получили вполне законным путем. В ходе совершенно невероятной предвыборной кампании хиппи получили большинство в городском Совете и в качестве первого, наиболее символичного решения постановили снизить меру наказания за хранение марихуаны до штрафа размером в пять долларов. С этого момента город находился под самым пристальным наблюдением разнообразных спецслужб. Появиться здесь в качестве глашатая революции было все равно, что торжественно объявить: «Считайте меня одним из них!»

Концерт «Теп for two» стал прощальным салютом контркультуры. В течение семи часов подряд Крайслер Стадиум сотрясали взрывы света и звука, перемежавшиеся долгими паузами, в течение которых целые бригады техников готовили аппаратуру для выступления следующего участника. А тем временем вдоль по проходам непрерывно патрулировали продавцы наркотиков, предлагавшие на выбор всю гамму своего товара, в особенности травку, которую просто отламывали кусками от килограммовых брикетов. Когда на сцену вышли полуголые и потрясающе длинноволосые ребята из группы «Ал», главные представители так называемого Метедринового Бита, их задорная музыка то и дело прерывалась эгоцентричными лидерами движения, которые вылезали на сцену и обращались к толпе с напыщенными речами.