У-2 улетел. Комбриг приказал уничтожить оставшиеся без горючего грузовики. Жители тепло проводили танкистов, шедших на прорыв. Рейд по тылам врага был удачным. Верные, надежные «тридцатьчетверки» пробили колонне дорогу к своим. За рекой Каменкой, ставшей линией фронта, бригаду нетерпеливо ждали. Когда Драгунский явился в штаб армии на окраине Фастова, Рыбалко не узнал своего комбрига — настолько тот похудел, почернел, оброс щетиною.
— Подождите в соседней комнате, я занят. Прошло полчаса. Вдруг комбриг-55 услышал громкий, радостный и сердитый вместе, голос Рыбалко:
— Да как же вы мне не сказали?! Давайте его сюда! Быстро! Ведь я его не узнал, такого помятого и заросшего. Входи, Драгунский, милости просим, входи!
Едва комбриг вошел, Павел Семенович протянул ему обе руки:
— Обед сюда! Парикмахера сюда! Чаю сюда! Все, что есть вкусного, сюда! Садись, я сейчас позвоню Ватутину. Снял трубку и звонко, по-молодому доложил:
— Товарищ генерал армии, вышло! Драгунский здесь, у меня. Вышло!
Влажным выразительным взглядом обласкал комбрига:
— Командующий фронтом просил передать бригаде благодарность. Действиями ее личного состава он доволен.
А когда подполковник обстоятельно доложил обо всем, сказал генерал:
— Не переживай, что вывел из строя часть техники. Это решение разумное, правильное. Так считает командующий, и я к нему присоединяюсь целиком и полностью. Знай, однако, мой друг: не скоро враг сложит оружие. Потребуются еще долгие месяцы борьбы. Полную победу принесут люди. Танки, машины, минометы — дело наживное…
В трудных оборонительных боях под городом Малином, куда Рыбалко послал Пятьдесят пятую бригаду в помощь командарму-60 И. Д. Черняховскому, Драгунский был тяжело ранен и увезен в госпиталь. Однако генерал Рыбалко никогда не забывал доблестных своих офицеров. В апреле сорок четвертого (армия в это время доформировывалась на Тернопольщине) в харьковский госпиталь приехал офицер из округа. Он вручил Драгунскому ордена Красного Знамени и Красной Звезды — за Киев и Паволочъ — и полковничьи погоны. На раненого это событие подействовало, должно быть, нисколько не хуже, чем самое редкое лекарство. А вскоре пришло письмо от начальника отдела кадров армии полковника Меркульева: «Генерал вызвал меня, интересовался твоим здоровьем, приказал отправить посылку с продуктами, а главное — передать следующее: милости прошу вместе кончать войну».
Полковник Драгунский приехал перед самой Львовско-Сандомирской операцией. Это наступление войск Первого Украинского фронта под командованием маршала Конева завершило освобождение от врага Украины и вывело наши армии к Висле. Решающую роль в сражении за Львов и Перемышль сыграли танковые армии генерал-полковников Рыбалко и Лелюшенко — Третья гвардейская и Четвертая.
На третий день наступления — 16 июня — Третья танковая была введена в прорыв — узкий, шести-восьмикилометровый коридор близ деревни Колтов. Фланги прорыва прикрыли от ударов врага артиллеристы генерала С. С. Волкенштейна. Следом за Третьей в коридор вошла армия Д. Д. Лелюшенко. Через несколько дней крупная группировка вражеских войск оказалась в окружении в районе города Броды. А обе танковые армии шли вперед, беря в гигантское кольцо Львов и прикрывавшие его немецкие дивизии.
Действия танковой армии Рыбалко отличались смелостью оперативного решения и дерзостью в его осуществлении. С зажженными фарами, на полной скорости пролетели по узкому лесному коридору танкисты корпусов В. А. Митрофанова, В, В. Новикова, И. П. Сухова, бригады И. И. Якубовского. Успех решали внезапность и стремительность удара. По размытым дождями просекам выносились бригады к узлам дорог, обходили опорные пункты врага, с марша атаковали и сбивали его заслоны. Рыбалко торопил своих командиров требовал повысить темп наступления, смело оставлять позади и на флангах немецкие гарнизоны, которыми предстояло заняться поспешающей за танкистами пехоте.
Танки, тяжело увязая в грязи по самые днища, упрямо шли и шли на запад. Мощные тягачи на подъемах вытаскивали застрявшие автомашины с боеприпасами, горючим, продовольствием. Конечная задача операции была вырваться к Висле и форсировать ее на плечах отступающего противника.
Через две недели после начала наступления — 29 июля — танкисты Рыбалко увидели впереди широкую свинцово-серую гладь реки.
Это была Висла!
Войска Третьей гвардейской танковой армии только еще подходили к Висле, а генерал Рыбалко на своем командном пункте повесил план Большого Берлина. Изучал подступы к фашистской столице, запоминал названия улиц, площадей, парков, оценивал с военной точки зрения месторасположение тюрем и кладбищ, дорог и автострад, правительственных учреждений и промышленных предприятий.
Уже по Германии шли войска Первого Украинского, когда однажды в штабе фронта, оставшись с глазу на глаз с Рыбалко, маршал Конев сказал тихо, доверительно, словно бы по секрету (лицо Ивана Степановича было спокойным, но глаза блестели, выдавая волнение):
— Имей в виду, Павел Семенович, Берлин будем брать…
И Рыбалко, тоже «потихоньку», исподволь стал настраивать своих танкистов на мысль о том, что им обязательно придется штурмовать логово фашистского зверя.
Перед наступлением с Сандомирского плацдарма, вручая Золотые Звезды Героев трем друзьям — «танковым мушкетерам», командирам бригад, полковникам Александру Головачеву, Захару Слюсаренко, Давиду Драгунскому, сказал:
— Следующие награды желаю получить в Берлине…
На Нейсе танки Третьей гвардейской прорывали оборону вместе с пехотой. Рыбалко стоял на берегу, наблюдая, как «тридцатьчетверки» с задраенными люками, не дожидаясь наведения мостов, пошли через реку вброд, выбрасывая из выхлопных труб фонтаны воды. На одной из машин командующий разглядел задорную надпись:
«У меня заправка до самого Берлина».
Накануне получения от маршала Конева директивы, в которой говорилось о форсировании Шпрее и развитии стремительного наступления с выходом на южную окраину Берлина, сидел Рыбалко в кабинете какого-то сбежавшего эсэсовского чина. Постучавшись, вошла жена немца и, льстиво улыбаясь, положила перед генералом книгу. Это был «Атлас командира РККА». На нем был штамп библиотеки Полтавского Дома Красной Армии. Фашист украл «Атлас» и притащил в свой особняк в числе других «русских трофеев».
Павел Семенович немке сказал почему-то «данке» и открыл книгу на странице с картой Германии. Нашел сначала Берлин, черным зловещим спрутом расползшийся в центре фашистской империи, прикинул расстояние до него от Шпрее — совсем близко было, на несколько форсированных переходов! Потом со стесненным воспоминаниями сердцем долго разглядывал листы с картами Верхнего Дона, Орловской и Курской областей, Харьковщины, Киевщины, Западной Украины, Польши…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});