Шам проследил за указывающим на него указательным пальцем.
"Маккинни, блять. Я ведь всегда мечтал стать причиной вашего разрыва".
Рот Андерроуд возмущенно открылся. Она с громким стуком поставила кружку на стол.
— Ты серьезно?
— Похоже, что я шучу?
В этот раз непохоже.
Она продолжала вглядываться в его лицо, надеясь все же найти намек на скорую отходчивость. Майлз, как и Шам, не умел долго на нее злиться.
Но, видимо, не тот случай.
— Ладно, — она всплеснула руками. — Я хотела его понять. Попытаться узнать, что он чувствует, когда делает все это.
Она комично изобразила жесты Дейвила.
— Нахуя? — Майлза ее ответ не устроил.
— Потому что с тобой все было ясно — я тебя прекрасно понимала, а его — нет. И вообще-то неудивительно, Шам не хотел со мной общаться.
Он усмехнулся.
Настойчивости Андерроуд остается только позавидовать.
— А вы друзья! Я хотела проводить время с тобой, и хоть немного понимать его. Ну и злиться на меня ему стало сложнее.
"Охуительно придумала, Ди".
— Допустим, — Маккинни не сводил с нее пристального взгляда. — Сейчас это все зачем?
Она раздраженно откинула волосы на спину, дернув плечом.
— Вошло в привычку. Само получается! Что мне теперь сделать, Майлз? Что?!
Он подпер голову кулаком, перевел взгляд на Шама.
— Идиотка.
Дейвил мотнул головой, отпивая чай.
— Стратег. Мы очень плохо на нее влияем, очень плохо.
— Вот именно! И ее, — она указала ему за спину, — испортите.
Маккинни выпрямился, притягивая к себе Дайану. Уткнулся губами в ее висок с тяжелым вздохом.
— Если тебя это так раздражает, я попытаюсь себя контролировать, — пробормотала она, выводя узоры на кисти Майлза.
— Тебя уже не спасти. Этот мудак распространяет вирус на всех в радиусе ста миль. Один только я с антидотом.
Шам засмеялся, покачав головой.
— Когда-нибудь ты договоришься.
— Ой, иди на хуй, — пробурчал Маккинни и сам засмеялся.
Они закончили с завтраком и направились к внутреннему двору.
Первое занятие Искусство стихий, так что никто не торопился. Оуэнс наверняка опоздает, как обычно.
Они вышли под навес. Ветер остро намекнул на наступление холодов, и что пора теплее одеваться, выходя из замка.
Впереди мелькнул хвост знакомых волосы в компании розовых. Фоукс в одной рубашке и тонком джемпере.
"Вот идиотка".
Обняла себя руками. Плохо, да, что они от ветра не защищают?
Снял с себя теплый пиджак и, проходя мимо, накинул на ее плечи.
Подняла на него удивленный взгляд, получив в ответ недовольный.
"Нехуй ходить раздетой".
Этот поступок привлек куда больше внимания, чем поцелуй в зале.
— Ты дал ей свой пиджак? — удивленное возмущение от синего всколыхнуло раздражение.
Майлз обернулся на ходу, опередив Шама с ответом.
— А то, что он засосал ее на глазах у всей школы, тебе ни о чем не сказало?
"Маккинни, блять".
Шам все же обернулся сам.
— У тебя с этим какие-то проблемы?
Парень пожал плечами, поднимая руки.
— Никаких.
Чудно.
Потому что оправдываться он ни перед кем не собирается.
Эпилог
Она лежала рядом, подогреваемая камином с одного бока, и Шамом — с другого. В его свитере, растрепанная после недавнего секса.
Он уткнулся носом в засосы на ее шее, она, смеясь, забавно наморщила нос.
— Ша-ам, ты не даешь мне дочитать.
Не дает. Потому что сначала она слишком возбуждающе закусывала губу, вчитываясь в конспект, а теперь он просто наслаждался моментом выходного.
В учебные дни все меньше свободного времени друг на друга, и ему это не нравилось.
Загруженность по учебе, обязанности старосты, зависания в библиотеке.
От последнего удалось избавиться.
Сделал несколько кристаллов от непогоды на балконе. Теперь вместо пыльных стеллажей она сидела там, а он наблюдал. Как она, завернутая в плед, с кружкой липового чая, с непосредственным восторгом следит за хлопьями снега, падающими и не долетающими до нее. Пишет, читает, и снова задирает голову. Смеется, счастливая и довольная. Потом возвращается в гостиную, и делает счастливым его.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты не думал, где проведешь Рождество?
Феликса не оторвалась от чтения, закусила палец. Всегда так делает, когда что-то не понимает.
Забрал у нее конспект, ища, что ей тут не нравится.
Проведешь.
Он не оставит ее одну.
— В Швейцарии, — взгляд забегал по строчкам и наткнулся, по-видимому, на проблему Фоукс. — У тебя здесь ошибка. Не "цепная", а "прямая". Тогда все сойдется.
— Вот черт, — забрала тетрадь, хмурясь и вчитываясь заново. — К маме? В Швейцарию.
— Да. Ты тоже едешь.
Он предполагал возможную реакцию на тему "ты решил за меня". И да — решил.
Он хочет встретить Рождество с теми, кто ему дорог. С Феликсой и с мамой. Первое приятное Рождество за много лет.
Она закрыла тетрадь, подползая повыше, чтобы не смотреть на него снизу вверх.
— Ты серьезно? Хочешь, чтобы я поехала с тобой?
Приподнял брови, не собираясь давать очевидные ответы. А она, похоже, решила добиться слов, произнесенных вслух.
"Упрямая".
— Удивительно.
Он смотрел на нее из-под полуприкрытых глаз.
— Что?
— Что у тебя эти вопросы появились в голове. И ладно бы они там остались, но ты их озвучила.
Она фыркнула, и снова уткнулась в конспект.
— Обычные вопросы, — пробормотала, усиленно делая вид, что читает.
— Обычный вопрос это: "Когда едем?", а не та херня, что ты произнесла.
Впрочем, в ее стиле.
Он хорошо помнил, как одним ноябрьским вечером вместо жаркого секса перед сном, устроила ему трах мозга.
Почему?
Из-за гребаной Мими.
Узнала о ее насыщенной жизни с Уоррингтоном и Уайтом, устроенной с легкой и щедрой руки Шама.
И что она сделала?
Естественно, встала на защиту осужденных.
Нет, он не внял аргументам: "Это жестоко" и "Она же человек". Этот человек по недоразумению счел, что "может". Он вернул ее из сказки в реальность. Все. И нет, никаких поблажек быть не могло.
"Шам, пожалуйста. Я прошу тебя, отмени это жестокое наказание. Пожалуйста, Шам", — и гребаный янтарь давит своей надеждой победы добра.
Он нашел еще один предел.
Видеть разочарование в ее глазах оказалось почти так же тяжело, как безжизненные глаза матери.
И он сдался. Естественно, преподнеся все в свою пользу, но он-то знал правду.
В тот момент он признал, что отец был прав. В том, что касается слабости.
Феликса — его слабость.
Только папаша не знал, что она же и его сила.
Напитывает, наполняет, дарит, и — не менее важно — принимает.
Его — со всеми демонами, которые рвутся к ней.
То, что он ей дает.
Ту особую любовь. Другую.
Завязанную на ненависти. Их двоих.
И она крепче. Гораздо прочнее. Потому что она росла в них годами, она — часть них.
— Смотри, там что-то лежит.
Феликса слезла с дивана. Опустилась на колени, пригибаясь к полу и заглядывая под кресло.
"Хороший вид".
Она поднялась, смахнула пыль, рассматривая что-то. А он любовался ей.
Ему нравится, когда она надевает его одежду.
Ей идет синий цвет. Все его свитера и рубашки. Она в них охуительно сексуальна.
— Это преступление, Шам Дейвил, — она смотрела на него и на предмет в руках.
Не понял.
Отразил вопрос на лице.
Она улыбнулась, показывая его фото с матерью в разбитой рамке.
— Преступление быть настолько красивым. Откуда она? И почему валялась на полу?
— Ее прислал отец в подарок на день рождения.
Припомнил, как разнес гостиную на эмоциях. Как почувствовал поддержку Фоукс, пожалуй, впервые. И она тоже вспомнила, судя по вытянувшемуся лицу.