Читать интересную книгу Перерождение - Джастин Кронин

Нет, девочка ему никогда не снилась, в этом Санджей не сомневался, ну, или почти не сомневался. Девочка ниоткуда — за пару часов случайное выражение превратилось в имя, и теперь Приблудшую так звали все, даже Старик Чоу, — свалилась как снег на голову. Из мрака неожиданно материализовался не призрак, а человеческое дитя. «Ерунда!» — хотелось крикнуть Санджею, только с фактами не поспоришь. Санджей лихорадочно рылся в тайниках памяти, но странная девочка там не мелькала: ни в сознательной части, ни в тайной, которой управляли сны.

С раннего детства Санджей испытывал странное ощущение: в его душе будто жила еще одна душа, еще один человек с собственным именем и голосом. «Стань моим! — пел голос. — Ты принадлежишь мне, я — тебе. Вместе мы сильнее, чем по отдельности!»

Мальчишкой Санджей увидел сон о Старом мире и услышал певучий голос. По большому счету тот сон, как и другие, состоял из звуков, образов и ощущений. Итак, на кухне сидела толстуха, глотала дым и запихивала еду в разверстый рот. При этом она успевала болтать по телефону — любопытной вещице, в один конец которой слушали, в другой — говорили.

«Телефон!» — как-то догадался Санджей и понял, что это не сон, а видение о Старом мире. Певучий голос назвал свое имя: «Я Бэбкок. Я Бэбкок. Мы Бэбкок. Бэбкок. Бэбкок. Бэбкок».

В ту пору Санджей считал Бэбкока другом понарошку, частью очередной игры, которая, впрочем, никогда не заканчивалась. Бэбкок не оставлял его ни на минуту — ни в Большой комнате, ни во дворе, ни во время еды, ни ночью в кроватке. Сон с Бэбкоком мало чем отличался от тех, в которых снились обычные детские глупости: купание, игры, белки с орехами в лапках. Порой снились белки, порой — толстуха на кухне, и ни смысла, ни логики мальчик не чувствовал.

Однажды Маленькие сидели кругом в Большой комнате, и Учительница сказала: «Давайте поговорим о дружбе!» Они только что пообедали, и Санджея клонило в сон. Другие дети смеялись и дурачились, а вот Санджей всегда слушался. Учительница захлопала в ладоши и, когда воцарилась тишина, повернулась к Санджею. «Раз ты такой хороший, я подарю свое внимание именно тебе!» — говорило ее доброе лицо.

— Маленький Санджей, скажи нам, кто твои друзья?

— Бэбкок! — совершенно бездумно ответил мальчик: слово вылетело само собой.

«Я же выдал секрет!» — ужаснулся он своей ошибке. Имя таяло, растворялось в воздухе: огласка ему совсем не нравилась. Учительница нахмурилась и повторила незнакомое имя: «Бэбкок? Верно я расслышала?» Так Санджей понял: о Бэбкоке известно далеко не каждому. Это же секрет! Раз секрет, то произносить его бездумно, из желания угодить — непростительная ошибка, даже больше — осквернение тайны. Чем чаще он говорит о тайне, тем менее таинственной она становится. «Маленький Санджей, кто такой Бэбкок?» Услышав странное имя, дети даже болтать перестали. Напряженную тишину нарушил чей-то смешок, — вероятно, Демо Джексона, которого Санджей ненавидел уже тогда, — потом еще и еще. Смех весенним ручейком растекался по кругу. Да, начал все именно Демо Джексон! Санджей тоже был из Первой семьи, но обаятельный, улыбчивый Демо вел себя так, словно существовала высшая категория — Первых из Первых, лучших из лучших — и он единственный ей принадлежал.

Больше всего обидел смех младшего братишки. Раджу следовало проявить уважение — Санджей как-никак на два года старше! — и прикусить язык, а не хохотать! Радж сидел слева от Санджея и, не чувствуя возмущения брата, по-собачьи преданно взглянул на Демо, сидящего напротив: смотри, мол, смотри, я тоже смеюсь над Санджеем! Учительница снова захлопала в ладоши, а Санджей понял: если немедленно что-то не придумать, насмешкам не будет конца. И за обедом, и во дворе, едва отвернется Учительница, и в Большой комнате после отбоя подхалимы Демо станут его изводить: «Бэбкок, Бэбкок! У Санджея друг Бэбкок!», словно это не имя, а ругательство! Сориентировался он моментально. «Простите, Учительница, я имел в виду Демо. — Санджей заставил себя улыбнуться мальчику с копной темных, как у всех Джексонов, волос, белоснежными зубами и беспокойными глазами. — Демо Джексон — мой самый лучший друг!»

Странно вспоминать тот случай по прошествии стольких лет. Демо Джексон сгинул, Уиллем и Радж тоже. Половина Маленьких, сидевших тогда в кругу, умерли или погибли. Большинство стали жертвами Страшной ночи, остальные добрели до могилы иными путями. Казалось, неумолимое время поедает их одного за другим. Жизнь изменилась до неузнаваемости, а Бэбкок остался. Порой он был голосом, который звучал внутри Санджея и поддерживал в трудные минуты, порой чувством, особым отношением к жизни. Но после инцидента в Инкубаторе Санджей никогда о нем не заговаривал.

Со временем и сны, и голос, и ощущения изменились. Теперь главным Санджей считал не толстуху на кухне, хотя она периодически снилась — кстати, о снах, как он в ту ночь забрел к Майклу в Щитовую? — не Старое время, не прошлое, а будущее и свое место в новом, изменившемся мире. Санджей не сомневался: грядут большие перемены, только какие именно? Демо в кои веки оказался прав, и Джо Фишер тоже — дни Колонии сочтены, рано или поздно прожекторы погаснут. Армия уничтожена и за ними не вернется. Кое-кто еще на это уповал, но только не Санджей Патал. Нет, к Армии перемены не имели ни малейшего отношения.

Про винтовки Санджей, разумеется, знал. Хотя секретом они считались чисто условно, поделился им не Радж. На его доверие Санджей не уповал, но в очередной раз убедился: Демо Джексон брату гораздо ближе, чем он. Впрочем, Радж поделился с женой Мими, которая физически не могла хранить секрет дольше пяти минут. Конечно, она же из Рамиресов, а у них всех язык как помело! Мими проболталась Глории, а та однажды за завтраком — Санджею: сперва невзначай обмолвилась, потом выдала всю историю, предварив ее виноватым: «Вероятно, тебе не следует об этом знать, но…» Случилось это вскоре после исчезновения Демо Джексона, который выскользнул за ворота, не взяв с собой и ножа.

«Там двенадцать ящиков! — заговорщицки шептала Глория, сделав серьезное, как у примерной ученицы, лицо. — Они на станции, за стеной спрятаны. Открываешь люк, а там туннель с оружием. Винтовки новенькие, армейские, их Демо с Раджем в бункере нашли! Это важно? — спрашивала Глория. — Я правильно сделала, что тебе рассказала?» Только Санджея не проведешь: он сразу почувствовал фальшь в голосе жены, а когда заглянул ей в глаза, подозрения переросли в уверенность. Глория прекрасно понимала значимость этой новости. «Да, да, очень важно, — закивал Санджей. — Спасибо, что поделилась! Но больше никому не говори, хорошо?»

Санджей ничуть не сомневался: Мими с Глорией — не единственные хранительницы этого секрета. Тем же утром он навестил невестку и недвусмысленно велел держать язык за зубами. Но ведь шило в мешке не утаишь, и раз тайник устроили на энергостанции, то в тайну наверняка посвятили Зандера. Старик Чоу, скорее всего, тоже был в курсе: Демо вечно с ним шушукался, а вот Су, Джимми и Дана, дочь Уиллема, — вряд ли: Санджей осторожно прощупал почву и ничего подозрительного не почувствовал. Но другие, например Тео Джексон, кому успели рассказать они? Кому заговорщицки, как Глория тем утром, шепнули: «Хочу кое-чем с тобой поделиться»? Иными словами, вопрос был не в том, раскроется ли секрет, а в том, когда и при каких обстоятельствах это случится, кто с кем дружит и кто кому доверяет.

Поэтому Санджей и решил забрать Маусами из Охраны, подальше от Тео Джексона.

В дочери Санджей души не чаял, хотя даже сейчас порой мечтал о сыне, ведь тогда у него было бы все, о чем мечтают люди. Увы, Глория больше не могла иметь детей: несколько выкидышей и ложных тревог, и месячные исчезли. Она и Маусами едва выносила: то и дело начиналось кровотечение, а роды превратились в двухдневную пытку. Санджею, который все это время сидел в приемной Больницы и слушал жалобные стоны жены, казалось: человеку такое не выдержать.

Но Глория выдержала. Пруденс Джексон вынесла дочь Санджею, который сидел, закрыв лицо руками. Долгие часы ожидания и страшные крики жены лишили его способности рассуждать здраво. «Ребенок умер, Глория — тоже, я теперь один, совсем один!» — думал Санджей. Когда Пруденс вручила ему запеленатый сверток, он решил было, что держит на руках свое мертвое дитя. «Это девочка! — объявила Пруденс. — Здоровая девочка!» Но даже тогда Санджей не мог сопоставить эти слова с крошечным свертком. «Санджей, у тебя родилась дочь!» — сказала Пруденс. Убрав верхнюю пеленку, Санджей увидел нежное личико малышки, ее крошечный ротик, ежик темных волос и огромные глаза. Тут он понял, что за чувство пронзило его сердце первый и единственный раз в жизни — огромная всепоглощающая любовь.

Санджей едва ее не потерял! По горькой иронии Маусами закрутила роман с Тео Джексоном, молодой копией Демо. Маусами и Глория старательно это скрывали, только очевидное не скроешь. Санджей уже приготовился услышать, что дочь берет в мужья Тео, и, когда Глория сообщила новость, испытал невероятное облегчение. Его зятем станет Гейлин Страусс! Вообще-то он предпочел бы кого-нибудь порешительнее, вроде Холлиса Уилсона или Бена Чоу. Зато Гейлин был не Тео Джексоном, с Джексонами в родстве не состоял вообще, а Маусами любил без памяти — не заметить это мог только слепой. Санджей примирился даже с тем, что любовь Гейлина была основана на слабости и безнадежном отчаянии.