Читать интересную книгу Котовский. Книга 2. Эстафета жизни - Борис Четвериков

Вот и пришел на помощь Криворучко этот самый ВАК — Высшие академические повторные курсы, на которых пришлось Криворучко семь потов спустить и только при помощи старика Гукова преодолеть всю премудрость.

А тут случилось это кровавое злодеяние, после которого даже Криворучко, с его поистине стальными нервами, долго не мог опомниться.

Пришло назначение: занять опустевшее место Котовского, продолжить его славную деятельность, командовать корпусом.

Криворучко был в смятении:

— Они там смеются надо мной! Вахмистра Криворучко назначить командиром корпуса! Одно дело — Котовский, другое дело — я!

Опять пришел на помощь мягкий, умный, добрый Гуков:

— Беритесь, Николай Николаевич. Поможем. А кого еще было назначить? Решение правильное, разумное. Да и что делать — приказ есть приказ.

Первое, что поразило Маркова по приезде, — это невероятные перемены в облике Криворучко. То есть Марков видел, что перед ним Криворучко, знал, что это Криворучко, понимал, что это Криворучко, но это был не Криворучко, а совсем другой человек, только по старой памяти именуемый Криворучко.

Это все и высказал Марков в первые же минуты встречи, выражая ту мысль, что здорово вахмистра обломали в ВАКе.

Криворучко рассмеялся:

— Все мы подрастаем помаленьку. А вы посмотрите на наш комсостав! Чудеса, да и только.

Марков рассказал о Киеве, о себе, передал гостинцы.

— Видеть вас рад, а Ольга Петровна напрасно беспокоится. Можно бы и без подарков.

Марков пробыл в Умани несколько дней. Умань в сентябре необычайно красива. Появляется первая позолота в листве, как первая проседь на висках, как первые намеки на приближающуюся осень. Но еще в полную силу зеленеют сады. Солнце и не думает сбавлять норму тепла и блеска. На улице не встретишь ни одного мальчишки, не грызущего яблоко, ни одной даже самой крохотной девчушки, у которой не были бы перемазаны щеки ягодным соком или вареньем. И Марков пил чай с вареньем, толкуя с Николаем Николаевичем Криворучко, с комкором Криворучко о разных разностях.

— Я поставил задачей, — рассказывал Криворучко, — сохранить в корпусе весь почерк Котовского, весь его стиль. Та же дисциплина, та же дружная работа, те же занятия физкультурой, та же учеба.

Как в былое время в доме Котовских, у Криворучко всегда народ.

— Мы развернули такую работищу в военно-научном обществе — ого! Москва позавидует! — не мог не похвастаться Гуков, который, видимо, бывал у Криворучко запросто и чуть ли не каждый день.

Марков заметил, что Гуков сильно сдал. Хоть и храбрился, но видно было, как он превозмогает усталость и старается держаться молодцом. Он рассказывал забавные истории, солдатские анекдоты столетней давности:

— Понимаете… осматривает генерал казармы, в которых не позаботились даже поставить печи. Выходя, генерал мрачно говорит: «Какая бес… печность!» Ха-ха-ха!

Марков видит, что Гуков помимо всего старается развеселить и подбодрить Криворучко, которому все-таки не легко на новом месте. Еще он видит, что и Криворучко это понимает. Маркова это трогает.

«Хороший народ. Складно у них тут. Не подкачают!»

Он решил, что напишет Ольге Петровне подробное письмо, и собрался уже ехать.

— Куда вы так скоро? — всполошился Криворучко. — С вами так легко говорится о Григории Ивановиче, о наших делах…

— Никак не угадаете, куда я собираюсь, — признался Марков. Представьте, в Пензу! Хочу разыскать Савелия. Помните такого?

— Кожевникова? Как не помнить! С удовольствием бы составил вам компанию! Только отложите поездку на сутки. Сегодня вечером у меня будет подпольщик из Кишинева. Вам, наверное, интересно будет его послушать.

— Неужели из Кишинева? Тогда я останусь. Но разве можно попасть в Кишинев?

— Вообще-то, конечно, нельзя. Но я же вам говорю: подпольщик. Когда-то нельзя было попасть в Одессу, оккупированную французами. Но Котовский там жил и боролся. — Нечаянно упомянув об Одессе, оба даже вздрогнули. Да, Одесса была для Котовского местом славы, местом борьбы, она же стала местом безвременной гибели.

5

Приезжий из Кишинева внешне был ничем не примечателен. Обыкновенное лицо, спокойные, внимательные глаза. Одет тоже обыкновенно.

— Здравствуйте! Карпенко, — сказал он, входя.

— Очень приятно. Не хотите ли чайку с дороги?

Марков подумал о том, что этот Карпенко, вероятно, еще и Сидоренко, и Цуркан… и еще бог знает кто, смотря по обстоятельствам. Какое у него дело к Криворучко, Марков не любопытствовал. Рассказал Карпенко много историй, каждая из них была невероятна, фантастична, полна драматизма, дерзкой отваги, героики, и каждая была сущей правдой.

Оказывается, еще с двадцать четвертого года издавалась у нас газета на молдавском языке «Плугарул Рош», то есть «Красный пахарь». Издавала ее молдавская секция при Одесском губкоме.

— Ну и она попадает туда? — задал наивный вопрос Марков.

— А как же?

Марков подумал, что вот бы поместить в этой газете свой рассказ и подписаться полным именем… Возможно, что таким способом он мог бы дать знать о себе отцу и матери. Или послать с этим Карпенко записку?

Между тем человек, назвавшийся Карпенко, подробно рассказал о последствиях восстания в Татарбунарах. Был шумный «процесс пятисот». На процессе присутствовал Анри Барбюс и написал о нем книгу «Палачи».

— Такую книгу, — добавил Карпенко, — что кровь стынет. Кажется, сообщалось в советской печати о Ромен Роллане? Он тоже выступил в защиту татарбунарцев…

Марков внимательно рассматривал подпольщика. Необыкновенные люди! Сидит, пьет чай, рассказывает, голос ровный, слова простые. Никакой позы, никаких патетических возгласов, никакой рисовки… Марков раздумывал, мог бы он быть подпольщиком? Тогда бы и он сумел пробраться в Кишинев…

— Что говорить, — продолжал Карпенко, — борьба обходится не дешево, гибнут лучшие люди. Но и мы спуску не даем. Когда сигуранца подлейшим образом убила нескольких большевиков, мы приговорили к смертной казни главного их начальника, выследили, когда проходила его машина, не пожалели на него две лимонки собственного изготовления. Сами понимаете, что от него осталось, хоронить было нечего. Они знают, что ничего безнаказанным не пройдет, хвосты-то поджимают. Помню, когда они замучили Маркова, так железнодорожники шесть эшелонов пустили под откос. Пять с военным снаряжением, а один с солдатами.

— Как вы сказали? — переспросил Марков, бледнея. — Кого замучили?

— Маркова, Петра Васильевича. Дельный был, я его лично знал.

— Маркова… Петра Васильевича…

Сказал, и голос у него сорвался.

— Как же… Мы об этом еще листовку выпускали. А что, вы его знали?

— Это мой отец, — беззвучно пролепетал Марков.

Криворучко слушал, смотрел. Он еще не отдавал себе отчета, что произошло. Мишу Маркова он знал с давних пор. Но Мишиного отца Котовский отпустил на родину, когда Криворучко еще не было в отряде Котовского. Он слышал, что у Маркова в Кишиневе семья. У многих, находившихся в бригаде, семьи были в Молдавии. Когда Карпенко назвал имя, отчество и фамилию жертвы сигуранцы, Криворучко вначале не связал это с Мишей. Мало ли Марковых на свете! О Мише Криворучко знал, что он питомец, почти что сын Котовского, так же как Костя Гарбарь, так же как Шурка… у Котовского немало было таких прибившихся к бригаде мальчуганов без роду, без племени…

Теперь Криворучко понял, какое горестное известие привез этот спокойный, тихий человек. И Криворучко сам не знал, что было бы лучше: не удерживать Маркова, пусть бы уезжал, и до поры до времени оставался в полной неизвестности, или, наоборот, хорошо, что Марков все узнал. Нет, пожалуй, лучше, что он остался: знать всегда лучше, чем не знать.

Карпенко был обескуражен таким оборотом дела.

— Вон оно какое дело… — бормотал он. — Не знал, не знал. Так это точно? Вы не ошибаетесь? Ваш отец работал на железной дороге?

— Мы жили в железнодорожном городке. Гончарная улица…

— Как же, как же! — оживился Карпенко. — Крыльцо с двумя ступеньками… деревянный дом… Стало быть, Марина матерью вам приходится? Померла и она…

Карпенко рассказал, какие знал, подробности. Знал он немного. Мог только сообщить, что Марина умерла в больнице, Татьянка куда-то исчезла, не то скрывается где-нибудь у родственников, не то совсем уехала из Молдавии.

— А насчет шести эшелонов, товарищ Марков, я рассказал сущую правду, — добавил Карпенко. — Мы беспощадные мстители, мы знаем, что каждого из нас может постигнуть горькая участь, но никогда не отступим и будем бороться, пока не восторжествует правда.

— Что ж, Миша, — подошел к Маркову Криворучко, — все-таки лучше знать, чем не знать. По-моему, так.

— Да, — произнес Марков каким-то не своим голосом, — знать… И еще понимать, что от этих изуверов не жди хорошего…