А.
324
Е. Н. ЧИРИКОВУ
До 10 [23] июля 1905, Куоккала.
Дорогой мой
Евгений Николаевич!
Затеваем газету в Петербурге и очень рассчитываем на тебя. Будь добр — не отказывайся. Компания: Рожков, Румянцев, Богданов, Степанов, Базаров, Иорданский, Луначарский и т. д. Затем: Гусев, Леонид, Куприн, я, ты и т. д. Дело на мази, с половины августа будем печатать.
Затевается юмористический журнал «Жупел» — художники: Бакст, Щербов, Билибин, Гржебин, Браз и т. д. Леонид, ты, я, Гусев, Скиталец, Яблоновский из «Сына отечества». В литературный отдел никто не вмешивается, конечно.
Нужно бы видеть тебя, поговорить и прочее, познакомиться с художниками и т. д.
Напиши: кому, на каких условиях и в каком количестве ты продал «Танино счастье»? Нам хочется издать этот рассказ в серии народных книг, которая осенью выходит, и я очень прошу тебя — ответь скорее.
Недавно один мой знакомый, только что вернувшийся из Америки, говорил мне, что Орленев делает хорошие дела с «Евреями» и даже снял театр на весь сезон. Слух этот подтвердил мне Асаф Тихомиров: Орленев зовет его в Америку на 4 ½ тысячи долларов. Ловко?,
Буде ты захотел бы приехать, сообщи — места много, никого не стеснишь, и тебе никто мешать не будет. Здесь Скиталец, Андреев, Елпат[ьевский], Куприн. Сей, впрочем, на-днях едет на Кавказ, ему охота поступить командиром на «Потемкина». Ну, до свидания! Кланяйся В[алентине] Е[горовне].
Жму руку.
А. Пеш[ков]
Мой друг —
сейчас узнал, что собрание художников и литераторов будет у меня 10-го июля.
Приедут: Билибин, Щербов, Бенуа, Сомов и друг.; финны — Галлен, Ернефельт, Эдельфельт и т. д. Не можешь ли приехать? Прошу.
325
Е. П. ПЕШКОВОЙ
Около 11 [24] июля 1905, Куоккала.
… очень крупные и не весьма интересные. То же, что крупно и интересно, для письма, как всегда, неудобно.
Вот наш царь поехал встречу Вильгельму в Гельсингфорс, — дело идет о призвании варяга для внедрения порядка в нашей стране. Но варяг — не глуп, он, вероятно, спросит за хлопоты много, и цари едва ли сойдутся в цене по делу о продаже народной свободы.
Испакостились, испортились все до того, что даже Меньшиков это заметил.
Жму руку.
А. П.
«Песни Свободы» я послал по старому адресу, штук 10, кажется.
Ты имеешь издания «Молота» и «Буревестника»? Купи и почитай — славные всё книжки.
А.
326
A. M. РЕМИЗОВУ
22 июля [4 августа] 1905, Петербург.
Г[осподину] А. Ремизову.
Ответить на вопрос Ваш — не могу, пока. Нужно знать книгу, чтобы издавать ее.
Пока что — Ваш «Пруд» — как Ваш почерк — нечто искусственное, вычурное и манерное.
Порою — прямо противно читать, — так это грубо, нездорово, уродливо и — намеренно уродливо, вот что хуже всего.
А Вы, видимо, талантливый человек, и, право, жаль, что входите в литературу, точно в цирк — с фокусами, а не как на трибуну — с упреком, местью.
Ведь обработай Вы Ваш великолепный материал в эпически спокойном тоне — все бы люди вздрогнули от ужаса, стыда и негодования.
Но Вы предпочитаете баловаться, как гимназист, который бьет мух библией.
Извините за непрошенный и дерзкий — м. б. — отзыв, но красоту я люблю и силу люблю, — мне обидно, когда: человек со вкусом делает бураки из бересты и фольги, будучи способен создать крупное и важное.
Всего доброго!
А. Пешков
327
Е. П. ПЕШКОВОЙ
27 июля [9 августа] 1905, Куоккала.
О событиях в Нижнем получил письмо от Елены и Хиддекеля. Страшновато… Но то ли еще должно быть!
Здесь на Путиловском форменный голод, голод — индийский. Ребятишки умирают десятками. Женщины иссохли от слез, но — рабочие, несмотря на все это, — держатся крепко. И если стачка продлится еще неделю — они выиграют. 30-го устраиваю концерт в Териоках, думаю, это даст тысячи 2½ — каплю в море.
В рабочей массе растет возбуждение. Поп хлопочет об организации союза рабочих и крестьян, — по слухам, это что-то явно нелепое и, вероятно, нежизнеспособное, как все союзы рабочих, возникающие за последнее время. Союз Архангельского — провалился, организатора именуют провокатором. Освобожденцы — без успеха. В чести — крайние и прежде всего — седые.
На 30-е ждем манифеста о представительстве и амнистии.
Пока — до свидания. Некогда, как всегда.
Кланяюсь ребятам.
А.
328
М. Г. СИВАЧЕВУ
Вторая половина июля [начало августа] 1905, Куоккала.
Мне очень приятно сказать Вам, что последний Ваш рассказ намного лучше — проще, яснее, — чем первые, хотя и в нем есть преувеличения, ходульность, фальшь.
Люди — пестры, нет только черных сплошь и нет сплошь белых. Хорошее и дурное спутано в них — это надо знать и помнить.
А если Вы непременно хотите написать идеально хорошего человека — его надо так хорошо выдумать, чтобы в нем читатель чувствовал и плоть и кровь и верил бы Вам — есть такой человек!
Но, чтобы хорошо выдумывать — нужно много знать, видеть, чувствовать, нужно уметь из маленьких кусочков реального создать большое идеальное так, чтоб никто не заметил, что и где Вами спаяно, склепано и оклеено.
И нужно верить в людей, в то, что они растут, становятся все лучше.
Храните мои письма, со временем, когда Вы вырастете, — во что я верю, — Вы, может быть, хорошо посмеетесь над ними.
А теперь вот что:
прилагаемое письмо Вы отнесете по адресу, постарайтесь увидеть доктора лично, добейтесь от него определенного ответа, — попросите его ответить мне на письмо — это будет лучше — и приезжайте ко мне.
Вам необходимо вылечиться, и это нужно устроить.
Пока до свидания.
А. Пешков
329
Е. П. ПЕШКОВОЙ
Конец июля [начало августа] 1905, Куоккала.
Крайне жалки те оптимисты, сиречь идиоты, которые решаются унизить себя, вступая в борьбу за эту Думу, куда будут усилиями администрации слиты все помои, сброшены все объедки и огарки русской земли. Неужели они, эти мудрецы, не видят, что им туда, во-первых, не попасть, а во-вторых, — там нечего делать?
Вероятно, кончится этот поход в Думу тем, что у избирательных урн черная сотня будет дуть «интеллигенцию» по морде. Милюков — очень умный человек, а все очень умные