Читать интересную книгу Семья Тибо. Том 2 - Роже Мартен дю Гар

«Счастье, что я один сунул сюда свой нос, — тотчас же сказал себе Мейнестрель — подумать только, что я чуть было не позвал на помощь Жака или Ричардли!»

Он стоял, склонившись над кроватью, на которой, за неимением другого места, разложил документы — мелкими, наспех подобранными пачками. Он взял заметки, отложенные направо и относившиеся в основном к событиям начала июля, сунул в конверт и запечатал его, предварительно пометив: «№ 1».

Потом пододвинул стул и уселся.

«А теперь просмотрим-ка еще раз вот это, — решил он, потянув к себе заметки, сложенные слева. — Это все миссия нашего друга Штольбаха… В этом пакете австрийские военные планы: стратегия, технические детали. Не моя область. Положим в конверт номер два… Так… Но меня интересует остальное… Заметки датированы. Таким образом, легко восстановить последовательность, в которой велись собеседования… Цель его миссии? В общем: ускорить германскую мобилизацию… Вот первые листки… Приезд в Берлин, встреча с Мольтке… И так далее… Полковник настаивает, чтобы германский генеральный штаб ускорил подготовку к войне… Но ему отвечают: «Невозможно, канцлер против, а его поддерживает кайзер!» Вот как! Что же означает эта оппозиция со стороны Бетмана?.. Он заявляет: «Слишком рано!» Каковы же его доводы? Во-первых, причины внутриполитического порядка: он мечет громы и молнии против народных демонстраций, нападок со стороны «Форвертс» и так далее… Ага! В сущности, он очень встревожен энергичным противодействием социал-демократии!.. Во-вторых, причины внешнеполитические: прежде всего надо обеспечить Германии одобрение нейтральных стран, в первую голову — Англии… Затем подождать, пока угроза со стороны России усилится: ибо в тот день, когда пред лицом имперского правительства будет стоять «откровенно агрессивная Россия», оно сможет убедить и германских социалистов, и Европу, что для Германии речь идет о «законной защите», что она против воли вынуждена объявить мобилизацию из «простой предосторожности»… Ну конечно! Неумолимая логика!.. Какую же тактику применяют Штольбах и германские генералы, чтобы принудить милейшего Бетмана согласиться?.. Из всех этих заметок ясно становится, как зародилась их комбинация… Надо, значит, без промедления вынудить Россию к какой-нибудь акции, которую можно было бы рассматривать как враждебную. «Например, заставить ее объявить мобилизацию», — подсказывает Штольбах 25-го вечером. На что ему отвечают: «Правильно. Но для этого есть лишь одно хорошее средство, единственное, и оно зависит от Австрии: австрийская мобилизация…» Они не такие дураки, какими кажутся, эти генералы! Они очень хорошо поняли, что если бы Франц-Иосиф объявил мобилизацию всей своей армии (а это, отмечает Штольбах, «явилось бы угрозой не только по адресу маленькой Сербии, но и по адресу великой России»), царь неизбежно вынужден был бы ответить всеобщей мобилизацией. А перед лицом такого факта, как всеобщая русская мобилизация, кайзер уже не смог бы уклониться от приказа о мобилизации и со своей стороны. И канцлеру нечего было бы возразить, ибо германская мобилизация, как прямое следствие угрозы русского нашествия, может быть оправдана перед всеми — и за рубежом и внутри страны, перед европейским общественным мнением и перед общественным мнением Германии, уже и без того сильно возбужденным против России; она может быть оправдана даже перед социал-демократами… И это очень верно. Зюдекум{94} с присными на всех съездах уши нам прожужжали своей «русской опасностью»! И даже Бебель! Уже в девятисотом он заявлял, что перед лицом угрозы со стороны России он сам возьмется за ружье… В данном случае социалисты оказались бы пойманными на слове. Пойманными в ловушку! Ловушку, ими же самими, себе расставленную! Для них будет невозможно — невозможно как для социал-демократов — отказаться от сотрудничества со своим правительством, когда оно намеревается защищать германский пролетариат от казацкого империализма… Прекрасно разыграно! Значит, вскоре надо ожидать всеобщей мобилизации в Австрии… Так вот почему уже через день после своего приезда в Берлин наш друг Штольбах шлет оттуда одну за другой депеши Гетцендорфу, настаивая, чтобы Австрия взяла решительный курс на всеобщую мобилизацию… Браво! Макиавеллевская западня, которую Берлин расставляет России через посредство Австрии! А в это время кайзер и его канцлер безмятежно курят сигары, даже не подозревая о том, какую с ними сыграли штуку!»

Привычным жестом Мейнестрель сжал большим и указательным пальцами виски, затем пальцы его быстро скользнули вдоль щек до заостренного кончика бороды.

«Отлично, отлично!.. Прямо туда и катятся! Да на всех нарах!»

Он поспешно собрал разбросанные по одеялу заметки, спрятал их в третий конверт и повторил вполголоса:

— Какое счастье, что только я один сунул сюда свой нос!

Он откинулся на спинку стула, скрестил руки и несколько мгновений сидел неподвижно.

Очевидно было, что документы эти представляют собой «новый факт» неизмеримой важности. Германские социал-демократы, за очень немногими исключениями, даже не подозревали о сговоре между Веной и Берлином. Самые отчаянные хулители кайзеровского режима отвергали мысль, что он настолько глуп, чтобы рисковать европейским миром и судьбами Империи ради защиты австрийского престижа; поэтому они принимали на веру официальные утверждения: они верили, что Вильгельмштрассе была захвачена врасплох австрийским ультиматумом, что ей не были заранее известны ни его точное содержание, ни даже его агрессивный характер и что Германия самым искренним образом пытается сыграть роль посредника между Австрией и ее противниками. Наиболее проницательные, правда, чуяли возможность сговора между генеральными штабами Вены и Берлина. (Гаазе, германский делегат на Брюссельской конференции, с которым Мейнестрель виделся утром, рассказал ему, что в воскресенье он сделал демарш перед правительством и торжественно напомнил от имени партии, что германо-австрийский союз — это союз строго оборонительный; он не скрывал, что у него вызвал некоторое беспокойство услышанный им ответ: «А что, если Россия первая допустит враждебное выступление против нашей союзницы?» И все-таки даже Гаазе был далек от предположения, что всеобщей мобилизации в Австрии суждено стать хорошо насаженной приманкой, которую германская военная партия намеревалась бросить России!) Неопровержимое доказательство сообщничества, которое представили заметки Штольбаха, могло бы стать, если бы оно попало в руки вождей социал-демократии, страшным оружием в их борьбе против войны. И тогда все яростные нападки, которые до того времени направлялись по адресу венского правительства, обрушатся на голову правительства их собственной страны.

«Это снаряд такой взрывчатой силы, — говорил себе Мейнестрель, — что, черт возьми, если его хорошо использовать, эффект может превзойти все ожидания… Да, можно предположить все, что угодно, — даже, в конце концов, срыв войны!»

В течение нескольких секунд он представлял себе кайзера и канцлера перед лицом угрозы, что это доказательство будет представлено всему свету, — или же под огнем поднятой в прессе кампании, которая могла бы восстановить против германского правительства не только немецкий народ, но и общественное мнение всего мира, — он вообразил их себе стоящими перед дилеммой: либо отдать приказ об аресте всех социалистических вождей и тем самым открыто объявить войну всему германскому пролетариату, всему европейскому Интернационалу (преположение почти невероятное), либо капитулировать перед угрозой со стороны социалистов и поспешно дать задний ход, отказав Австрии в поддержке, обещанной Гойошу. Что же произошло бы тогда? А то, что, лишенная возможности опереться на Германию, Австрия скорее всего не посмела бы упорствовать в своих воинственных планах и ей пришлось бы удовлетвориться дипломатическим торгом… Таким образом, все расчеты капиталистов на большую войну оказались бы опрокинутыми.

— Это надо хорошенько обдумать! — прошептал он.

Он встал, прошелся по комнате, выпил стакан воды и снова уселся перед разложенными на кровати бумагами.

«А сейчас, Пилот, смотри, берегись сделать тактическую ошибку!.. Два выхода: дать бомбе взорваться или спрятать, сохранив для более позднего времени… Гипотеза первая: я передаю эти бумажки кому-нибудь — Либкнехту, например; разражается скандал. Тогда имеются две возможности: скандал не предотвращает войны или же предотвращает ее. Предположим, что он ее не предотвратит, — а это весьма возможно, — что мы выиграем? Разумеется, пролетариат пойдет воевать в полной уверенности, что он обманут… Хорошая пропаганда гражданской войны… Да, но ведь ветер дует в обратную сторону: всюду уже господствует «военный дух». Даже здесь, в Брюсселе, это просто поражает… Вопрос еще, захотят ли соцдемовские вожаки, чтобы бомба взорвалась? Не уверен… Все же допустим, что они опубликуют документы в «Форвертс»… Газета будет конфискована; правительство станет все нагло отрицать; общественное мнение в Германии настроено сейчас таким образом, что правительственные опровержения будут иметь в его глазах больше веса, чем наши обвинения… Предположим теперь, что, вопреки всякому вероятию, Либкнехт, играя на народном негодовании и возмущении всего мира, заставит кайзера отступить и тем самым сумеет предотвратить войну. Разумеется, мощь Интернационала и революционное сознание масс усилятся… Да, но… Но предотвратить войну?.. Упустить наш лучший козырь!..»