P.P.S.
Дорогой Николай Николаевич!
Может быть, от меня от самого требуется какое-либо письмо в «Огонек»? Я ведь там не имел ни с кем совершенно никакого разговора. Заходил однажды в редакцию, собирался поговорить с М. Алексеевым, но его тогда не оказалось там. Так и ни с чем и уехал.
Так Вы напомните, пожалуйста, Николай Николаевич, М. Алексееву о моих стихах. Времени, по-моему, прошло уже вполне достаточно, — можно уже, кажется, им и принять какое-то решение.
Еще раз от души всего Вам наилучшего!
Снегопад, глушь, ни одной мысли в голове.
Н. Рубцов
Простите, приходится продолжить. Мне кажется, что Вы отнесли тогда в «Огонек» в числе других стихов и стихотворение «Родная деревня». На тот случай, если его примут к публикации, я посылаю его новый, последний вариант.
* * * * *
Добрый день, Николай Николаевич!
Письмо Ваше получил. Очень обрадовался ему, тем более что никто уж мне сюда не пишет. Кто летом еще и посылал весточку, тот теперь уж думает, что меня здесь нет.
Погода у нас вовсе осенняя. Недолго, помянуть Тютчева, весь день стоял как бы хрустальный, и лучезарны были вечера. Дожди, холода, скоро, наверно, перестанут ходить пароходы.
Да, Николай Николаевич, я получил от Вас и «Юность», и «Октябрь». Большое спасибо Вам и за это, и за то.
Фотокарточку для «Огонька» я посылаю с этим письмом. А что рассказывать, как Вы выразились, о моем жизненном пути? Я уж плохо все помню. Родился в Архангельской области, в поселке Емецк (это я знаю по своим документам), но все детство прошло в этом вот селе Никольском, в Вологодской области, в детском доме. После учился в двух техникумах, в лесотехническом и в горном (вообще, после детдома мне довелось много «попутешествовать»), год работал кочегаром в Архангельском траловом флоте (зимой этот флот базируется в Мурманске), работал на военном испытательном полигоне в Ленинграде некоторое время, потом пошел служить на военный флот, опять на северные моря. Служил матросом 4 года, с 1955–1959 г. Потом два года работал на Кировском (бывшем Путиловском) заводе в Ленинграде — слесарем, шихтовщиком и еще кое-кем. А уж после поступил в Литинститут. Больше двух лет жизни на одном месте не выдерживал, все годы тянуло в родные края. Исключение — служба на Северном флоте. Там уж все по-особому. Вот так вкратце об этом пути. Да, родился в семье значительного партийного работника. Его даже врагом народа объявляли, потом освободили, и статья о его реабилитации была напечатана, кажется, в 1939 г. в архангельской областной газете. Больше всего времени он работал вообще-то в Вологде. Свою мать не помню почти, ничего о ней не знаю. Надо будет о ней когда-нибудь мне порасспрашивать брата. Николай Николаевич, а зачем все эти сведения нужны во «врезне»? Ну, конечно, Вы-то должны иметь обо всем этом более полное представление, поэтому я все это и написал.
Не понимаю, что значат Ваши слова: «Я подал заявление о вашем восстановлении…» Разве меня исключили из института? Если так, то это для меня новость, мне никто об этом не сообщал. Предлагали только перейти на заочное. А если меня исключили, так Вы не беспокойтесь обо мне. Бог с ним! Уеду куда-нибудь на Дальний Восток или на Кавказ. Буду там, на Кавказе например, карабкаться по горным кручам. Плохо, что ли? Пока могу карабкаться по скалам, до тех пор и живой и полон сил, а это главное.
Вы просите меня рассказать о какой-то «истории»? Не знаю, какую такую историю Вы имеете в виду, поэтому пока ничего рассказывать не буду. Вы уж извините, Николай Николаевич.
А что, Рябинин[13] опять дал на обсуждение стихи в прежнем «стиле»? По-моему, с ним семинару Вашему надо бы расстаться за одно описание, как он обнюхивал какой-то самолет. До сих пор не могу забыть эту диковину. Человек, несущий хотя бы немного поэзии, отличается особой живостью и переменчивостью настроений, у такого человека всегда ярко выражены симпатии и антипатии, в отличие от большинства, — и, глядя на Рябинина, не скажешь, что в нем есть поэзия.
Ну вот, Николай Николаевич, у меня пока все. Здешних стихов у меня уже больше пятидесяти — это, в основном, июльские и августовские, в сентябре почти ничего не написал. Ну, в общем, рукопись еще одной книжки есть. Куда бы ее только сдать?
Вот кое-что из последних стихов[14]:
Венера
Где осенняя стужа кругомВот уж первым ледком прозвенела,Там любовно над бедным прудомДрагоценная блещет Венера!
Жил однажды прекрасный поэт,Да столкнулся с ее красотою, —И душа, излучавшая свет,Долго билась с прекрасной звездою.
Но Венеры играющий светЗасиял при своем приближеньеТак, что бросился в воду поэтИ уплыл за ее отраженьем…
Старый пруд забывает с трудом,Как боролись прекрасные силы…Но Венера над бедным прудомДоведет и меня до могилы!
Ну, так что же! Не все под звездойПогибают — один или двое!Всех, звезда, испытай красотой,Чтоб узнали, что это такое!..
* * *
Уединившись за оконцем,Я с головой ушел в труды!В окно закатывалось солнце,И влагой веяли пруды.
И вдруг являлся образ предкаС холмов, забывших свой предел,Где он с торжественностью редкойВ колокола, крестясь, гремел!
Как жизнь полна! Иду в рубашке,А ветер дышит все живей,Журчит вода, цветут ромашки,На них ложится тень ветвей.
И так счастливо реют годы,Как будто лебеди вдалиНа наши пастбища и водыЛетят со всех сторон земли!
И снова в чистое оконцеПокоить скромные трудыКо мне закатывалось солнце,И влагой веяли пруды…
Ну, так до свиданья, Николай Николаевич! Всего Вам наилучшего. Привет Вашей семье.
С любовью
Н. Рубцов. 23/IX 64 г. * * * * *
Здравствуйте, Николай Николаевич!
Ваше письмо я получил, за что очень благодарен Вам.
В деревне мне уже стало скучновато. Это потому, что опять в лесу нет рыжиков. Позор какой! Уже несколько лет подряд нету их! А может быть, и вырастут еще. Тогда мне будет весело.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});