выносливости, и они свыкаются с господством старших мужчин;
7) тщательно разработаны способы выражения молодечества, свирепости и сексуальности;
8) ритуальное празднование плодородия сосредоточено не на женской, а на мужской
репродуктивной способности;
9) экономическая деятельность мужчин и результаты труда мужчин ценятся выше, чем труд
женщин9.
Стало быть, одна из главных «причин» мужского насилия заключается в тендерном
неравенстве. Все вместе эти исследования помогают сформулировать некоторые цели для
политики снижения гендеризованности насилия в обществе. Во-первых, ясно, что чем меньше
будет разделения между женщинами и мужчинами, тем менее гёндеризованным будет
насилие. Это означает, что чем больше мы будем видеть «женоподобных» мужчин —
готовящих еду, заботящихся о детях, не стесняющихся страха — и «мужеподобных» женщин
— решительных, рациональных, компетентных в общественных делах, тем реже агрессия
будет находить себе выход в гендеризован-ном насилии10.
Насилие мужчин над женщинами происходит из-за того, что, по мнению мужчин, женщины
покушаются на обладание тем, что мужчинам принадлежит по праву; подобным же образом
оправдывается и насилие мужчин над другими мужчинами. Я полагаю, что существует
криволинейная зависимость между насилием мужчин над мужчинами, насилием мужчин над
женщинами и незыблемостью патриархатной власти. Если так, то
378
в поисках мирных обществ нам необходимо обратить внимание на те культуры, где
патриархатная власть либо не оспаривается, либо ее нет вовсе. Минимум гендеризованного
насилия между мужчинами мы найдем там, где патриархат остается в неприкосновенности и
не подвергается сомнению или его просто нет, хотя бы некоторое время.
Тендер преступления
Все же, если мы хотим понять, как связаны между собой мужественность и насилие, нам
потребуются некоторые уточнения. Прежде всего нам следует дифференцировать категории
мужчин, поскольку уровень насилия распределяется не одинаково, а варьирует в зависимости
от класса, расы, возраста, региона, национальности и сексуальной ориентации. Далее, мы
должны исследовать исторические изменения этой связи и сравнить современного жителя
Соединенных Штатов с жителями других индустриальных стран.
Когда мы это сделаем, перед нами откроется удивительная картина. Попросту говоря,
молодые американцы совершают насилие чаще, чем все остальные категории людей в про-
мышленно развитом мире. Уровень убийств в США в 5—20 раз выше, чем в других
промышленных демократиях, и мы сажаем в тюрьму мужчин в 5—20 раз чаще, чем в любой
другой стране мира, исключая Россию. (Некоторые говорят, что в США много заключенных
из-за высокого уровня преступности; другие же доказывают обратное: преступность высока
из-за того, что огромное количество людей сидит в тюрьмах. Думаю, оба утверждения отчасти
верны, но здравомыслящий человек навряд ли поверит в такую прямую связь между
заключением в тюрьму и преступлением.) Тюрьмы не только предотвращают совершение
преступлений; в тюрьмах преступники обучаются, как совершить преступление. В 1992 г.
среди юношей в возрасте от 15 до 24 лет показатель убийств достиг 37,2 на 100000 чел. —
приблизительно в 10 раз больше, чем в занимающей второе место среди промышленных стран
Италии, и в 60 раз больше, чем в Великобритании".
Ситуация продолжает ухудшаться. С 1985 по 1994 г. число убийств, совершенных 14—17-
летними американцами, более чем утроилось, как и количество мужчин этой возрастной
группы, заключенных в тюрьму. В 1971 г. население американских тюрем составляло
приблизительно 200 тыс. чел. Менее
379
чем через тридцать лет более 1,2 млн осужденных отсиживали свои сроки в 1,5 тыс.
федеральных тюрем и тюрем штатов; еще полмиллиона человек сидели в 3 тыс. окружных и
городских тюрем. Это составляет 645 человек на каждые 100 тыс. американцев. Каждый день
один из трех афроамерикан-цев в возрасте 20—30 лет отбывает заключение в тюрьме,
осужден условно или получил испытательный срок. В 1996 г. шесть штатов, включая
Калифорнию, тратили больше денег на содержание тюрем, чем на государственные колледжи
и университеты13.
По данным дорожно-патрульной службы Калифорнии, девять из десяти арестованных за
вождение в нетрезвом виде — мужчины; 84% осужденных за ДТП со смертельным исходом
по вине пьяного водителя — мужчины; 86% поджогов совершают мужчины. Классический
портрет поджигателя носит исключительно тендерный характер. «Ищите пассивного,
неженатого мужчину в возрасте от 18 до 30 лет, который не в состоянии противостоять
другим, — утверждает Алан Хедберг, калифорнийский психолог, исследующий поджигате-
лей. — Крупный лесной пожар, огромные пожарные машины и столпотворение — вот что
нужно неуравновешенному, кем-то обиженному молодому человеку, чтобы утвердить
собственную мужественность»13.
Статистические данные показывают и обратную сторону полицейской отчетности. Менее 5%
задержанных в результате погони на высоких скоростях оказались теми, кто был в розыске за
совершение насильственных преступлений, а в основном погони велись за подозреваемыми в
нарушении правил дорожного движения, и каждая пятая погоня заканчивалась серьезными
травмами или смертью, чаще всего непричастных людей. Почему? Потому что в погоню
почти всегда пускаются молодые офицеры. В одном из исследований в южной Флориде
офицеры полиции называли «победу в гонке» одной из целей преследования14.
Криминолог Марвин Вольфганг указывает, что число насил ьственных преступлений
возрастает каждый раз, когдадоля молодых людей в возрасте 15—24 лет в населении
становится необычайно высокой. Психиатр Джеймс Гиллиган отмечает, что только две
врожденные биологические переменные позволяют предсказывать насилие — юношеский
возраст и мужской пол. Эта взаимосвязь видна на рисунке, где представлены данные по
Великобритании середины XIX в. С тех пор ситуация не слишком изменилась.
380
800
10 20 30 40 50 60 70 Возраст
Рис. ИЛ. Преступники в категориях возраста и тендера, Англия и Уэльс, 1842-1844.
Источник: Nelson F.G.P. Contributions to Vital Statistics. 3d ed. London, 1857. P. 303—304; график
представлен в: Hirschi Т., Gottfredson M. Age and the Explanation of Crime // American Journal of Sociology.
1983. Vol. 89. P. 556.
Взятые по отдельности, тендер и возраст наиболее точно предсказывают уровень насилия.
Мужчины намного сильнее женщин, и вероятность насилия со стороны того или другого
тендера снижается по мере старения человека. Возьмем, к примеру, данные исследования
старшеклассников в 1994 г. Почти каждый пятый юноша сообщил, что ему приходилось бить
других настолько сильно, что те нуждались в перевязке или в помощи врача. В таком уровне
насилия призналась лишь каждая двадцатая девушка.
Вместе с тем мы не должны делать вывод, что если мужчины гораздо чаще совершают
насилие и преступления, то женщины никогда этого не делают. Есть любопытные данные о
преступности среди женщин. Конечно же, они их совершают. Но виды
381
преступлений и причины, по которым они совершаются, иногда очень сильно отличаются. В
середине 1970-х гг. два социолога, Фрида Адлер и Рита Саймон, обратили внимание на значи-
тельный рост женской преступности. Обе они обвинили в этом феминизм. «Чему удивляться,
— писала Ф.Адлер, — ведь как только женщины получили равные возможности с
мужчинами, они стали бороться за статус, как за уголовный, так и за гражданский, используя
установленные мужчинами иерархические каналы». Саймон рисовала несколько более
сложную картину, утверждая, что феминизм на самом деле привел к снижению числа
насильственных преступлений, совершаемых женщинами, поскольку женщины стали меньше
подвергаться прямому контролю со стороны мужчин, и одновременно к росту числа
корыстных преступлений15.
Хотя оба эти объяснения могут быть полезны тем политикам, кто хотел бы вернуть женщин
на их «естественное» место в доме, они не выдерживают эмпирической проверки. Прежде
всего наиболее интересно то, что на протяжении длительного исторического периода женская
преступность фактически снизилась по сравнению с XVIII в. Материалы судов показывают
устойчивое снижение арестов и судебных преследований женщин начиная с XVIII столетия,
что частично вызвано изменением в определении женственности и «культом домашней
жизни», превратившим женщин в домашних ангелов:
«К концу XIX в. сложилось четкое отделение дома от работы, строгое разделение труда по