Она отнесла к себе возмущенную жалобу Антигоны: «Я создана для любви, а не для ненависти…», – и это позволило ей ощутить себя такой, какая она есть: Марианна в бессильном гневе, Марианна страдающая, готовая к стычкам и безумствам, как она недавно утешалась воспоминаниями о своем доме и кузине.
С нею произошло уже столько всего, она пережила уже столько различных превратностей судьбы, что теперешнее положение было после всего не хуже некоторых других из ее прошлой жизни. Даже ее беременность от ненавистного человека потеряла свое значение. Она стала второстепенной проблемой. Под ее возмущением рождалось философское равнодушие.
«Мне только не хватает стать предводительницей бандитов, – подумала она, – но с таким Теодоросом до этого, может быть, не так уж далеко!»
И затем, разве самое главное не заключалось в том, чтобы попасть наконец в этот проклятый Константинополь? Конечно, у нее не было больше ни паспорта, ни рекомендательных писем, ничего, что могло бы подтвердить ее полномочия, но она чувствовала в состоянии заставить признать себя хотя бы посла, и затем внутренний голос, более сильный, чем любые доводы и вся логика мира, нашептывал ей, что любой ценой необходимо добраться до османской столицы, даже на рыбачьей лодке, даже вплавь! А Марианна всегда питала большое доверие к своему внутреннему голосу.
Глава V
Остров остановившегося времени
Лодка Йоргоса отчалила, скользнула по черной воде в тени рифа, и волны подхватили ее. Стоявшая у входа в небольшой грот, служивший тайным причалом, белая фигура Мелины Кориатис стала удаляться. Ее прощальный жест потонул во мраке и одновременно исчез и вход в пещеру.
Марианна со вздохом съежилась под большим черным плащом, который дала ей хозяйка, по возможности защищаясь от летящих брызг за приделанными на скорую руку к бортам кусками сурового полотна, предохраняющими от воды груз: в данном случае несколько глиняных кувшинов с вином.
Лодка рыбака была скафо – ладья, одна из тех странных греческих лодок, наскоро сколоченных, которые не привлекали бы внимание на Средиземноморье, если бы не пестрота их парусов. Низкая осадка в воде корпуса полностью компенсировалась полотняным заслоном, особенно когда море, как этой ночью, было неспокойно. А ночь выдалась холодной, и Марианна благословляла укрывавший ее лохмотья и хорошо согревавший шерстяной плащ.
Расставаясь с мнимой Сафо, она ощутила неожиданную грусть. Княгиня-революционерка с ее странностями и мужеством понравилась ей. В ней она нашла много общего с собой и другими женщинами, способными жить полной жизнью, подобно ее кузине Аделаиде или Фортюнэ Гамелен.
Их прощание было простым.
– Может быть, снова увидимся! – сказала Мелина, крепко пожимая ей руку. – А если наши дороги больше никогда не пересекутся, ничего не поделаешь. Иди с Богом!
Больше она не произнесла ни слова, но сопроводила уезжавшую по вырубленной в скале лестнице, узкой и темной, открывавшейся под одной из плит часовни, служившей обиталищем Марианны.
Увидев, как Йоргос поднял тяжелый камень и скользнул в темную дыру с непринужденностью, подтверждавшей давнюю привычку, молодая женщина поняла, каким образом в день ее прибытия в комнате оказалась рыба. Объяснение, впрочем, ей дала Мелина еще раньше: когда Йоргос и его брат привозят в корзинах контрабанду, такую, как оружие, порох, пули или что-нибудь другое, они укрывают свой груз свежей рыбой и используют лестницу под часовней. Она с помощью длинной шахты, относительно мягко спускающейся по склону, сообщается с полузатопленным гротом, где рыбачья лодка остается невидимой для посторонних глаз.
Увлекаемая южным ветром, наполнившим паруса и нагонявшим волны, скафо бодро бежала вдоль восточного берега Санторина, прежде чем пуститься в открытое море. После того как покинули грот, никто не проронил ни слова. Отделенные друг от друга, словно испытывая взаимное подозрение и недоверие, случайные пассажиры отдались во власть волн. Только Теодорос иногда помогал при маневрах.
Когда он пришел, недавно, с Йоргосом, Марианна с трудом узнала его: одетый в полинявшее рубище, похожее на то, которым украсили Марианну, полуприкрытое грубым покрывалом, с подстриженной на морской манер бородой, он походил на безумного пророка. Конечно, трудно было представить его слугой из элегантного французского дома, но к роли недавно потерпевшего кораблекрушение он подходил…
История, придуманная Мелиной, чтобы вернуть Марианну в нормальную жизнь, была довольно простая: отправившись в Наксос продать вино, Йоргос натолкнулся на княгиню Сант’Анна и ее слугу, державшихся на нескольких досках между Санторином и Иос. Корабль, на котором они плыли, потопил кто-то из пиратов Архипелага, что не могло вызвать ни у кого удивления, ибо было делом привычным. Рыбак отвезет мнимых потерпевших на Наксос, где значительную часть населения составляли венецианцы по происхождению и где турки терпели многие католические общины, к своему кузену Атанасу, который исполнял на острове многочисленные обязанности: от управляющего до садовника. Естественно, он не мог поступить иначе, как принять знатную итальянскую даму, попавшую в затруднительное положение, в ожидании, пока в порт не зайдет судно, достойное отвезти ее наконец в Константинополь. Судно, которое, кстати, не заставит себя долго ждать, если голубь выполнил свое задание.
Эта история с кораблем, который должен зайти за нею, в достаточной мере беспокоила Марианну. По ее мнению, любое судно могло быть использовано, даже турецкая галера, раз ей требовалось по возможности быстрей добраться до османской столицы, единственного места, откуда она наконец сможет пуститься на поиски «Волшебницы моря». Она не видела причины, почему ей так уж необходимо воспользоваться греческим судном… если только ее новые таинственные друзья не замыслили что-то. Но что?
– На острове Гидра, – сказала ей Мелина, – у нас есть торговый флот, на который даже турки боятся нападать. Эти моряки надежны, и страх им неведом. Они бороздят Архипелаг и беспрепятственно бросают якоря у набережной Фанара. Они перевозят зерно, масло, вино и… наши надежды! Именно на Гидру послали голубя.
«Собственно, – подумала Марианна, – это пираты под видом торговцев!» Она невольно спросила себя, не оценят ли ее голову как мятежницы, когда она попадет на корабль. Теперь мятежники мерещились ей повсюду.
Ведь, кроме нее и Теодороса, в лодку одновременно сел и еще один пассажир, в котором она почти без удивления узнала под рыбачьей шляпой высокую темноволосую девушку, поддержавшую ее, когда Сафо вела их славить заходящее солнце.