Читать интересную книгу 1945. Год поБЕДЫ - Владимир Бешанов

Командир пульвзвода 1-го батальона 1079 сп 312сдмл. лейтенант Бутылкин заявил: «Артиллерийская подготовка проведена по пустому месту, т. к. противник накануне перенес свои огневые точки…

О действии и эффективности прожекторов во время атаки и боя в глубине обороны противника раненые высказывались противоречиво.

Одни (большинство) заявляют, что свет прожекторов ослеплял противника, освещал впереди лежащую местность, что дало возможность передвигаться вперед и сравнительно быстро овладеть тремя траншеями противника.

Особенно хорошо отзываются о действиях прожекторов танкисты и самоходчики, которые, используя свет, двигались со своими танками и самоходками в условиях ночного боя не вслепую.

Другая группа раненых отрицательно оценивает действия и использование прожекторов, которые не давали большой видимости вперед, ввиду наличия большого дыма и пыли после артподготовки, а также предутреннего тумана, ограничивавших видимость.

Некоторые раненые заявляли, что именно прожекторный свет дал возможность противнику сосредоточить свой огонь по местам скопления наших войск, чем объясняются такие большие потери…

Были жалобы со стороны личного состава по поводу действия нашей истребительной авиации. 16 апреля утром и днем авиация противника, особенно «мессершмитты», часто появлялись над полем боя, наносили много потерь нашим войскам и не встречали особого сопротивления со стороны нашей истребительной авиации…

Бойцы и офицеры, получившие ранения на своих минных полях, высказывают большие недовольства действием саперов, особенно перед фронтом 247сд, которые плохо разминировали минные поля, следствием чего имели место факты подрыва на своих минах людей, танков и самоходных орудий. Анализ показывает, что большинство ранений произошло не на минных полях противника, а на наших.

Некоторые саперные подразделения работали недостаточно. Проходы делались узкие, причем полностью не разминировались. Особенно плохо с этим дело обстояло в 247сд. Дивизионный инженер подполковник Ломов, чл. ВКП(б), и командир 416 осб дивизии майор Лебедев, чл. ВКП(б), вместо того чтобы организовать работы по разминированию, накануне перед наступлением занялись пьянством. Подполковник Ломов до такой степени был пьян, что не мог явиться к командиру дивизии по его вызову».

В штабе 33-й армии генерала В. Д. Цветаева пришли к выводу: «После проведенной по всему фронту нашими войсками в ночь на 15.4.45 г. разведки боем противник, сделав для себя правильный вывод о готовящемся нашем наступлении, в течение 15.4.45 г. и первой половины ночи с 15 на 16.4 сменил значительную часть огневых позиций артиллерии и этим самым вывел из-под огня нашей артиллерии свои артиллерийские средства и таким образом сохранил за собой возможность во время нашей атаки обрушиться сильным артиллерийским огнем на боевые порядки наступающих частей нашей армии, в результате чего темп атаки был резко снижен и наша пехота понесла значительные потери от артогня противника».

В донесении из штаба группы армий «Висла» отмечалось: «Благодаря расположению главной боевой линии и глубокому эшелонированию собственных артиллерийских позиций эффект вражеского обстрела не идет ни в какое сравнение с высоким расходом боеприпасов».

Итоги первого дня наступления не внушали оптимизма. Войска 1-го Белорусского фронта лишь прикоснулись ко второй полосе обороны противника. С учетом разведки боем фронт 14–16 апреля потерял около 10 тысяч человек убитыми и ранеными, 310 танков и самоходных установок.

Вечером состоялся телефонный разговор между Верховным Главнокомандующим и командующим фронтом:

«На этот раз И. В. Сталин говорил со мной не так спокойно, как днем.

— Вы напрасно ввели в дело 1-ю гвардейскую танковую армию на участке 8-й гвардейской армии, а не там, где требовала Ставка. — Потом добавил:

— Есть ли у вас увереннность, что завтра возьмете Зееловский рубеж?

Стараясь быть спокойным, я ответил:

— Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона на Зееловском рубеже будет прорвана. Считаю, что чем больше противник будет бросать своих войск навстречу нашим войскам здесь, тем быстрее мы возьмем Берлин, так как войска противника легче разбить в открытом поле, чем в городе».

Двадцать лет спустя, вспоминая и размышляя над перипетиями Берлинской операции бессонными пенсионерскими ночами, Георгий Константинович раз за разом приходил к выводу:

«Ошибок не было. Однако следует признать, что нами была допущена оплошность, которая затянула сражение при прорыве тактической зоны на один-два дня.

При подготовке операции мы несколько недооценивали сложность характера местности в районе Зееловских высот, где противник имел возможность организовать труднопреодолимую оборону. Находясь в 10–12 километрах от наших исходных рубежей, глубоко врывшись в землю, особенно за обратными скатами высот, противник смог уберечь свои силы и технику от огня нашей артиллерии и бомбардировок авиации. Правда, на подготовку Берлинской операции мы имели крайне ограниченное время. Вину за недоработку вопроса, прежде всего, я должен взять на себя.

Думаю, что если не публично, но в размышлениях наедине с самим собой ответственность за недостаточную готовность к взятию Зееловских высот в армейском масштабе возьмут на себя и соответствующие командующие армиями. При планировании артиллерийского наступления следовало бы предусмотреть трудности уничтожения обороны противника в этом районе».

В очередной раз великого полководца подвели немцы, которые глубоко окопались, рельеф, который оказался слишком сложным, и недотёпы подчиненные, которые чего-то там не предусмотрели. Еще раз подтвердилось, что самый короткий путь — не значит самый быстрый, а «ввод танковых армий в зоне тактической обороны противника редко целесообразен и всегда нежелателен».

Жуковский замысел во всей его гениальной простоте раскрыл генерал армии К. Ф. Телегин:

«Идея операции была такова. Берлин — конечная стратегическая цель. Надо совершить фронтальный прорыв обороны по кратчайшему направлению, с охватом Берлина с севера и юга, окружить его и уничтожить гарнизон, если он будет сопротивляться. Срок 6–8 дней…

Мы знали, что вывод танковых войск на оперативный простор осуществить будет почти невозможно. Было решено ввести все танковые войска, чтобы задавить противника массой техники, уничтожить максимум сил и средств его, деморализовать его и тем самым облегчить задачу взятия Берлина. Было совершенно ясно, что противник на подступах будет драться, не жалея сил. Если бы мы ждали, когда пехота прорвет оборону и создаст условия для ввода танков в прорыв, то ждать нам этого пришлось бы до выхода на Эльбу.

Да, мы считались с тем, что придется при этом понести потери в танках, но знали, что даже если потеряем и половину, то все же еще до 2 тыс. бронеединиц мы введем в Берлин, и этого будет достаточно, чтобы взять его. Берлин был конечной стратегической целью операций Красной Армии в Великой Отечественной войне, и выход на Эльбу уже преследовал цель захвата пространства, заранее обговоренного на Ялтинской конференции. Все это было целиком оправдано ходом операции. Наши потери были большие. Но и результат их налицо…

Все эти документы исходили из одной-единственной мысли, из одной-единственной цели, которую ставил перед собой командующий, проводя ее в жизнь, — не медлить, не мешкать, искать слабое место. Но если этого слабого места нет — наваливаться массой техники, давить ею. Пускай это будет стоить нам жертв и потерь, но надо как можно быстрее рваться к Берлину. Чем быстрее мы вырвемся туда, тем слабее там окажется противник, тем ближе победа. Кроме того, мы упредим возможную высадку десанта союзников, упредим их в захвате Берлина».

Маршал А. Х. Бабаджанян вспоминает, что во время совещания в штабе фронта генерал Богданов «настойчиво доказывал Жукову, что нужно дать больше свободы его армии для более глубокого обхода Берлина с севера». Маршал тогда одернул командарма: «Вы собираетесь, товарищ Богданов, воевать за Берлин или будете все время уходить на север?»

«Помню, еще на совещании 5 апреля некоторые наши генералы настойчиво доказывали командующему фронтом, что главная полоса обороны у противника не первая, а вторая, проходящая через Зееловские высоты, что не по первой, а по второй полосе следует сосредоточить огонь артиллерии и авиации. Однако это их мнение не было учтено».

Наконец о том, что Жуков с самого начала планировал «целиком оправданно» ввести танковые армии в четырехмиллионный город, свидетельствует маршал бронетанковых войск С. И. Богданов:

«Все указания Военного совета фронта и Маршала Советского Союза тов. Жукова 2 гв. ТА претворила в жизнь. Мы заранее расписали, еще будучи на восточном берегу р. Одер, по каким улицам Берлина мы пойдем. Были заранее сформированы штурмовые отряды, были назначены начальники их, на большом плане и ящике с песком все мероприятия несколько раз были отработаны, и командиры полков, командиры батальонов как основные исполнители, которые должны будут штурмовать Берлин, за десятки дней уже совершенно ясно себе представляли, что они будут делать».