— Но… мы не представляли, что это для вас так важно.
— Ну да, они не представляли! Десятники у вас строительством заправляют, а не киты вроде Зискинда и Гутенмахера. И в договоре-то как ловко написали… — Замминистра раскрыл кожаную папку с монограммой в углу, прочел: — «Возведенные из материалов и конструкций Министерства сооружения эксплуатируются в открытых полевых условиях». — Закрыл папку, повторил с тем же ядом: — Эксплуатируются в полевых условиях! Формально верно, не придерешься.
— Ну… введите поправочные коэффициенты, — робко вякнул Пец.
— Эх, да какие теперь коэффициенты! — Посетитель уничтожающе глянул на него. — Я вам скажу не как ученый ученому, не как руководитель руководителю, а просто как пожилой человек пожилому: бесстыжие твои глаза, дядя! Все, до встречи в Госконтроле!
И вышел, хряснув дверью. А Валерьян Вениаминович сидел, моргал своими «бесстыжими» глазами и тяжело думал, что ему и отыграться не на ком: договор сочинили Корнев и Зискинд. «И за какие грехи мне суждено за всех отдуваться? Я же действительно не знал о климатике».
Он нажал кнопку, в дверях появилась Нина Николаевна.
— Корнев?
— Нету, Валерьян Вениаминович. И неизвестно где.
— Отправляйтесь на коммутатор… сколько у нас городских линий?
— Двадцать.
— Займите пятнадцать. Обзванивайте все и вся, пока не найдете. Что за легкомыслие: исчезнуть и не известить!..
Секретарша управилась с розыском довольно быстро. Валерьян Вениаминович только прилег на диван, расслабился, прикрыл глаза, подумал, что устал он сильно — и от обилия дел, и от идей, от потрясающих наблюдений, от безграничных возможностей… хочется, чтоб ограничилось все и не трясло душу. «Юркнуть в одну идейку, как в норку: я, мол, ее двигаю, и не требуйте от меня большего. В конце концов, мы всего лишь люди. Какая-то, черт его знает, лавина!..», — как Нина Николаевна заглянула в кабинет:
— Повезло, Валерьян Вениаминович, даже не по всем каналам прошлась. Возьмите трубочку.
— А где он? — Пец встал, подошел к телефону.
— В вокзальном ресторане. Телефон администратора.
Разговор получился скверный — и не только потому, что Пецу на каждую реплику доводилось четверть минуты ждать ответа; это было привычно при вызовах города. Корнев был как-то странно настроен. На упрек директора, что вот, оказывается, как подвели министерство стройматериалов, обесцвеченный инвертированиями голос ответил:
— Наш общий знакомый, Вэ-Вэ, староиндейский мудрец Шанкара о подобных ситуациях говорил: «Восприятие веревки как змеи столь же ложно, как и восприятие змеи как змеи». Мы не знаем, где начинается и где кончается обман или самообман.
— А ваш недавний подъем партизанский в MB в запредельном режиме, насчет которого сами дали подписку! — сердито переключился Пец на другую тему. — Хорошенький пример показываете…
— Подписки для того и дают, чтобы в случае чего освободить других от ответственности, — столь же бесцветно ответили на другом конце провода.
— А что вы делаете в ресторане среди рабочего дня? Пропали, никого не известив!..
— То, что все делают в ресторанах: пью и закусываю, — донеслось еще через четверть минуты. — Имею право на отдых, отпуск еще не использовал, отгулов накопилось на полгодика… Ладно, завтра с утра буду на месте. Обещаю, папа Пец. Я вас люблю, папа Пец.
«Неужели пьян? — директор медленно опускал трубку. — Вот это да… Нет, надо поговорить».
Он снова было направился к дивану — но за спиной окриком конвоира прозвучали сразу зуммер телеинвертера и телефонный звонок. «Нет, здесь я не отдохну, надо наверх. Кстати, и дельце есть».
II
Комната Валерьяна Вениаминовича в профилактории находилась тремя этажами ниже лаборатории MB; но, конечно же, он нажал в лифте кнопку последнего этажа.
«Эмвэшники» сидели в просмотровом зале, который заодно был дискуссионным клубом. Слово держал Любарский:
— …и получается, что миллиметровые — и даже сантиметровые, а часто и дециметровые — подробности для нас недоступны. Оно, может, и к лучшему, мелкие частности только отвлекают. Главное теперь, благодаря последнему усовершенствованию Виктора Федоровича: импульсные съемки малых участков планет сразу в широком спектре прямых и отраженных излучений, от радио диапазона до ультрафиолета, и по обе стороны от терминатора, то есть и днем, и ночью — мы теперь четко выделяем «места оживления», а в них — быстро меняющиеся и движущиеся объекты, сиречь — тела. Проблема такая… но давайте лучше сначала посмотрим. Прошу, Анатолий Андреевич!
Тот выключил свет, запустил проектор. Пец сел в крайнее кресло, вытянул ноги, без любопытства посматривал на экран: там выделился в среднем плане свищ на какой-то планете, от него распространились «трещины интенсивности», яркие благодаря своим излучениям… Валерьяну Вениаминовичу куда больше сейчас хотелось спать, чем вникать, соединяться мыслью с этими бескорыстно и недоуменно ищущими; но он учуял, что ему не отвертеться.
На экране затуманивалась и прояснялась атмосфера, под ней светились и меняли формы сиреневые, желтые, лиловые, опаловые пятна, от них расходились паутинки-трещинки, они сплетались, на перекрестиях возникали и росли новые «места оживления». Но вот перешли на сверхближний план, в кадре осталась одна ветвящаяся «трещина». Она развернулась в длинную полосу, уходящую к накрененному ярко-оранжевому горизонту среди холмов с цветными пятнами. По ней в обе стороны двигались размытые продолговатые тела серого цвета; одни темнее, другие светлее, попадались длинные, как бы составные, и короткие, некоторые совсем крохотные. Скорости у тел были различные.
— Достаточно, Анатолий Андреевич!
Толюня остановил пленку, оставил на экране кадр, на котором два тела, двигавшиеся в разных направлениях, сравнялись почти бок в бок, — и включил свет.
— На мой взгляд, мы видели сейчас нечто более значительное, — продолжил речь астрофизик, — чем эпизод с ворующими ящерами. Здесь из-за размытости нет деталей, живописных подробностей. Но скажите мне, можно ли истолковать эту полосу и двигающиеся по ней тела иначе, чем дорогу с двусторонним движением?… Не все «трещины» у нас различаются до таких подробностей, как и не все свищи, «пятна интенсивности». То есть мы не можем утверждать, что такие пятна обязательно города, а «трещины» — дороги от них, коммуникации…
— Свищи можно толковать и как естественные вздутия, — вступился Васюк. — Как вулканические, например, или заработал природный урановый реактор — вроде найденного в Габоне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});