Еще этот Буров, пытающийся поставить перед фактом!.. Утром, войдя в вестибюль осевой башни, Валерьян Вениаминович заметил, что вместо плакатов по технике безопасности и цветных фотографий радужно искривленных пейзажей (времен Зискинда) на стенах красуется нечто другое. Он заметил, собственно, не это, а что у новых фотографий толпились люди; не спешили, как обычно, в лифты и по своим местам. Подошел: снимки Галактик MB, которые прежде украшали кольцевой коридор лаборатории Любарского. На других этажах тоже висели снимки Галактик; особенно впечатляли наборы их, снятые в ступенчатом приближении, где Галактика разрасталась от светового пятнышка до звездного диска, а он — в обильное звездами небо. Еще выше Пец увидел метровые снимки планет MB, их средние и ближние планы: красочные миры с валами гор, диковинными фигурами материков, прикрытых циклонными вихрями туч, с морями, распустившими во все стороны, незнакомые рисунки речных долин… В уголках фотокартин сохранились индексы, номера, числа масштабов и режима съемки.
Затем Валерьян Вениаминович обратил внимание, что и из динамиков на всех этажах слышится не обычный метрономный стук, изредка прерываемый объявлениями: того-то вызывают туда-то, просят связаться с тем-то, — совсем иное. Прислушался: музыка сфер! Все, что улавливал при разных наблюдениях и съемках в MB буровский светозвуковой преобразователь: плеск электромагнитного вселенского моря, нарастающее до рева переливчатое шипение падающих на кабину Галактик, «пиу-пиу!..» возникающих в них звезд (или чиркающих по атмосфере планет метеоров), звонкая нота бегущей по орбите планеты (признак синхронной настройки на «кадр-год»), прибойный грохот вспышек сверхновых и геологических катаклизмов — все низвергалось, интерферируя многоголосым электронным эхом, на головы сотрудников Института. Мало кто из них знал значение звуков, не для всякого был ясен и смысл снимков. Но в целом впечатление получалось сильное, космическое. Выражения лиц у смотревших становились какие-то особенные, в глазах возникал отсвет неземного. Пец на минуту и сам почувствовал себя в некоем космическом суперлайнере, летящем на штурм Вселенной.
Но звездное очарование быстро вытеснила из души директора озабоченность. «Кто же это отличился? — гадал он, поднимаясь к себе. — Ведь договорились не распространять без необходимости информацию об MB, пока сами толком не разобрались. Зачем смущать людей!»
Из сводки он узнал, что отличился Буров, который вчера в вечерние часы осуществлял в Шаре высшую власть; употребил в дело фотографа из техотдела, радистов из группы Терещенко — и исполнил.
Валерьян Вениаминович намеревался сразу дать команду Петренко все снять, трансляцию «музыки сфер» прекратить. Но — навалились более важные дела, отвлекли. Потом снова вспомнил, снова отложил… а сейчас вот понял, что думает об этом и оттягивает решение не из-за дел, а — колеблется. Сомневается: может, он и вправду излишне консервативен, перестраховочен, не чувствует истекающего сверху дыхания вселенских истин? На чем основана его правота — правота, в силу власти чреватая окончательными решениями? Не лишне проверить себя.
Он, В. В. Пец, ученый и руководитель, шестидесяти пяти биологических лет от роду, исповедует деятельное познание — посредством экспериментов, количественных, измерений и наблюдений, обобщаемых в математические теории (кои всегда позволяют уловить новые, недоступные поверхностному взгляду тонкости), посредством созидательного овладения явлениями природы… короче, исповедует способ познания, расширяющий человеческие возможности. А познание чувствами (к коим и взывают эти снимки и звуки) есть крен в созерцательность, в пассив. Пассивное же, созерцательное познание соседствует с религиозным признанием «бога во всем»; раньше оно считалось единственно истинным, теперь не считается познанием вообще. Насчет истинности пока отставим, но несомненно, что, если первый способ познания освобождает человека, прибавляет ему уверенности и сил, то второй — психически порабощает. Заставляет чувствовать себя пылинкой перед господом. Это не то. Да, но снимки — не иконы, а буровская «музыка сфер» не хоралы! Все по науке… так и пусть возбудят эмоции во славу науки? Вот! Вот это самое-то гадкое и есть: «во славу». Наука ныне предмет массового поклонения, так сказать, пятая мировая религия. Чем меньше люди ее понимают, тем больше в нее верят (как, кстати, и в религии). Верят бездеятельно и боязливо — опять-таки как в бога. И не к чести науки, а только к выгоде «жрецов науки» — внешне жрецов, по существу спекулянтов — возбуждение таких чувств к себе.
«Словом, ясно, снимаю. И Бурову учиню разнос, чтоб неповадно было впредь. — Пец набрал коды телеинвертора, отдал соответствующие распоряжения. Хорошо бы с Дормидонтычем обсудить этот вопрос вечерком за чаем, поспорить. Он ведь держится иного взгляда… А кабинет директора не для того, здесь не размышляют — здесь решают».
Да, кабинет директора был не для того, совсем для другого. Давно ли подключили к возведению внешних слоев башни то озабоченное испытанием своих материалов и конструкций министерство? И что казалось удачнее этой прощальной идеи Зискинда? Решение проблем строительства раз и навсегда. Только не хотят проблемы решаться навсегда.
И вот бегает по ковру вдоль длинного стола в кабинете растерянного Валерьяна Вениаминовича лысый широколицый коротыш — заместитель министра, академик строительства и архитектуры — и скандалит, бушует на полный голос:
— Ну, знаете, не ждал! Почтенный институт, солидные люди… И так обвели вокруг пальца! Ведь это… даже сравнить не с чем, разве что с тем, как прежде купцы рубль на гривенник ломали в фальшивых банкротствах.
— Вы объясните, пожалуйста, в чем дело? — недоуменно спросил Пец.
— Объяснить! В чем дело!.. — ядовито повторил замминистра. — Как будто вы с самого начала не понимали, не потирали руки: нагреем, мол! Они нам на десятки миллионов новейших материалов и изделий, монтажные машины, специалистов в подмогу — а мы им шиш. Шиш, шиш!.. Нет, формально все верно: ускоренное время, два месяца за сутки на высоте четыреста метров — но черт ли нам в таком времени! А климатика?! Ведь у вас здесь ни дождя, ни снега, ни зноя, ни ветра… комфортные условия с малыми колебаниями температур. Мы этого не могли знать: мы приехали в ясный день и уехали в ясный. Но вы-то ведь знали! А производственная загрузка помещений наверху? Это же курам на смех, пять-десять процентов! Только и того, что лифты бегают…
— Но… мы не представляли, что это для вас так важно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});