Моё высказывание возымело потрясающий эффект. Я даже чуть не возгордилась. Колдовавший мужчина вздрогнул, хаотично всплеснул руками, и едва удержался на пошатнувшемся стуле. Хотела бы я знать, как отразился его последний жест на происходящем в соседней квартире. Может быть, джинн напоследок выдал какой‑нибудь эдакий кульбит или просто взлетел, прежде чем растаять в воздухе. В последнем я не сомневалась: колдовство — дело хрупкое. Кстати, сам 'джинн' при виде меня страшно перепугался, разом позабыл свою пламенную речь, поскользнулся на ровном месте и приземлился на пятую точку.
— Очень впечатляет, — с серьёзным видом повторила я, рассудив, что во второй раз мой голос не будет иметь столь разрушительных последствий. — Позвольте представиться. Старший сержант Тиана Рейс, второй округ тель — рейской стражи, отдел по борьбе со злоупотреблением магией тёмных.
Поскольку я была одета в форму, никаких сомнений мои слова не вызвали. Предполагаю, что и арбалет тоже сыграл свою роль, хотя в данный момент я даже не держала его направленным на присутствующих. Необходимости в этом не было.
— А мы не используем магию тёмных, — поспешил ухватиться на спасительную соломинку застигнутый на горячем блондин. — Совсем — совсем.
— Вижу, — согласилась я. На этот счёт у меня действительно не было ни малейших сомнений. Магия использовалась исключительно светлая. И какая!.. — Вечно приходится выполнять работу за ребят из светлого отдела. Но, думаю, они не обидятся, если арест произведём мы. А дальше, конечно, передадим вас соответствующим специалистам.
Я безбожно врала. Уж если бы мы раскрыли дело, замешанное на светлой магии, чёрта с два бы мы стали отдавать его в чужие руки, повышая раскрываемость светлых. Но в данном конкретном случае я, признаться, предполагала обойтись без арестов.
Видя, что мои слова произвели должное впечатление, я продолжила, повернувшись к 'джинну', успевшему к этому моменту подняться на ноги и как раз сейчас потиравшему ушибленное место.
— Очень талантливо, — похвалила я. — Убедительно, с огоньком. Вам бы в театре выступать!
— Вот и скажите это директору того театра, из которого меня недавно уволили, — огрызнулся 'джинн'.
Говорил он, правда, себе по нос, в глаза не смотрел. Не из чувства вины. Однако быть пойманным на горячем королевской стражей, ясное дело, не слишком приятно.
— Ах, вот оно что! — Я приняла к сведению новую информацию. — И за что же, если не секрет? Случайно не за пьянство?
— Не за него, — обиженно пробурчал артист.
— Тогда, может быть, за излишне однообразные монологи? — высказала новое предположение я.
— А вот монологи — это не ко мне! — вскинулся 'джинн'. — Это работа сценаристов.
— Понятно, — кивнула я. — И сценарист в данном случае, как я понимаю, вот этот господин.
Я перевела взгляд на второго мужчину, того, что сидел на стуле. Тот не спорил, но и вступать в разговор не торопился. Меня это устраивало, поскольку с 'джинном' я ещё не закончила.
— Будьте столь любезны, не могли бы вы снять свой экзотический головной убор? — попросила я, намекая на белую чалму.
— Зачем? — искренне удивился тот.
— Хочу посмотреть, какого цвета у вас волосы, — не менее искренне ответила я.
По всей видимости, тёмная магия в данном деле действительно не задействована, но не хотелось бы получить неприятный сюрприз.
Волосы 'джинна' на поверку оказались рыжими. Это меня не удивило; отчего‑то именно такой цвет волос идеально гармонировал с его лицом. М — да, рыжий джинн, которого выгнали из театра, не за пьянство. И что теперь с ним делать?
— Как же вам не совестно в столь сложное для государства время предаваться подобным глупым развлечениям?! — копируя его же собственную патетику, поинтересовалась я.
Артист заметил мой сарказм и явно обиделся.
— А что мне остаётся делать? Надо как‑то себя прокормить. Вот и берусь за любую работу, которую предлагают.
— Если предложат убить кого‑нибудь, тоже возьмётесь? — невозмутимо поинтересовалась я.
— Я имел в виду работу по специальности, — огрызнулся он.
Наверное, по — хорошему, человека, оставшегося без средств к существованию, действительно следовало бы пожалеть. Но опыт работы в участке научил меня одной простой вещи: будешь жалеть каждого преступника, входя в его положение, — отпустишь всех, и вскоре по городу нельзя будет ходить из‑за расплодившихся воров, мошенников и убийц. Так что к оправданиям 'джинна' я осталась довольно‑таки равнодушна.
— А как вы считаете, довести человека до сумасшествия посредством работы по специальности — это нормально? — поинтересовалась я, и на сей раз жёсткости в моём тоне было куда больше, чем иронии.
— Он вовсе не сошёл с ума! — вскинулся артист.
Его сообщник кивнул, спеша подтвердить слова товарища.
— Какая похвальная осведомлённость! — восхитилась я. — Верно, не сошёл. Но это никак не ваша заслуга. — Сарказма в моих словах больше не было, только жёсткость. — Вам крупно повезло, что у Вилмара Дрейка крепкая нервная система. — И правда, психика Дрейка чем‑то напоминала мне бегемота: тяжеловесная, неповоротливая, но оттого и устойчивая. — Кто‑то другой на его месте вполне мог бы помешаться или, к примеру, спиться с перепугу. Хорошенький бы получился воспитательный эффект.
— Человек, который поручил нам это дело, желал ему добра, — попытался оправдаться блондин.
— Полагаю, это его маман постаралась? — полюбопытствовала я.
Блондин немного поколебался, потом всё‑таки кивнул. И правильно: причин брать всю вину на себя и не сдавать заказчика у него не было.
— Мать своему ребёнку плохого не пожелает, — вмешался артист.
Видимо, нравоучения он читал не только по заказу, но и вообще имел к ним склонность.
— Знаете, в некоторых случаях мало что бывает страшнее матери, желающей своему ребёнку только хорошего, — отрезала я, припомнив пару историй из своей практики.
Разговаривать с артистом было больше не о чем, и я повернулась к блондину, который интересовал меня значительно сильнее. И не только по тому, что в данном деле именно он, без сомнения, играл первую роль.
— Знаете, это действительно гениально, — с грустью сказала я. — По — моему, подобное ещё никому не удавалось. Я ведь правильно понимаю: то, что вы сейчас делали, напоминает по принципу работу эхолиний и эхофонов? С той разницей, что вы оперировали не только звуком, но и изображением?
— В некоторой степени, — ответил блондин, имея в виду схожесть принципов. — Я могу передавать изображение на небольшие расстояния. Вот он, — кивок в сторону артиста, — лицедействует здесь, а видно и слышно его там, за стенкой.