Старик счищал ржавчину со щита и старинного мориона, у его ног лежало еще какое-то оружие.
— О отец, я спрашиваю себя, зачем ты возишься с доспехами, которые не надевал со времен юности, — сказала она, отрываясь от пения и молотьбы. — Даже если опять злобствует злое время, что может сделать старый человек? Только молчать и печалиться.
— Для этого будет время потом, — ответил старик. — А сейчас то малое, что может сделать рука, которая еще в силах поднять меч.
— Если они вернутся назад, то сожгут все, вплоть до стропил, — сказала она, продолжая молоть.
— Ты — непослушная девчонка. Ведь я просил тебя переселиться в пастушескую хижину в горах. Тогда мне было бы все равно, даже если бы они сожгли все.
— Пускай лучше все сгорит, — сказала она, — чем достанется им. Что толку для тебя или меня ждать там? Ты уже стар и твои добрые дни позади, а я не хочу остаться одна.
Большая собака рядом с ней проснулась и потянулась, подошла поближе и, глядя на нее добрыми печальными глазами, положила нос ей на колени.
— Ты — непослушная девчонка, — опять сказал старик. — Но я тревожусь за тебя, не за солому: придет меч, придет и огонь; я знаю, что приближается шторм, ибо Милорд вернулся домой.
— Они отняли нашу страну у Лорда Спитфайра, — сказала она.
— Да, милочка, — ответил старик, — но ты увидишь, как Милорд отнимет ее у них.
— Да ну? — сказала она, продолжая молоть и напевать:
Мели, мельница, мели.Кориниус перемелет всех нас.
Какое-то время каждый занимался своим делом. — Тише! — внезапно сказал старик. — Разве по дорожке не стучат копыта лошади? Спрячься в доме, пока я не убежусь, что это друг. — Он, кряхтя, наклонился за оружием и печально потряс его слабой рукой.
Но она, как если бы услышала знакомые шаги, и не подумала спрятаться, но, наоборот, вскочила, ее лицо вспыхнуло, потом побледнело, опять вспыхнуло и она побежала к воротам фермы. Овчарка запрыгала вслед за ней. У ворот она встретила юношу в солдатской одежде, сидевшего на усталой лошади. Как сам солдат, так и его лошадь были настолько испачканы грязью, пылью и нечистотами, что представляли собой жалкое зрелище, и настолько устали, что, казалось, не смогли бы проехать и фарлонг. Они остановились около ворот, и все собаки прыгали вокруг них, лая и визжа от радости.
Едва солдат успел спуститься на землю, как попал в нежные объятия. — Не так сильно, мое сердечко, — сказал он. — Мое плечо еще побаливает. Не волнуйся, не о чем говорить, простая царапина. Руки и ноги в порядке, и я принес их домой.
— Была ли битва? — спросил старик.
— Отец, ты спрашиваешь была ли битва? — крикнул солдат. — Так знай, что тела мертвых на Крозеринг Сайд теснятся друг к другу теснее, чем овцы на нашей ферме во время стрижки.
— Увы и ах, дорогой, — сказала девушка. — У тебя ужасная рана. Проходи внутрь, я промою ее и приложу к ней тысячелистник, растолченный с медом; это превосходное средство против боли и потери крови, оно вытянет из раны весь гной и ты сам не поверишь, как быстро. Дурачок, ты потерял слишком много крови. Ну, что бы ты делал, если бы жена не ухаживала за тобой?
Фермер положил руку на плечо сыну и сказал: — Парень, поле осталось за нами?
— Я расскажу тебе все по порядку, старик, — ответил солдат, — но сначала я должен поставить ее в стойло. — Лошадь ткнулась ему в мордой в грудь. — И мне надо как следует поесть. Бог защитил нас, но это не тот рассказ, который рассказывают на пустое брюхо.
— Потерпи, отец, — сказала девушка. — Разве мы положили в рот хоть один сладкий кусок, не думая о том, вернется ли он домой. И пускай он сам решит, когда подать нам закуску, сладкую или кислую.
И они обмыли его рану, аккуратно положили на нее целебные растения, и посадили его на мягкое кресло, и дали еду и питье: ячменные пироги и темный вересковый мед, и белое суровое вино из Тиварандардейла. Собаки легли поближе к нему, как если бы теплее и безопаснее было там, где находился он, а юная жена взяла его руки в свои, как если бы хотела никогда не отпустить его от себя. Старик пожирал его взглядом от нетерпения, как школьник, ждущий звонка, и дрожащими пальцами гладил его алебарду.
— Отец, получил ли ты слово, которое я послал тебе после битвы при Гелинге?
— Да. Это было хорошо.
— Тем же вечером был военный совет, — сказал солдат. — Все великие лорды собрались в большом зале Гелинга, и там было на что посмотреть. Меня взяли виночерпием, ибо я убил знаменосца Ведьм, в той же самой битве под Гелингом. Не думаю, что совершил какой-то подвиг, и тем не менее после битвы подошел ко мне Милорд и встал около меня; "Арнод" (да, отец, он назвал меня по имени!), "Арнод — сказал он, — ты сбросил в грязь флаг Ведьмландии, под которым они так гордо пытались лишить нас нашей свободы. В эти жаркие дни ты поступил как настоящий сын Демонландии — сказал он. — Будь сегодня вечером мои виночерпием, ты заслужил эту честь". Хотел бы я, чтобы вы видели его глаза в этот момент. Он повелитель до кончика правой руки, наш Милорд.
— Они принесли большую карту нашей Демонландии, и внимательно изучали ее. Я наливал им вино и слышал все их речи. А это чудесная карта сделана из хрусталя и бронзы, очень искусно, и вода сверкает, и горы твердые на ощупь. Милорд указал кончиком меча. "Здесь, — сказал он, — судя по надежным известиям встанет Кориниус, и он не выйдет из Крозеринга. И, клянусь богами, это очень хорошая позиция. Если мы, например, пойдем через Гастерндейл, то он обрушится на нас как молот на наковальню. А если мы пойдем через Громовой Залив, — и он указал на него кончиком меча, — он ударит нам во фланг; каждый уголок долины и каждый склон послужит ему и против нас".
Я запомнил эти слова, — продолжал юноша, — ибо милорд Брандох Даха засмеялся и сказал "Неужели мы так изменились во время нашего путешествия, что родная земля считает нас чужестранцами и сражается против нас. Дайте мне еще раз изучить место".
Я наполнил его кубок. Великие боги, да после того, что произошло какое-то время спустя, я наполнил бы его кровью моего собственного сердца, если бы он этого потребовал, отец. Я еще расскажу об этом. Изысканный джентльмен, могучий воин и капитан, которому нет равных.
Но Лорд Спитфайр, который все это время ходил по залу взад и вперед, закричал и сказал, "Глупо идти по той дороге, которую он приготовил для нас. Давайте нападем на него с той стороны, где он меньше всего нас ждет: с юга, через горы, обрушимся на него сзади, из Мардардейла".
"О, — сказал Милорд, — если мы не сомнем его первым же натиском, он прижмет нас к Муркдейл Хагс. Слишком опасно. Это еще хуже, чем Гастерндейл".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});