Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И чем больше командир и замполит думали о происшедшем и анализировали потери полка, тем яснее им виделась недостаточная подготовка прибывающей молодежи. Особенно плохо было с воздушными стрелками: пополнение ими шло от случая к случаю. И чтобы как-то ликвидировать их недостачу, приходилось в спешном порядке готовить для этого оружейников, на место которых опять-таки нужны были люди. Обстановка требовала срочных мер, и Челышев решил создать у себя полковую школу, а для ее комплектования воспользоваться незаконным методом: самому набрать добровольцев из какого-нибудь маршевого батальона, направляемого к фронту…
Вокзал в Валуйках жил в напряженном прифронтовом ритме. Для каких-то составов это была последняя станция в движении на запад и первая перед обратным путешествием в тыл. Для других — очередная, может быть, даже не названная остановка. Поезда, состоящие из теплушек и платформ, разгружались и загружались, приходили, уходили и проходили.
Лейтенант Цибуля, человек покладистый и общительный, выполняя деликатные поручения командира полка по «подбору кадров», постучался в дверь с табличкой «Военный комендант» и, услышав негромкое «да-да», решительно шагнул навстречу воле случая.
— Товарищ майор! Докладывает лейтенант Цибуля. У меня письмо от командира полка до вас!
Немолодой, начавший седеть офицер вопросительно посмотрел на стоящего перед ним летчика. Не торопясь, взял бумагу из протянутой руки.
— Товарищ майор, я зараз волнуюсь.
— Волнуетесь? — Он понял, что «для вас», «до вас» летчику одинаково, он украинец. — Если так, то пакет, видимо, лично вас касается?
— Не только меня, — всего нашего полка.
— Вот как! Интересно…
Майор отдал Цибуле удостоверение личности. Показав ему жестом на стул и, устроившись за столом, занялся пакетом.
Цибуля был доволен. Первый этап он выиграл. Однако чтение затягивалось, и от этого росло в нем напряжение, появилось беспокойство от мысли, что вдруг майор что-нибудь не так поймет, не как им надо, и тогда будет трудно с ним разговаривать. Скажет «нет» и отрежет. Он тут привык принимать решения и ни перед кем не отчитываться. К власти ведь тоже привыкают…
Майор начал читать письмо в третий раз, и это немного успокоило Цибулю. «Снова стал читать, значит, не хочет просто отказать. Думает, а это уже неплохо. Могут появиться положительные шансы если не у него, то где-то в другом месте, и может быть, он сам их и подскажет…»
— Интересную задачку предложил мне решить ваш командир. Только ведь это безобразие с его стороны. Мне он предлагает превышение полномочий. Он хочет нарушить установленный порядок получения пополнения. Но первым, если не преступником, то нарушителем буду я.
— Товарищ майор! Мне неведомы ваши законы и полномочия, но положение у нас безвыходное. Людей нет. Летаем самоуком. Оружейники сами самолеты готовят на вылет и сами летают за стрелков. Устали, с ног валятся, а польза от них и в воздухе не очень какая выходит…
— Это почему же? Оружие знает, значит, стрелять умеет.
— Дело не только в оружии. Их учить воздушному бою надо, тактике, маневру. А до этого руки не доходят. Получается по пословице: «Скупой дважды платит, а лежачий два раза робит». Только рассчитываемся кровью и сбитыми самолетами, которые снова надо на заводе делать.
— Ну ладно, лейтенант! Хорошо просишь, от сердца твой разговор идет. Какие тебе больше специалисты подойдут?
— Пулеметчики, и лучше, чтобы уже воевавшие. Кто смерть видел и снова на фронт идет — не испугается.
— Пусть будет по-вашему. Пойдем к формирователям маршевых команд. Дам им разрешение на выбор тебе двадцати человек. Правда, придется посидеть. Ведь их тоже, пулеметчиков-то, да еще желающих в авиацию, не сразу найдешь… Агитировать сам будешь, только не очень громко. Беседуй тихонько с двумя, пятью человеками, чтобы не афишировать дело.
…Цибуля охрип и обалдел от многократно «повторяемых одних и тех же фраз, но дело вперед продвигалось медленно. День заканчивался. Надежд на выполнение поручения оставалось все меньше.
Согласившихся ехать с ним в полк набралось пока только семь человек Поэтому, получив для беседы новых людей, он сейчас хотел во что бы то ни стало их убедить.
— Товарищи, я адъютант, по-пехотному — начальник штаба эскадрильи из штурмового авиационного полка. Нам очень нужны пулеметчики для того, чтобы научить их летать воздушными стрелками. Вы пулеметчики?…
— Пулеметчики. Бондарь и я, Кузовков, со станкового «максима», а остальные ручники — с «Дегтярева».
Отвечал высокого роста сержант. По взглядам и поведению собравшихся Цибуля сразу понял, что это не случайно. Сержант у этих шести человек, видимо, был не просто старшим по званию, но и признанным ими руководителем.
— Очень хорошо. Как раз такие специалисты нам и нужны.
— Какие из нас, пехтуры, летчики! Мы привыкли больше на своих двоих да на животе. До сих пор пятки и коленки саднеют.
Засмеялись дружелюбно, с гордостью за себя и свою пехоту. Засмеялся и агитатор от летчиков.
— Ну а теперь вам предлагают воевать в авиации. Небось, когда «илы» фашистов штурмуют, на душе-то веселее становится, уверенность прибавляется, да и немцев битых больше оказывается.
— Мы еще в госпитале собрались своей группой и решили проситься в один пулеметный взвод. А теперь надо думать. Конечно, когда свои летают, нам на земле легче. Но непривычно это — с земли в небо. Нас всех весной под Чугуевом поранило. Мне, например, по ногам попало. Пролежал я целую ночь в воронке. К утру не мог пошевелить ни ногами, ни руками. Ночью подморозило, и все на мне обмундирование в ледышку превратилось. Когда санитары подобрали, оказалось, ноги обморозились от пальцев и до того места, откуда растут. Вылечили. Ходить и бегать могу, ползать еще привычку не потерял. А в воздухе? Если ранят, в окопе не отлежишься. Санитар не появится со своими премудростями. Насмотрелись мы на эти ваши бои, аж иногда в животе колики. Кругом голый, спрятаться негде. Если ранили и «шарики» в разные стороны разбежались, то «прощайте, дорогие родители». Самолет подбили — тоже несладко.
— Ну, волков бояться — в лес не ходить. Убить и ранить на войне могут и в пехоте, и в авиации. Я не думаю, что вы ребята из трусливых. Но у нас лучше: слетал и, если живой и целый остался, пошел в столовую, пообедал за столом, на скатерти, если до ночи дожил, выспался на постели. Утром чайку попил и снова на войну. Вспомните, сколько раз вы на фронте во время боев досыта поели, в тепле на постели спали, а в бане мылись? Вот на тебе, сержант, штаны и гимнастерка как на вешалке, да и другие не очень-то с животами. А у нас на авиационных харчах подкормим, обучим, и будете вы воздушной пехотой.
— Вы, лейтенант, пряниками нас не заманивайте… Придем в полк а потом окажется, что мы не подошли там по вашим нормам. Тогда куда? Один или два у вас, а остальным пинка в мягкое место. Как же тогда наше товарищество?
— Если кто летать не сможет, все равно у нас останется. Обучим и на земле нести службу: готовить бомбы, пушки и пулеметы к вылету. Так что давайте соглашайтесь — со всех сторон вам лучше у нас будет, чем в неизвестном еще пулеметном взводе.
— Как, будущие гвардейцы? Все понятно? — Сержант посмотрел на своих товарищей. — Выйдем, поговорим. Подождите нас несколько минут.
Пулеметчики ушли. Цибуля остался в комнатке один. Сержант ему понравился. Сомнения были, но была и надежда на то, что он их, точнее Кузовкова, убедил. Поедут с ним ребята.
И ребята поехали…
Три дня ожесточенного танкового побоища не дали на земле ни одной из сторон заметного преимущества. Противникам не удалось достичь намеченных ими целей. Огромные потери и длительное нечеловеческое напряжение подорвали силы втянутых в сражение войск. Враги перешли к обороне.
Спало напряжение и в воздухе. Фашистские эскадры понесли большой урон и уступили господство в воздухе советским летчикам. Превосходство в Пятом океане было добыто кровопролитными воздушными боями и смертельными схватками с зенитной артиллерией противника. Люди в авиационных частях устали. Если бы знать, что хочет предпринять противник, то можно было бы рассчитать и спланировать отдых и ремонт, прием пополнения и его учебу. Но командиру полка никто таких сведений дать не мог, и он должен был рассчитывать только на свою интуицию и расторопность. Не давали не потому, что старшие ничего не знали, не предполагали. Они многое видели и знали, рассчитывали и планировали. Но, по законам сохранения своих намерений в тайне, более высокие инстанции не могли сообщить в полк интересующие его сведения.
- Непокоренная Березина - Александр Иванович Одинцов - Биографии и Мемуары / О войне
- Вольфсберг-373 - Ариадна Делианич - О войне
- Вася Шишковский - Станислав Чумаков - О войне
- Полк прорыва - Владимир Осинин - О войне
- Записки о войне - Валентин Петрович Катаев - Биографии и Мемуары / О войне / Публицистика