острие проступивших когтей на коже.
«Я очень… привык к вашим травам. И к тебе тоже, юная лирта…»
…да не может этого быть!
Я тоже протянула руку, коснулась его лба, щёк, провела пальцами по векам, губам, скулам. Задела камни-ромбики, а Март не шевелился, наблюдал за мной.
— Это не мезонтит, но и не просто речная галька, — сказала я, не ожидая подтверждения, точнее, не нуждаясь в нём. — Подобные камушки-артефакты я видела в школьном музее. Они все выглядят очень похоже. Там был камень, помогающий длительное время поддерживать наложенные иллюзии.
— Славрит, — Март кивнул.
Я чуть-чуть надавила на гладкие чёрные фигурки, подвигала из стороны в сторону — и они выпали мне в ладони. Кожа под ними была самая обычная, разве что виднелся немного вдавленный контур. Рука, всё ещё касающаяся моего подбородка, дрогнула.
— Тот, кто убил крысу, тот, кто меня тогда так настойчиво… допрашивал, кто это был?
— Мой заместитель. Я после этого руки ему оторвал, а потом пришил обратно. Задом наперёд.
— Не сомневаюсь.
Не удерживаемая теперь ни магическим усилием мага, ни артефактом, иллюзия спадала неохотно, неторопливо, а мужчина передо мной — я не знала теперь, каким именем его называть — не спешил её подгонять. Но всё же она спадала. Мягкие черты лица приобретали правильную чёткость, хищную остроту, волосы темнели, удлинялись, распрямлялись… Дурашливость, подростковая насупленность, извечная лёгкая уютная заспанность, мягкость щёк и губ — всё это, казавшееся мне неотъемлемой, такой привычной и родной частью его облика, исчезало на глазах, словно капли воды под жгучими белыми лучами Луавы.
— Могу повторить, — я сама поражаюсь тому, что всё ещё в силах выговаривать слова. — Ты прекрасный актёр. Для главы государственного ведомства, пожалуй, у тебя слишком много странной фантазии и склонности к авантюрам, но на сцене ты имел бы невероятный успех. Восхищена. Столько талантов. Надо полагать, ты не только королевский следователь?
— Не только, — голос изменился тоже. И тело. Рубашка на груди всё ещё была расстёгнута, и я провела исхудавшими синеватыми пальцами по мускулам, которых не было у моего смешливого дурашливого приятеля.
Да и приятеля не было. Вообще никогда.
Обман.
Всё это один сплошной обман.
— А где же сам Март?
— Погиб несколько лет назад. Он всегда был рисковым, безбашенным и слишком любил женщин, которых любить не стоит.
— Понятно, — держаться, всё, что мне остаётся — это держаться. — А вот ты не такой. Расчётливый. Безжалостный. И не любишь никого, кроме себя, — я не могла оторваться от его глаз, по десятому кругу пытаясь сосчитать болотные крапинки в карих радужках, каждый раз получая какое-то новое число. — Ах, нет, я не угадала. Ты любишь свою родину, свою службу и своего короля. Жизнь одной маленькой глупой лавочницы, осмелившейся покуситься на королевское имущество и покой — это такая мелочь, верно? Проще поверить в то, что она пошла по кривой дорожке, чем в то, что тётка забрала пропуск, а стражники обсмеяли, когда она пыталась прийти к тебе за помощью. Сунуть деньги и забыть, чем просто самому разузнать, как обстоять дела… Издеваться над ней снова и снова, используя омерзительное проклятие, отправив на казнь, постаравшись втереться в доверие так, как если бы… Вы мне невыносимо противны, лирт королевский следователь, и, насколько я понимаю, сам лирт королевский некромант. Ваши методы работы… лучше попасть во власть жреца с его пытками, чем пережить вот это всё.
Лигран открыл было рот, а я прижала к нему ладонь, обрывая любые его слова.
— После допроса жреца ты чувствуешь себя беспомощным, слабым, чувствуешь боль, страх, всё верно. После пары декад дней с вами хочется разорвать себе грудь и отмываться изнутри. И уничтожить весь этот хмыров мир, чтобы в нём никогда больше не рождалось таких, как ты. Потому что то, что ты делал… то, как ты всё это делал…
Моя злость, моя боль, моё отчаяние не могли быть переданы ни криком, ни плачем. В руке Лигран всё ещё сжимал кинжал, и я резко выхватила его и приставила к горлу — а черноволосый следователь, мастер иллюзий и перевоплощений, даже не пытался сопротивляться. Я вдавила полоску металла в его кожу и размазала каплю проступившей крови по шее.
— Ты будто бы жив. Ты чувствуешь боль, но на самом деле, это просто иллюзия. Во мне крови нет, а я куда живее тебя, потому что я никогда бы не стала так врать тому, кто мне доверяет, я никогда бы…
— Ты права. И… не права, — его глаза, миндалевидные, с чёрными ресницами, распахиваются шире, а моя ярость ворочается внутри, как раскалённая вулканическая лава. — Я не знал, как я мог поверить в пришельца из иного мира…
— Ты мог помочь хотя бы её матери.
— Я и помог.
— Интересно, как? Умертвил безболезненно? Поболтал с трупом?
— Мать Агнессы жива. Я узнал о её состоянии слишком поздно, верно, но как только узнал — сделал всё, что мог. Она находится в одном из целительских приютов в пригороде Магристы и идёт на поправку. Легенда о её смерти была лишь частью плана.
Наверное, я не должна была ему верить. Хотя какой был резон врать мне — теперь?
— Не худший способ добить и без того дошедшую до предела отчаяния девушку. А то, что случилось с телом дочери, ты её матери не поведал?
— Мартен действительно вряд ли знал это заклинание, — Лигран потянулся руками к завязкам на моём платье, а я перехватила его руки, наши когти слабо звякнули друг о друга. — Но я, разумеется, знаю. Я сниму заклятие, но мне