стержня, лишен глубины. Он вовсе не злодей и не исчадие ада, он ни в кого не влюблен и не честолюбив, он почти ничто, если и чудовище, то весьма некрупное.
На этом молодом человеке словно лежит печать несчастья и обреченности, его словно поразила порча. Уж лучше бы добрый окружной инженер не обратил на него внимания в детстве и не забрал с собой в город, чтоб сделать из него человека; должно быть, у мальчика подрезали корни, и он зачах. Все, что он затевает, сказывается потом каким-то изъяном, какой-то чернотой на светлом дне…
Он все идет и идет. Двое седоков проезжают мимо Великого, Элесеус сворачивает в сторону и тоже обходит Великое; что ему делать дома, в своей лавке? Ночью телега подъезжает к Селланро. Следом за нею подходит и Элесеус. Он видит, как во двор выходит Сиверт, с удивлением уставившись на Йенсину; они здороваются за руку и оба улыбаются, потом Сиверт берет лошадь и уводит ее в конюшню.
Только теперь отваживается Элесеус подойти ближе; только теперь отваживается подойти ближе гордость семьи. Он не идет, он крадется, он застает Сиверта в конюшне.
– Это я, – говорит он.
– И ты здесь! – Сиверт снова удивляется.
Между братьями начинается тихий разговор: не упросит ли Сиверт мать дать ему сколько-нибудь денег на дорогу, пусть выручит его. Так больше не может продолжаться, Элесеус устал, он давно уже об этом подумывал, это должно произойти нынешней ночью, большое путешествие, Америка, сегодня же в ночь.
– Америка? – громко произносит Сиверт.
– Тише! Я давно об этом подумывал, и вот теперь ты должен уговорить мать. Так больше не может продолжаться, я давно об этом думал.
– Но в Америку – как же так? – говорит Сиверт. – Нет, не надо этого делать!
– Надо. Непременно. Я сейчас же уйду и успею на почтовый пароход.
– Тебе, верно, охота поесть?
– Я не голоден.
– А поспать?!
– Нет.
Сиверт любит брата и отговаривает его, но Элесеус стоит на своем, первый раз в жизни он стоит на своем. Сиверт совсем сбит с толку, сначала он разволновался при виде Йенсины, а теперь вот Элесеус решил покинуть родину, все равно что отправиться на тот свет.
– А как же Великое? – спрашивает Сиверт.
– Достанется Андресену, – отвечает Элесеус.
– Как же оно может достаться Андресену?
– Разве он не женится на Леопольдине?
– Не знаю. Может, и женится.
Они разговаривают шепотом. Сиверт предлагает позвать отца, чтоб Элесеус сам поговорил с ним, но… нет, нет! – шепчет Элесеус, ни за что, у него никогда не хватит храбрости встретиться лицом к лицу с подобными опасностями, ему всегда был нужен посредник.
Сиверт говорит:
– А мать, ты ведь знаешь, какая она. Не оберешься потом слез и причитаний. Ей ни за что не надо знать об этом.
– Да, – соглашается Элесеус, – ей не надо знать.
Сиверт уходит, его нет целую вечность, наконец он возвращается с деньгами, с целой кучей денег.
– Вот, больше у него нет. Как думаешь, довольно? Сосчитай, он не считал.
– А что отец сказал?
– Да ничего особенного. Подожди минутку, я оденусь и провожу тебя.
– Не надо, ложись спать.
– Может, ты боишься остаться один в темной конюшне? – спрашивает Сиверт, делая слабую попытку приободриться.
Он уходит на минуту и возвращается уже одетый, на плече у него отцовская котомка с припасами. На выходе из конюшни их встречает отец.
– Я слышал, ты собираешься уехать в далекие края? – говорит он.
– Да, – отвечает Элесеус, – но я вернусь.
– Ну-ну, что же это я тебя задерживаю, – бормочет старик и круто поворачивается. – Счастливого пути! – дрожащим голосом говорит он и поспешно уходит.
Братья спускаются вниз по дороге, пройдя немного, садятся и закусывают, и оказывается, что Элесеус очень голоден, он никак не может наесться. Стоит чудесная весенняя ночь, повсюду на холмах токуют тетерева, от этого родного звука на минуту у изгнанника сжимает сердце.
– Какая славная погода, – говорит он. – А теперь иди домой, Сиверт!
– Ага, – говорит Сиверт и идет дальше.
Они минуют Великое, минуют Брейдаблик, и все время то тут, то там на холмах токуют тетерева, это не духовая музыка, какая играет в городах, нет, но это голоса, благовест – настала весна. Вдруг с вершины дерева слышится щебетанье первой пташки, оно будит другую, со всех сторон несутся вопросы и ответы, это больше чем песня, это песнь, восхваляющая жизнь. Должно быть, изгнанника охватывает чувство тоски по родине, чувство безнадежности, он едет в Америку, никто не готов для такого путешествия больше, чем он.
– Ну а теперь, Сиверт, тебе пора возвращаться! – говорит он.
– Ладно, ладно, – отвечает брат, – раз тебе так хочется.
Они садятся на опушке, впереди виднеется село, торговая площадь, пристань, гостиница Бреде; несколько человек копошатся возле парохода, готовясь к отплытию.
– Однако мне, пожалуй, уже некогда сидеть, – говорит Элесеус, вставая.
– Жалко, что ты так далеко уезжаешь, – говорит Сиверт.
Элесеус отвечает:
– Да ведь я вернусь. И тогда у меня будет для разговоров не какой-то клеенчатый чемодан!
Прощаясь, Сиверт сует брату в руку какую-то завернутую в бумагу вещичку.
– Что это? – спрашивает Элесеус.
Сиверт отвечает:
– Пиши чаще! – и уходит.
Элесеус развертывает бумажку и смотрит: это золотая монета, те самые двадцать крон золотом!
– Нет, не надо, зачем! – кричит он.
Сиверт не останавливается.
Пройдя немного, он сворачивает в лес и опять садится на опушке. Внизу, у парохода, становится все оживленнее, он видит, как по трапу поднимаются люди, вот на борт парохода входит его брат, и пароход отчаливает. Элесеус уезжает в Америку.
Он так никогда и не вернулся.
XII
К Селланро приближается удивительная процессия, пожалуй немножко смешная, но не только смешная: три человека с огромными ношами, с мешками, свисающими у них вдоль груди и спины. Они идут гуськом, шутливо перекликаясь друг с другом, но нести им их тяжело. Первым в процессии идет коротышка Андресен, да, впрочем, и вся процессия-то – его задумка: он снарядил в эту экспедицию самого себя, Сиверта из Селланро и еще третьего, Фредрика Стрёма из Брейдаблика. Чертовски забавный парень этот помощник Андресен, одно плечо у него перегнулось чуть не до земли, а куртка сползла едва не до поясницы, но он упорно идет вперед, неся свою тяжелую ношу.
Он так и не купил Великое и торговое дело после отъезда Элесеуса, на это у него нет средств; но у него есть средство получше: выждать время, и, глядишь, все это достанется ему задаром. Андресен далеко не дурак, пока что он арендует участок и понемножку приторговывает.
Недавно он провел