- Там лежит рыхлый снег, и ветер очень сильный. Неподходящее время для путешествия.
Приезжий оторвал взгляд от огня. Никогда Тавалиск не видел таких холодных глаз: будто гранит, покрытый льдом. Незнакомец растянул губы в подобии улыбки.
- Однако вы-то проехали через перевал.
- У меня не было выбора. Нужно поскорее попасть домой.
- И где же ваш дом?
Тавалиск ощутил легкую боль в голове. Какая-то сила заставляла его помимо воли отвечать на вопросы незнакомца. Тавалиск помедлил. Силбур перестал быть ему домом, так куда же он едет? Куда-нибудь подальше отсюда. Им с Венисеем случилось как-то побывать в Рорне. Тавалиску запомнился этот город, процветающий и кипящий жизнью. Улицы там кишат народом, а храмы украшены золотом. Превосходное место для того, чтобы начать новую жизнь.
- Я живу в Рорне, - сказал он.
По легкому движению руки незнакомца Тавалиск понял, что тот ему не поверил.
- А вы откуда будете? - спросил Тавалиск, стараясь побороть растущую неловкость.
- Из Лейсса. Жил еще в Ганатте и Силбуре.
Последнее слово он произнес с ударением, и Тавалиск почувствовал, что краснеет. Спасло его появление служанки, которая тащила уставленный яствами поднос. Суетясь и расточая улыбки, она накрыла на стол и неохотно ушла. Незнакомец сдул пену с эля.
- Что за дело привело вас на Север?
Тавалиск не привык смущаться, и это чувство ему очень не нравилось. Он откашлялся и сказал:
- Я богослов и гостил у великого мистика Рапаскуса. - Тавалиск обрел некоторую уверенность и решил проверить свою историю в деле. - К несчастью, случилось страшное: великий человек умер, а дом его и все труды сгорели.
- Ну вот, вы и избавили меня от путешествия, приятель. Я ведь тоже ехал к Рапаскусу.
Тавалиск затаил дыхание. Стало быть, это тот самый человек, которого Рапаскус пригласил на его место, - блестящий ученый из Силбура.
- Вас, полагаю, зовут Тавалиск, - сказал тот.
- А вы, должно быть, Баралис?
Баралис занялся своим обедом, отломив у птицы оба крыла.
- Рапаскус писал мне о вас, однако не упоминал, что вы интересуетесь богословием. Он отдавал этому предмету много времени - значит вам было о чем поговорить.
Тавалиск расстегнул ворот камзола. Ему вдруг стало жарко.
- Да, он и богословием занимался, но истинной его любовью была мистическая наука: тайные обряды, необъяснимые явления, магия.
- Ошибаетесь, друг мой, - небрежно, но уверенно заявил Баралис. - В одном из первых писем ко мне он писал, что близок к завершению нового толкования канонических текстов. Борк открыл ему путь к свету, и Рапаскус провел много лет, облекая это откровение в слова.
- Над чем бы он ни трудился, все сгорело в огне, и мы никогда уже не узнаем правды. - Тавалиск решил, что пора дать тягу, и встал.
- Скажите, друг мой, - спросил Баралис, когда он уже ступил на лестницу, - вы собираетесь опубликовать ваш труд?
Тогда Тавалиск понял, что ему не удалось провести Баралиса. Тот видит правду так же ясно, как ночной зверь в темноте.
Первым побуждением Тавалиска было убраться отсюда немедля прихватив обвиняющие его рукописи.
- Возможно, - промямлил он. - Еще рано говорить об этом. - И понесся вверх, прыгая через две ступеньки. Но голос Баралиса догнал его.
- Я буду следить за вами, мой друг! Мне крайне любопытно увидеть, как далеко вы зашли.
Тавалиск уехал еще до рассвета. Служанка, подавшая ему счет, сказала, отсчитывая сдачу:
- Ох, чуть не забыла, сударь. Тот красивый господин, что давеча приехал, просил передать вам привет. Он сказал, что вы, должно быть, уедете спозаранку.
Тавалиск огляделся. Баралиса нет - самое время убираться.
- Отдай это конюху, - сказал он, вручив девушке четыре медные монеты. - Пусть снесет сундук из моей комнаты вниз.
Девица заколыхалась от смеха.
- Конюху уже уплачено, сударь. Тот любезный господин так и подумал, что у вас тяжелая поклажа.
Тавалиск покинул Лэйрстон в великой спешке. Он заплатил вознице за то, чтобы тот погонял как следует, и не желал останавливаться даже ради еды.
Через две недели он приехал в Несс. Он свихнул себе шею, то и дело оглядываясь через плечо, и обгрыз ногти до самого основания. Но время и теплое дыхание юга постепенно излечили его от испуга - добравшись до Рорна, он отбросил все свои сомнения. Баралис, быть может, и догадался, что он присвоил себе труды Рапаскуса, но доказательств нет. Если Баралис и выступит, то это будет слово подозрительного колдуна против слова Божьего служителя.
И Тавалиск, приехав в Рорн, сделался служителем Бога. Это стало его последним и окончательным воплощением. Брат Тавалиск, ученый, писатель и провидец.
В подвале под рыбной лавкой он два года переписывал труд Рапаскуса собственной рукой. В последние месяцы он распространил ряд религиозных памфлетов, предваряющих выход сочинений в свет. Ими он создал себе имя еще до издания первого тома. Рорн, с его растущим купеческим сословием, новообретенной ученостью и недюжинной гордостью, дозрел как раз до нужной стадии. Он жаждал новых идей, новых вождей и новой крови. Утвердившись в своих правах, он готовился выйти из тени Силбура на солнце.
Тавалиск с легкостью добился своего. С помощью памфлетов он обрел сторонников, с помощью своих сочинений - весь город. Все были им довольны: купцам нравилось его отношение к земным благам, книжникам - его тонкие нападки на традиционную доктрину, простому люду - его остроумие.
Церковь же его возненавидела - и хуже поступить не могла. В то время в Рорне на церковников смотрели как на шпионов Силбура. К Силбуру же рорнцы относились со всевозрастающим возмущением. По какому праву этот дряхлый, разлагающийся город диктует им, как надо жить? Рорн растет и расцветает, а Силбур бескровен, как старые мощи.
Тавалиск стал во главе движения недовольных. Он ворошил угли, он раздувал огонь. Каждую ночь он выискивал в трудах Рапаскуса новое топливо и публиковал памфлет за памфлетом. Его слава ширилась, число его последователей росло. Толпа собиралась вокруг него, стоило ему выйти из подвала.
В ту пору умер старый архиепископ, и страсти накалились до предела. Силбур тут же прислал преемника и тем совершил серьезную ошибку. В Силбуре поспешили как раз потому, что сознавали, как слабеет их влияние в Рорне. Святая длань опустилась - и промахнулась. Присланный, кислолицый прелат родом из Ланхольта, добрым рорнцам был неизвестен, и город его не принял. Во время праздничного выхода его стащили с коня и всего истыкали ножами.
Этого зрелища Тавалиск никогда не мог забыть. Зверская, среди бела дня совершенная расправа показала ему, на что способны жители славного города Рорна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});