Читать интересную книгу Слезы темной воды - Корбан Эддисон

Что касается меня, то я планирую начать писать, чтобы показать нашим братьям и сестрам, что перо куда сильнее автомата. На оставшиеся мне годы у меня есть лишь одно устремление, устремление Руми, написанное в его эпитафии: «Когда я умру, ищите мою могилу не на земле, но в сердцах людей».

Живите счастливо, мой дядя, и благодарю Вас за Вашу доброту.

Исмаил

Он сложил письмо пополам, написал адрес Махмуда, подошел к двери и два раза постучал. Лонгфелло не заставил себя долго ждать.

– Могадишо, да? – проворчал тюремщик, приняв письмо и прочитав неразборчивый почерк Исмаила. – Представляешь, сколько марки будут стоить? Тебе повезло, что у тебя такой щедрый адвокат. Позволь спросить, о чем оно?

– Это моему дяде, – пояснил Исмаил, не видя причин таиться. – Мой отец основал школу, которая закрылась, когда он умер. Я прошу дядю снова ее открыть.

Лонгфелло недоверчиво уставился на него.

– Странный ты человек, Исмаил, или Афиарех, или как там, черт возьми, тебя зовут. – Он подмигнул. – Но я буду скучать по тебе.

Исмаил улыбнулся тюремщику, и дверь захлопнулась. Затем он вышел на середину камеры, повернулся на восток в сторону Мекки, закрыл глаза и начал молиться.

Пол

Занзибар, Танзания13 ноября 2012 года

Место это называлось Бризы, и такое название подходило ему как нельзя лучше. Пассаты дули с Индийского океана, как и тысячелетия назад, шелестя листьями в пальмовых рощах вдоль берега, тревожа поверхность воды внутри барьерного рифа и невидимой рукой лепя из песка фигуры вдоль линии воды. Воздух на острове был наполнен ароматами специй и цветов. Никогда еще Пол не видел такого разноцветия бугенвиллей, такого разнообразия тропических деревьев, растущих в саду, девственном, как сам Эдем. Занзибар повлиял на него удивительным образом. У него возникло непреодолимое желание писать стихи, хотя он никогда не блистал поэтическим даром.

Он до сих пор не мог поверить, что находится здесь, в этот день, с этими людьми, с Ванессой, Квентином и Ариадной, чтобы увековечить память Дэниела и попрощаться в последний раз. Он не мог поверить, что прошедший год изменил его так сильно. После того как он несколько десятилетий прятался от всех – от всех, кроме Меган, – ему встретились люди, которые по-настоящему понимали его и которые не требовали от него больше, чем он мог дать. Он не мог поверить в то, как Ванесса стала смотреть на него после окончания суда, как она держала его за руку, как смеялась над его шутками, как ее музыка уносила его, не мог поверить в ту страсть, которой она его одарила, когда наконец пустила его в свою постель. Она не совсем принадлежала ему. И никогда не будет принадлежать ему полностью. Но почему-то наслаждаться ею, быть может, даже любить ее не казалось чем-то неправильным. Возможно ли это? Неужели он действительно полюбил ее?

Они сидели рядом на пологом берегу, пока солнце пряталось у них за спиной, посылая рубиновые лучи света сквозь пальмовые заросли и создавая длинные тени на турмалиновых водах. В отдалении Пол видел, как волны разбиваются о рифы. Квентин и Ариадна плавали с масками в лагуне ярдах в ста от берега. Они, как два морских существа, казалось, готовы были все дни напролет купаться, плавать на каяках или просто плескаться на берегу.

– Иногда мне кажется, что в прошлой жизни они были близнецами, – сказала Ванесса, глядя на него сквозь темные очки. Белоснежная туника прикрывала ее бирюзовый купальник и слегка порозовевшие от солнца бледные ноги. – Вы с Меган тоже такими были?

Он посмотрел на нее, вертя в пальцах ракушку, которую нашел в песке.

– Да. Но мы никогда вот так не путешествовали. Отец считал, что работа – это жизнь.

– Легко так смотреть на вещи, – сказала она. – Чтобы научиться расслабляться, требуется сделать усилие. Но мы неплохо справляемся, как думаешь?

– Здесь рай, – ответил он. – Настоящее испытание начнется, когда мы вернемся домой.

Она подняла очки на лоб.

– А что для тебя дом, Пол? Твоя квартира в Арлингтоне?

Он медленно вздохнул:

– Не знаю. Я никогда нигде не жил дольше нескольких лет.

– Печально, – тихо сказала она, положив свою ладонь на его руку. – Нужно будет с этим что-то делать.

Разговоры, подобные этому, убедили Пола, что он не сошел с ума, что у нее это не просто какой-то посттравматический всплеск чувств, – нет, она на самом деле, по-настоящему неравнодушна к нему. Однако мысль об общем будущем породила целый ряд вопросов, на которые он пока что не мог дать ответов. Бюро – требовательный хозяин. Он любил свою работу… Хорошо, он любил вести переговоры; любил учить; любил договариваться. Волнующий трепет метания от одного кризиса к другому и жизнь вечного скитальца, перекати-поля, приелись. Он не мог заниматься этим вечно; это он понимал. Вероятно, теперь настало время, чтобы спланировать выход. Можно было заняться консультационной работой. Можно было преподавать в каком-нибудь университете. Жизнь не должна быть скучной. Однако предсказуемость казалась не такой уж неприемлемой, особенно если рядом был Аннаполис.

Когда солнце скрылось за островом и свет на небе начал гаснуть, Квентин и Ариадна вышли из воды и вытерлись полотенцами.

– Парочка черносливов, – рассмеялась Ванесса. – Я думала, вы и спать там собираетесь.

– Там, у рифа, мы видели обалденную желтую рыбу, – сказал Квентин, надевая шлепанцы и футболку и поднимая маску с трубкой. – А еще жгучие кораллы.

– Я сделала несколько классных снимков, – сказала Ариадна, показывая водонепроницаемую фотокамеру.

Ванесса улыбнулась.

– Надеюсь, вы проголодались. Сегодня мы ужинаем за «Столом султана».

Квентин рассмеялся.

– Что, и тюрбаны придется надевать? Хотел бы я увидеть Пола в таком виде.

Пол захохотал, дивясь стоящему перед ним молодому человеку. Год назад он видел его заложником на паруснике, и всего через несколько часов он получил такие раны, которые едва не лишили его жизни. Теперь же он снова встал на ноги, жил и шутил. «Молодежь, – с любовью подумал Пол. – Эх, если бы мы могли вот так же оживать». Он повернулся к Ванессе и увидел ее тонкую усмешку, ее естественную красоту. Его осенила мысль: «А вдруг мы можем? Вдруг мы, как Квентин, можем вспомнить?»

Ванесса

Занзибар, Танзания14 ноября 2012 года

На следующее утро, ровно через год после смерти Дэниела, Ванесса проснулась рано, тихонько, чтобы не разбудить никого в бунгало, оделась и выскользнула в тишину сада, сжимая в руке водонепроницаемый мешочек, который приготовила накануне вечером. По тропинке она спустилась к берегу и прошла по песчаному пляжу к кабинке, где гости курорта брали напрокат гидроциклы и узнавали расписание сеансов подводного плавания. Али, молодой занзибарец, встретил ее с морским каяком.

– Джамбо, госпожа Паркер, – сказал он, улыбаясь. – Все готово для вас.

Али вытащил каяк в воду и помог ей забраться в него, потом закрепил мешочек в сетке позади нее и вручил ей весло с двумя лопастями.

– Счастливого пути, – сказал он и оттолкнул лодочку.

Она стала энергично грести, уплывая в сверкающий рассвет, к рифу и восходящему солнцу. Вокруг на воде на сколько хватало глаз не было никого. В воздухе, влажном и спокойном, как дыхание спящего ребенка, по ее коже побежали мурашки. Под хлопковыми шортами и воздушной льняной рубашкой на ней был купальник, на ногах – сандалии. Она знала, что промокнет.

Достигнув рифа, она протащила каяк через коралл, снова запрыгнула на сиденье и стала с силой грести, чтобы избежать бурунов. Вода за волнами была прозрачной, как стекло, морское дно внизу переливалось оттенками цвета слоновой кости. Она гребла к горизонту, не следя за временем. Вскоре она развернулась и посмотрела на остров, слегка ошеломленная тем расстоянием, которое успела преодолеть. От земли осталась лишь тонкая коричневато-зеленая полоска над кобальтовым морем. «Достаточно далеко», – подумала она, глубоко дыша, чтобы успокоить бьющееся в груди сердце.

Она открыла водонепроницаемый мешочек и достала стеклянную бутылку. Вытерев руки о рубашку, она выкрутила пробку и осторожно вынула свернутые трубочкой страницы. Письма она знала наизусть. Первое – то, которое Дэниел так и не закончил, в котором он задавал вопрос, до сих пор преследовавший ее: «Возможно ли прощение?» Она боролась с этим вопросом больше, чем с чем-либо в своей жизни, потому что в некотором смысле он подытоживал всю ее жизнь. Это была точка опоры, о которой когда-то размышлял Архимед, рычаг, способный перевернуть Землю.

Но взяться за рычаг и потянуть за него гораздо труднее, чем думать об этом. Если она это сделает, обратного пути не будет, некого будет винить, поздно будет раскаиваться. Она задавала этот вопрос тысячу раз, пока выздоравливал Квентин, пока длился судебный процесс и пока ручеек ее чувств к Полу превращался в полноводную реку. Даже после того, как ей стала известна вся правда об Исмаиле, она не смогла ответить на него, и так длилось, пока она не встретила Хадиджу и Ясмин и не поняла, что их боль ничем не отличается от ее боли, несмотря на то что их история, культура и религия были для нее непонятными. Когда Ванесса увидела, как Ясмин жмет руку Квентину, когда ее сын и сестра Исмаила улыбнулись друг другу, она поняла, что время пришло. Был лишь один путь вперед – оставить гнев в прошлом.