Во-вторых, уже в рамках провозглашенной Никсоном так называемой «гуамской доктрины» стала проводиться сначала в Юго-Восточной Азии, а затем и в других районах линия на создание субимпериалистических регионально-групповых коалиций с наиболее надежными местными опорами, которые могли бы выполнять роль «подрядчиков» империализма. Как правило, такие «привилегированные союзники» выбираются из наиболее крупных государств в региональных масштабах, которые проводят согласованный с Западом внешнеполитический курс. Именно эти государства получали наибольшую часть поставляемого американского вооружения, и именно в них наиболее активно действовали транснациональные корпорации. Роль такого империалистического «подрядчика» на Ближнем Востоке выполняет Израиль, теперь на эту же роль стал претендовать режим Садата. В зоне Персидского залива и на Среднем Востоке до свержения шаха главную свою опору империализм видел в лице Ирана.
После провала неоколониалистской политики в Иране и в связи с событиями в Афгайистане Вашингтон стал вести усиленный зондаж для выяснения возможностей возродить идею «исламского» союза, который мог бы служить барьером на пути усилившихся в мусульманском мире антиимпериалистических освободительных движений. Уже через месяц после победы иранской революции, в марте 1979 года, в Дели состоялось совещание американских дипломатических представителей в странах Южной, и Юго-Западной Азии, в том числе Иране, Афганистане» на котором обсуждался вопрос о создании «исламского» военно-политического союза в составе Пакистана, Бангладеш и Саудовской Аравии.
Эту же идею обсуждали совершавшие в 1979—1980 годах турне по ряду стран Ближнего и Среднего Востока заместитель государственного секретаря США У. Кристофер, помощник президента США 3. Бжезинский и английский министр иностранных дел лорд Каррингтон.
Однако зондирование, судя по всему, не дало ожидаемых результатов. Даже консервативные мусульманские режимы после падения монархии в Иране боятся переступать определенный «порог сотрудничества» е неоколониализмом, опасаясь народного взрыва и изоляции в арабском мире. В этом отношении показательна позиция Саудовской Аравии. Принципиально не выступая против американского военного присутствия в этом регионе, Эр-Рияд вместе с тем заявил американским эмиссарам о нежелательности официального размещения военных баз непосредственно на территории Саудовской Аравии. Было высказано предпочтение так называемому «военному присутствию США на горизонте». Другие страны зоны Персидского залива, в частности Кувейт, заняли еще более отрицательную позицию в отношении иностранного присутствия в этом регионе.
Неудивительно, что после этого Вашингтон стал делать все большую ставку на создание под своей эгидой «мини-блоков» и неофициальных альянсов без непосредственного участия империалистических держав. Подобные альянсы планируется сколачивать под видом провозглашаемых в «доктрине Картера» неких «рамок консультативной безопасности и сотрудничества» при участии афро-азиатских стран с наращиванием прямого военного присутствия западных держав и созданием соответствующих опорных баз. В базовую политику вносятся также небольшие коррективы. Предполагается арендовать готовые базы без размещения там многочисленных воинских гарнизонов, поскольку они могли бы «раздражающе действовать на местное население». Эти базы предназначаются для оборудования военно-морских стоянок, перевалочно-транзитных пунктов и для заблаговременного создания там запасов необходимого оружия и боевой техники.
Не объясняя сути планируемого нового военного альянса со странами Юго-Западной Азии, Картер вместе с тем достаточно полно раскрыл содержание неоколониалистских «рамок», заявив, что США «должны помочь государствам этого региона развить свою способность противостоять советскому нажиму в каких-то укрепленных рамках сотрудничества в этом регионе». Под оказанием подобной помощи подразумевается в первую очередь наращивание прямого американского военного присутствия и «более активное использование военных объектов в этом районе».
Расшифровывая обтекаемые формулировки президента, американский еженедельник «Бизнес уик» уточнил, что Вашингтон не только «помышляет об использовании баз ВВС в Египте и в Израиле, но и более настойчиво добивается права вести операции с других аэродромов», а также получить доступ к морским портам в зоне Персидского залива и бассейне Красного моря. Необходимость подобных баз и объектов журнал объяснил тем, что США «могли бы там заранее держать суда, груженные танками, артиллерией и другой тяжелой техникой, чтобы войска по прибытии в этот район сразу же могли ими воспользоваться»[447].
В свете таких обстоятельных разъяснений становится понятным, почему Вашингтон так настойчиво добивался заключейия соглашений об аренде ряда военных баз в Омане, Кении, Сомали, а также подписывает контракты на массовые поставки американского оружия в Саудовскую Аравию. С целью замаскировать создание новых арсеналов американского оружия оно размещается,, как сообщала иностранная печать, на саудовских базах Дахран, Табук, Хамис-Мушайт под прикрытием поступления вооружения для Саудовской Аравии. Таким образом^ американская военщина намерена ускорить создание наиболее благоприятных условий для будущих действий в этом районе «корпуса быстрого реагирования».
Попытки навязать арабским странам различные неоколониалистские формы военного вмешательства то под видом «дипломатии истребителей», означающей одновременную поставку американского вооружения Израилю и некоторым арабским государствам, то под видом «дипломатии авианосцев», выражающей стремление Вашингтона расширить свое прямое военное присутствие в Средиземноморье и в бассейне Индийского океана, — все это лишь неоколониалистские разновидности колониалистской политики «дипломатии канонерок». Дипломатия, уточняемая различными видами вооружений, выражает скорее эволюцию технических средств ведения империалистических войн, нежели изменение самих методов неоколониализма.
Империалисты глубоко заблуждаются, думая, что им удастся с помощью интервенционистского «корпуса быстрого реагирования» найти выход из этого кризиса и заставить арабские страны поступиться их неотъемлемым правом распоряжаться своей судьбой, своими национальными богатствами. Как напомнил в связи с этим Л. И. Брежнев, «государственная мудрость не в том, чтобы «реагировать быстро» пулеметом и винтовкой, главное— реагировать правильно, с учетом объективных реальностей сегодняшнего мира, искать мирного решения проблем.
Рецидивы империалистической «политики канонерок» в ее современном обличье могут повести лишь к возникновению новых опасных очагов напряженности и обострению старых, ухудшить международную обстановку в целом. Попытки возродить в наши дни бесславную политику колонизаторов обречены на неизбежный провал...»[448].
Безрассудство и авантюристичность империалистической «новой стратегии», изложенной в «доктрине Картера», очевидны. Она таит немалую угрозу всем народам мира и международной безопасности. Поэтому, как подчеркнул Л. И. Брежнев, «дать отпор этим зловещим замыслам — дело всех, кому нужен и дорог мир»[449].
Новое размежевание сил
На тихом живописном островке Элефантин посреди Нила в Асуане египетский президент Анвар Садат и израильский премьер Менахем Бегин провели несколько дней первой декады 1980 года в беседах с глазу на глаз, на этот раз уже без посредничества Картера. Египетские и израильские газеты называли эту встречу, как и кэмп-дэвидскую, «исторической»: она происходила в преддверии установления дипломатических отношений между двумя странами. Сами участники называли её «дружеской»: на устроенной в Асуане 10 января 1980 года пресс-конференции каждый обращался к своему собеседнику не иначе как «мой дорогой друг». Об этом же должны были свидетельствовать и опубликованные в западной печати многочисленные фото. На них можно было видеть Садата и Бегина то с протянутыми навстречу друг другу руками, то интимно шепчущими что-то друг другу на ухо, то с поднятыми бокалами... Официальные же органы пропаганды Египта и Израиля старались представить эту встречу как сугубо «деловую»: обе стороны надеялись, что на ней удастся, наконец, найти приемлемую формулу решения «палестинской проблемы». В этом особенно был заинтересован Садат. Незадолго до встречи с Бегином он в интервью израильской газете «Маарив» утверждал, что без «всеобъемлющего мирного урегулирования» Египту и Израилю невозможно будет наладить «широкое сотрудничество в стратегическом плане».
Увы, заклинания Садата не помогли. «Друг Менахем» остался глух к просьбам своего «друга Анвара». Никаких уступок по «палестинской проблеме» Садат не добился. Однако это обстоятельство не помещало перейти от слов к делу в установлении египетско-израильского сотрудничества по всем направлениям. Было объявлено об установлении прямой телефонной связи и об открытии авиалинии между Тель-Авивом и Каиром, о развитии туризма. Без лишнего шума стала налаживаться и торговля всевозможными товарами, особенно... контрабандными. Незадолго до передачи Египту одного из районов Синайской пустыни там было закопано в песке более сотни украденных израильскими контрабандистами автомобилей «Мерседес», которые затем были проданы по баснословным ценам на «чёрном рынке» в Египте. Так что деловое сотрудничество между египетскими «жирными котами» и израильскими гангстерами установилось раньше, чем официальные дипломатические отношения.