Я верю, что хоть несколько хроник этой войны сохранятся и попадут в имперские архивы. Сейчас я делаю эти записи не из тщеславного желания возвысить и увековечить свое имя, а для того, чтобы описать каждую деталь священного кровопролития этого масштабного Крестового Похода».
Здесь он помедлил. Тортеллий искал слова, и когда покусывал нижнюю губу, раздумывая над драматичным описанием, монастырь под его ногами вновь вздрогнул.
Титан снова задвигался.
«Герольд Шторма» шел через город, не встречая сопротивления.
Три вражеские машины — развалюхи-шагатели, называемые ксеносами гаргантами, — уже погибли от его орудий. В своей прозрачной тюрьме, заполненной жидкостью, Зарха чувствовала, как культя начала пульсировать тупой горячей болью.
«Когда-то, — подумала она с угрюмой усмешкой, — у меня были руки».
Следующие слова она произнесла уже не про себя.
Аннигилятор перегревается.
— Аннигилятор перегревается.
— Понял, мой принцепс, — отозвался Кансомир. Он дернулся на троне, получая данные о состоянии оружия напрямую от систем в сердце титана. — Подтверждено. Отсеки с третьего по шестнадцатый демонстрируют рост температуры и давления.
Зарха повернулась в молочном саркофаге, интуитивно чувствуя титана лучше любого на борту: люди нуждались в показаниях на мониторах или в медлительных проводных соединениях. Она смотрела, как Кансомир опять дернулся, чувствуя, как пульсируют через его разум приказы, посредством одной только силы воли достигая когнитивных рецепторов в центре титана.
— Поток хладагента, интенсивность умеренная, — сказал он. — Начнется через восемь секунд.
Зарха вытянула правую руку, чувствуя боль в несуществующих пальцах.
— Выпуск хладагента, — сказал ближайший адепт, склонившийся над вмонтированной в стену контрольной панелью.
Немедленно пришло блаженное облегчение, словно обожженную солнцем руку опустили в ведерко со льдом. Зарха отключила прием света фоторецепторами, погрузившись в приятную тьму, струившуюся через ее руку.
Спасибо, Валиан.
— Спасибо, Валиан.
Зрение вновь вернулось, когда она реактивировала бионику. Потребовалось мгновение, чтобы изменить восприятие, фильтруя картинки окружающего мира. Вдохнув, Зарха посмотрела на город глазами богомашины.
Враг, подобно муравьям, роился на улицах вокруг ее лодыжек. Зарха подняла одну ногу, чувствуя одновременно и порыв воздуха на металлической коже, и бурление жидкости вокруг своей лишенной ступни культи. Орки бросились врассыпную от грозившей опасности. Один из танков был раздавлен в лепешку.
Вспомогательный огонь из укреплений на ногах «Герольда Шторма» выплеснулся на улицу, целыми ватагами поражая орков.
— Мой принцепс. — Секунд-модератус Лонн дернулся на троне, его мышцы сводило спазмами в ответ на прилив импульсов из соединения с титаном.
Говори, Лонн.
— Говори, Лонн.
— Мы рискуем без поддержки скитариев.
Зарха не была слепой, чтобы этого не видеть. Она пожала плечами, чувствуя, как напряглись и дрожат мышцы, и двинулась вперед.
Я знаю. Я чувствую… что-то.
— Я знаю. Я чувствую… что-то.
Жилые башни по обе стороны от шагающего титана были покинуты: этот квартал был одним из немногих счастливчиков, из которых легко было добраться до подземных бункеров.
Сообщи полковнику Саррену, что я настаиваю на второй фазе.
— Сообщи полковнику Саррену, что я настаиваю на второй фазе.
— Да, мой принцепс.
Этот сектор, Омега-юг-девятнадцать, был одним из первых занятых врагом, когда рухнули стены. Ксеносы много часов пробирались через эту территорию, но значительного количества гаргантов здесь пока не наблюдалось. Такая ситуация давала отличную возможность уничтожать целые легионы врагов, пока их титаны были заняты где-то в другом месте.
В ее голове усилилось навязчивое, острое чувство, громыхая в сплетениях вен в мозгу. Ничего подобного она не слышала многие, многие десятилетия.
Кто-то кричал в агонии.
Зарха почувствовала, как открылся рот, когда чувство расцвело и пустило корни. Оно стало более резким и грубым, ядовито пульсируя в черепе.
— Мой принцепс?
Сначала она не услышала.
— Мой принцепс?
Да, Валиан.
— Да, Валиан.
— Мы получаем сигнал от «Безжалостного». Мой принцепс, он умирает.
Я знаю… Я чувствую это.
Через мгновение Зарха осознала, как все чувства словно оцепенели. Предсмертный крик бушевал в ее подсознании подобно урагану. «Безжалостный» погибал. Его принцепс, Ясен Верагон, вопил, когда ксеносы облепили труп гиганта, карабкаясь по металлической коже.
Как его смогли убить?
И вот нашелся ответ. В крике боли была память, которую она искала. Искажавшийся образ того, как машину боевого класса «Грабитель» повергли на колени. Чувство приводящей в ярость беспомощности. Он был богом… Как такое могло случиться? Почему его конечности больше не двигаются?
Вокруг были только обломки и дым, которые не давали что-либо разглядеть.
Теперь крик утихал. Сердце-реактор «Безжалостного», сосуд кипящей плазмы, остывало.
— Мы потеряли контакт, — сообщил Валиан, почувствовавший это вслед за Зархой.
Она плакала, хотя соленые капли, вытекавшие из слезных каналов, немедленно растворялись в окружавшей ее жидкости.
Лонн закрыл глаза, получая доступ к гололитическому дисплею когнитивной связи.
— «Безжалостный» был в районе Омега-запад-пять. — Его темные глаза открылись, блеснув. — Рапорты показывают, что район такой же, как этот: эвакуированные жилые башни, минимальное присутствие гаргантов.
Адепт с похожим на скарабея динамиком вместо рта, управлявшийся со сканирующим экраном, выпалил через рубку серию машинных кодов.
— Подтверждено, — сказал Кансомир. — Мы поворачиваем ауспик на юг. Значительные показатели тепла. Почти наверняка вражеская машина.
Зарха не расслышала почти ничего из этих слов. Картина смерти «Безжалостного» стояла перед ее искусственными глазами. Она еще раз всхлипнула, сердце болело, готовое разорваться от такой муки. Но, услышав о том, что враг поблизости, она задвигала конечностями, имитируя ходьбу.
Титан вздрогнул и сделал шаг.
— Мой принцепс? — позвали одновременно оба модератуса.
Я отомщу. Даже в собственном сознании она едва ли слышала свои слова. Механические нотки добавились к ее мыслям — и защищались с непреодолимой яростью. Я отомщу.
— Мы отомстим.
Титан проходил мимо высоток, задевая их плечами.
— Мой принцепс, — начал Кансомир. — Я рекомендую, чтобы мы остались здесь и подождали, пока скитарии разведают район впереди.
Нет. Я буду мстить за Ясена.
— Нет, — раздался из вокса резкий голос. — Мы отомстим за «Безжалостного».
Не видя разницы между мыслями и вырывавшимися словами, Зарха дернулась вперед. Голоса не смолкали, но от них она могла отмахнуться усилием воли. Никогда прежде принцепсу не было так легко пренебречь дребезжащими низшими голосами ее меньших родичей. Другое дело голос Валиана, доносившийся из отсека мостика, а не по когнитивной связи.
— Мой принцепс, мы получаем прошения о мессе.
Никакой мессы. Я охочусь. Месса с Легио может состояться вечером.
— Никакой мессы. Мы охотимся. Месса с Легио может состояться вечером.
Валиан с усилием повернулся в ограничителях трона. Кабели, змеившиеся из разъемов в черепе, последовали за ним, словно хвосты причудливого животного.
— Мой принцепс, принцепс Верагон мертв, и Легио требует мессу. — В его голосе отчетливо слышалось беспокойство — без намека на панику или страх.
Остальные члены боевой группы жаждали моментального разделения внимания и цели — единство принцепсов и душ их машин, — что было традицией после подобных потерь.
Легио подождет. Я жажду битвы.
— Легио подождет. Мы жаждем битвы.
Вперед. Главные орудия к бою. Я даже отсюда чувствую вонь ксеносов.
Ее голос заглушило шумом помех, но «Герольд Шторма» продолжил движение.
Кансомир не был чересчур эмоционален, но что-то холодное и неудобное промелькнуло в мыслях, когда он повернулся обратно, чтобы посмотреть на город через гигантские глаза титана.
Он не был так тесно соединен с пылающим сердцем «Герольда Шторма», как принцепс, но его собственные узы с богоподобной машиной не были лишены некоторой дружеской близости. Через связи с менее чувствительным центром машины Кансомир ощущал всю глубину ярости, которая была сродни наркотику в своей всеохватывающей чистоте. Страсть эта перерастала через эмпатическую связь в мрачную раздраженность, и Валиану пришлось сопротивляться желанию обругать за неэффективность всех вокруг, пока он двигал титана вперед. И осознание причин этого раздражения совсем не утешало.