Фрау Марта пересекла площадь и тут ей наконец стало казаться странным, насколько пусто и тихо кругом. Но именно в этот момент она заметила впереди человеческую фигуру. Некто стоял на мостовой перед входом в ратушу.
Проходя мимо, женщина, как ни спешила, сочла своим долгом учтиво поздороваться. Человек кивнул – и тут сердце Марты замерло: голову он держал под мышкой.
Но почти сразу же она устыдилась своего страха. Безусловно, так во всем Ландсберге мог выглядеть только один человек: член городского магистрата советник Филиппсборн. За что именно он лишился головы, все горожане, разумеется, знали, но к нашему повествованию эта история не имеет ровным счетом никакого отношения, да и вообще она весьма давняя, с тех пор уже более двухсот лет миновало. Было известно, что призрак обезглавленного советника довольно часто появляется в окрестностях ратуши. Женщина встречала его первый раз, но это, конечно же, потому, что не в ее привычках было разгуливать по улицам после захода солнца, а в дневное время Филиппсборн никогда не показывался. Так или иначе, вреда от этого призрака никому еще не было, и это тоже хорошо знали все.
– Доброе утро, господин советник. – Фрау Марта на всякий случай поздоровалась с ним снова. – Право же, странно, что сегодня вы задержались так допоздна.
Призрак ничего не ответил. Несколько секунд они постояли друг против друга.
– Могу ли я вам чем-нибудь помочь, герр Филиппсборн?
Покойный советник по-прежнему молчал. Фрау Марта, прежде чем поспешить дальше, из чистой вежливости повторила вопрос еще раз – и вдруг губы головы, которую Филиппсборн по-прежнему держал под мышкой, зашевелились.
– Можешь или нет – зависит от того, куда ты идешь, – чуть слышно произнесла голова.
– Разумеется, в церковь, – ответила женщина, удивленная самим вопросом и слегка задетая обращением на «ты». Впрочем, на последнее, подумав, решила не обижаться: она, бесспорно, стара, но герр Филиппсборн, с учетом его посмертного существования, еще старше.
– Тогда прочитай там за меня «Отче наш», – прошептал призрак.
Фрау Марта сочла эту просьбу вполне уместной: действительно, ведь не может же господин советник в своем нынешнем виде явиться в церковь сам. И, исполненная сочувствия к несчастному призраку, а отчасти и страха (ибо мало ли что он может натворить, если не выполнишь его просьбу, – пускай даже ранее вел себя прилично!), она продолжила свой путь. Страха в ней, к ее чести, было гораздо меньше, чем сочувствия. Вообще же сейчас преобладал совсем другой страх: опоздать к завершению утренней службы.
Почти бегом старая женщина одолела Кирхенштрассе, экономя драгоценные минуты, свернула на тропинку, ведущую через кладбище, – и вот она уже стоит перед церковью, белой в лунном свете и подсвеченной струящимся изнутри, сквозь стекла высоких витражных окон, пламенем множества свечей.
Впрочем, даже сейчас фрау Марта еще не осознала, что свет, заливающий церковь снаружи, – лунный. Поэтому, уже войдя в притвор, удивилась: там все еще мерцал масляный фонарь. Да, ночью так и положено, но уж во время заутрени-то его давно полагалось потушить! Как видно, старый звонарь (следить за ночным фонарем входило в его обязанности) совсем уже одряхлел и сделался забывчивым.
Все-таки, не вполне осознавая, зачем это делает, женщина заглянула в замочную скважину внутренних дверей. Ничего толком не рассмотрела, в глубине нефа царил полумрак – но свечное пламя теплилось у алтаря и в высоких канделябрах: несомненно, служба давно идет. Так что фрау Марта хотя и опоздала, но не окончательно.
Она осторожно приоткрыла окованную железом старинную дверь и вошла.
* * *
В церкви было полно народа, и женщина как-то растерялась: ее не зря считали образцовой прихожанкой – всю свою жизнь она являлась на службы одной из первых и в такие ситуации прежде не попадала. Свободно ли ее место, на котором она привыкла сидеть уже многие десятилетия, – вон там, прямо напротив кафедры? К счастью, да: именно эта часть церковной скамьи до сих пор не занята, хотя справа и слева сидят люди.
Потупив взор, фрау Марта осторожно пробралась на привычное место и лишь тогда с облегчением перевела дух. Вслед за чем немедленно выполнила обещание, данное покойному (вернее, получается, неупокоенному) советнику Филиппсборну: прочла «Отче наш», мысленно отметив, что делает это за него. И только после этого раскрыла сборник псалмов, поставила рядом с ним свечу и огляделась по сторонам.
В церкви все было, как положено. Священник стоял у алтаря, органист тоже располагался на своем месте, за «шпильтишем», вот как раз сейчас он положил руки на клавиатуру – и воздух наполнился звуками торжественного гимна. Стройные ряды мальчиков-певчих на хорах звонкими голосами подхватили мелодию. Но…
В чем именно заключалось это «но», женщина поняла, лишь когда отвела взгляд от хорошо освещенной алтарной части. На церковных скамьях, едва различимые в полумраке, сидели мертвецы. Там, на свету, тоже: мертвец за органным пультом, мертвец перед алтарем, обтянутые высохшей кожей детские скелетики на хорах… Но страшнее было смотреть на тех, кто вблизи. Потому что некоторых из них, несмотря на полутьму, она узнавала.
Вот ее родная сестра – скелет, обтянутый кожей, но еще можно различить черты лица – сидит вплотную справа, на своем месте, том же самом, которое занимала десятки лет, она тоже была примерной прихожанкой. Чуть дальше сидит брат – и даже сейчас видно, что он молод: умер совсем давно, еще в юности. На соседней скамье расположились матушка с отцом. Дальше – какие-то смутные фигуры, о которых воспоминаний осталось не больше, чем плоти на их костях: кажется, этих людей старая Марта видела еще в своем детстве. И еще, еще – хорошо знакомые, едва знакомые, не знакомые вовсе… неузнаваемые… в старинных, обветшавших одеждах…
Несколько секунд она сидела, замерев, вне себя от ужаса. Затем беззвучно поднялась с места и начала пробираться к выходу. Сборник псалмов она держала перед собой и даже заглядывала в него, будто ища подобающую случаю молитву, но на это ей сил уже не хватало. Остатки самообладания подсказывали, что броситься к дверям бегом сейчас никак нельзя, а вот если идти медленно, не привлекая к себе внимания, какой-то шанс еще остается. Но прежде чем добраться до выхода, надлежало пройти мимо доброй сотни человек – доброй ли? человек ли? – и фрау Марта почти не питала надежды, что ей это удастся.
Так и получилось. Сперва мертвецы начали недовольно оглядываться на нее, потом зашевелились… протянули костлявые руки… а затем двое или трое, поднявшись, загородили дорогу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});