– Младший брат Мег Макдональд, которого звали Росс, воспылал жаждой мщения. Он и не подозревал, что Лайонел был не моим сыном, а плотью и кровью его родной сестры, страшная смерть которой заставила его пойти на отчаянный шаг. Он похитил Лайонела и…
У нее сдавило горло от слез, и она замолчала. Потом, кое-как справившись с эмоциями, она едва слышно прошептала:
– Убивая его, он не знал, что убивает родного племянника… На следующий день после похищения он прислал мне записку, в которой объяснял, как и зачем похитил Лайонела. Я уничтожила ее, никому не показав.
– Но почему? – воскликнул Гаррик, в ужасе от жестокости матери. – Ты могла спасти ему жизнь!
– Я ненавидела твоего отца, потому что он во всем отдавал предпочтение Лайонелу, всячески ругая и презирая тебя, своего законного сына. Кроме того, я была уверена, что Росс Макдональд не решится на убийство. Я даже радовалась тому, что он на время забрал Лайонела к себе. Думала, что в его отсутствие отец изменит отношение к своему сыну. Я думала… он начнет наконец любить тебя, Гаррик.
От изумления Гаррик не мог вымолвить ни слова.
– Вплоть до сегодняшнего дня я не была уверена в том, что Росс все-таки выполнил тогда свою угрозу и убил Лайонела, – прошептала сквозь слезы Элеонора. – Я до последнего надеялась, что Лайонел и вправду остался в живых и вернулся домой после долгих лет разлуки. Мне хотелось верить, что Ричард и есть Лайонел, чтобы хоть как-то искупить свои прошлые грехи! – Она на мгновение прикрыла глаза. – Я уничтожила записку Росса, потому что не могла трезво мыслить. В то время я слишком часто прикладывалась к бутылке и большую часть времени находилась в подпитии. И не смотри на меня такими глазами! Я давно расплатилась за свое преступление! Все эти годы я жила с мучительным осознанием собственной вины! У меня не было радостей, не было удовольствий, не было счастья! Были только страшное горе и горькие сожаления…
Еще никогда в жизни Гаррику не было так гадко и больно. Ведь фактически виновницей смерти Лайонела была его родная, горячо любимая мать! Опустив голову, он разглядывал толстую тетрадь, много лет хранившую ужасную тайну… Внезапно раздался стук открываемого окна и… Его мозг пронзила страшная догадка!
– Нет! Мама, не надо! – закричал он, бросаясь к окну, но было уже поздно.
Легко, словно птица, вскочив на подоконник, Элеонора бросилась вниз, навстречу своей смерти, уже давно не пугавшей ее.
Стэнхоуп-Холл
Она точно знала, где его искать. Держа в руке букетик желтых нарциссов, Оливия отправилась на семейное кладбище Стэнхоупов. Там, у белого мраморного надгробия, стоял убитый горем Гаррик. Почувствовав приближение Оливии, он поднял голову и едва заметно улыбнулся ей. У Оливии защемило сердце от жалости и сочувствия. Подойдя к могиле Элеоноры, она положила цветы и тихо спросила:
– Как ты себя чувствуешь, Гаррик?
Подняв на нее скорбные влажные глаза, он чуть слышно ответил:
– У меня есть ты… Ты и Анна.
– Чем я могу помочь тебе, любимый?
– Будь всегда рядом со мной, вот и все, что мне нужно…
Глаза его наполнились слезами, он перевел взгляд на материнское надгробие.
– Мне всегда будет не хватать ее, – выдавил он срывающимся голосом. – Наверное, мне никогда не понять, почему она тогда уничтожила записку, в которой говорилось об условиях освобождения Лайонела, но теперь я даже рад, что она нашла успокоение… Она не была ни злой, ни плохой…
– Она была просто человеком, – подхватила Оливия, – матерью и любила тебя всем сердцем и душой. Я тоже люблю тебя, Гаррик, и буду любить всегда.
Он порывисто обнял Оливию и горячо прошептал:
– Когда вы с Анной будете готовы к отъезду?
– Мы с Анной всегда готовы ехать за тобой хоть на край света, – без тени улыбки ответила она.
Он улыбнулся, и его глаза ожили и потеплели.
– Только ты могла дать такой чудесный в своей откровенности ответ, – прошептал он.
– Я всю жизнь ждала тебя, Гаррик, и не хочу теперь ни на час откладывать наше совместное будущее. Я так устала ждать!
– Я тоже устал от ожидания, – кивнул Гаррик. – Ты готова ехать со мной, не дожидаясь, когда Арлен даст тебе развод?
Оливия утвердительно кивнула.
– Мой муж очень коварный и непредсказуемый человек. Он вполне может в самую последнюю минуту отказаться от своего обещания. Но теперь мне все равно! Меня больше не волнуют эти условности! Я хочу только одного – чтобы ты и мы с Анной всегда были вместе.
– Так и будет, Оливия, – горячо заверил ее Гаррик. – Я увезу вас с Анной в Америку!
У нее округлились глаза от радостного волнения. Она никогда не бывала в Америке, и эта новая, пока еще чужая для нее страна почему-то сильно влекла ее.
– Страна, где никто не знает ни нас, ни нашего прошлого… Идеальное место для того, чтобы начать новую жизнь! – мечтательно проговорила она.
– Ты словно читаешь мои мысли, – улыбнулся Гаррик, нежно целуя Оливию в губы. – Говорят, Америка – страна безграничных возможностей.
– Как же это хорошо, Гаррик! – радостно вздохнула она.
Месяц спустя
День выдался ясным и теплым. Дул легкий ветерок, по голубому небу медленно плыли полупрозрачные облака. Именно такой день как нельзя лучше подходил для отплытия в далекую неизведанную страну.
Гаррик бросил взгляд на большой фрегат, готовый держать курс к берегам американских колоний. Точнее, в Джеймстаун.
У поручней на палубе застыли Оливия и Анна. Вокруг них суетились пассажиры и матросы, готовясь к отплытию, но ни мать, ни дочь не замечали их. Обе счастливо улыбались Гаррику. Одной рукой Оливия держала на коротком поводке Трива, другой приветливо махнула Гаррику.
Он тоже махнул ей в ответ. В этот момент Оливия с Анной были так прекрасны, что казалось, он мог бы вечно любоваться ими.
– Гаррик! – нарушил его блаженное состояние отец.
Он повернулся к графу, рядом с которым стоял его побочный сын Ричард.
– Может, ты все-таки изменишь свое решение? Может, хотя бы на время отложишь свой отъезд? – без всякой надежды спросил граф.
Теперь он выглядел гораздо старше своего возраста. Обнаруженное место погребения Лайонела и неожиданное самоубийство второй жены сильно подкосили его. Только теперь он стал понимать, как много в его жизни значила Элеонора.
– Нет, отец, мое решение неизменно, – отозвался Гаррик. – В этой стране меня уже ничто не держит.
Граф молча проглотил обидные слова сына, а в глазах Ричарда мелькнула радость.
– Увидимся ли мы когда-нибудь снова? – тихо спросил граф.
– Вряд ли, – не стал обнадеживать его Гаррик.
– Ведь ты – мой сын, – дрогнувшим голосом произнес вдруг граф. – Знай, я люблю тебя!