Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Римская Британия тоже агонизировала. Хотя, несмотря на письмо Гонория от 410 г., «убеждавшее [британцев] о себе позаботиться», и на то, что империя более не претендовала на сохранение в регионе своего прямого управления, римский образ жизни в этой провинции кое-где сохранился; кроме того, продолжались тесные бытовые контакты между романо-британцами и жителями континента. В 429 г., а затем еще раз в начале 440-х гг. епископ Герман Оксеррский предпринял поездку на острова, чтобы помочь местным христианам преодолеть влияние еретиков-пелагиан{368}. Однако ересь не была единственной проблемой, с которой столкнулось последнее поколение романо-британцев: переселенцы из Ирландии (скотты) и Шотландии (пикты) тревожили своими набегами западное и северное побережье Британии; саксы, приплывшие из-за Северного моря, также воспользовались изоляцией римской Британии в своих собственных интересах. Саксы представляли собой реальную угрозу, по крайней мере начиная с III в., и их набеги стали причиной сооружения мощных укреплений вдоль восточного и южного побережья Британии. Некоторые из них сохранились до наших дней, в частности форты Портчестер и Карлеон. Мы не знаем, кто осуществлял власть в охваченном смутой пространстве постримской Британии, однако на протяжении жизни примерно одного поколения городские общины все еще существовали, продолжая давать по крайней мере какую-то часть от прежнего объема налоговых поступлений{369}.
Британский автор VI в. монах Гильдас в своем сочинении, носящем подходящее название «На руинах Британии», сообщает о том, что власть в конечном счете попала в руки безымянного тирана, которого Беда называет Вортигерном. Он и «совет» (вероятно, представители уцелевших городских советов) пришли к убеждению, что использование наемников-саксов решит проблемы романо-британцев, подвергавшихся серьезным опасностям и страдавших от набегов варваров. О том, что случилось дальше, вкратце поведал Гильдас, создававший назидательное произведение для своих современников, однако это свидетельство, насколько можно судить, вполне достоверно{370}:
«[Саксы]… требовали, чтобы их обеспечили всем необходимым, лживо называя себя воинами, готовыми противопоставить самым серьезным опасностям свои великолепные боевые порядки. Снаряжение было им выдано и надолго «заткнуло собачью пасть». Затем они снова стали жаловаться на то, что их месячное довольствие недостаточно… и поклялись, что нарушат соглашение и опустошат весь остров, если им не будет выплачено более щедрое жалованье. Последствия не заставили себя ждать: саксы немедленно привели свои угрозы в исполнение».
В результате:
«Все крупные города были повергнуты наземь непрестанными ударами вражеских таранов; повергнуты были и все их обитатели — князья церкви, священнослужители и их паства, ибо всюду сверкали мечи и шумело пламя… Среди площадей камни, некогда положенные в основание высоких стен и башен, а теперь исторгнутые из их величественной кладки, священные алтари, части мертвых тел, покрытые пурпурной коркой запекшейся крови, казалось, попали под некий чудовищный пресс, которым давят виноград».
Гильдас никак не датирует этот мятеж — впрочем, он вообще не дает точных датировок, — однако два хрониста, писавших в Галлии, чья осведомленность о событиях в Британии говорит о продолжавшихся сношениях через пролив, что, в свою очередь, засвидетельствовано в «Житии св. Германа», отмечают, что положение на том пространстве, которое осталось от римской Британии, стало поистине угрожающим где-то около 440 г. Оказавшись перед лицом постоянно ухудшавшейся ситуации, жители римской Британии в последний раз обратились с просьбой вновь принять их под крыло империи (официальное послание было адресовано Аэцию). Датировка этого обращения остается спорной, однако Гильдас дает понять, что Аэций на тот момент был «трехкратным консулом». В третий раз Аэций стал консулом в 446 г., поэтому, если считать указание Гил ьдаса достоверным, послание дошло до адресата в то самое время, когда тот с тревогой смотрел в сторону Дуная, пытаясь разглядеть первые признаки надвигавшейся гуннской угрозы. Даже если Гильдас ошибся, тем не менее примерную дату можно считать установленной. Аэцию пришлось иметь дело с чересчур многими угрозами в других местах, чтобы быть в состоянии ответить на последний отчаянный призыв римской Британии{371}.
Картина вышла мрачная. К 452 г. Западная Римская империя потеряла существенную часть своих провинций (см. карту № 14): всю Британию, большую часть Испании, богатейшие провинции Северной Африки, те области Юго-Западной Галлии, которые пришлось уступить вестготам, а также Юго-Восточную Галлию, отданную бургундам. Кроме того, большая часть из оставшихся территорий пережила серьезные потрясения за последнее десятилетие или около того, и доходы с этих земель также должны были весьма существенно сократиться{372}. Проблема сокращения финансовых ресурсов стала непреодолимой. Косвенная роль гуннов в этом процессе истощения, выразившаяся в том, что они изначально вынудили толпы вооруженных переселенцев двинуться через границу, нанесла гораздо больший вред, нежели какой бы то ни было прямой ущерб, причиненный Аттилой.
Часть третья
Падение империй
Глава восьмая
Распад Гуннской империи
Распад империи Аттилы сам по себе представляется из ряда вон выходящим явлением. Вплоть до 350 г. гунны не имели никакого отношения к европейской истории. В течение 350–410 гг. римляне, как правило, сталкивались лишь с немногочисленными отрядами промышлявших набегами гуннов. Спустя 10 лет гунны в огромном числе расселились западнее Карпатских гор на Большой Венгерской равнине, однако в большинстве своем они все еще оставались верными союзниками Рима. В 441 г., когда Аттила и Бледа впервые предприняли прорыв через римскую границу, «союзники» показали себя по-иному. За 40 лет гунны, начав с нуля, поднялись до уровня европейской сверхдержавы. С какими критериями мы бы к нему ни подходили, это был ошеломляющий результат. Однако крах империи Аттилы был еще более ошеломляющим. В 469 г., всего лишь через 16 лет после его смерти, последние гунны искали спасения в пределах Восточной Римской империи. Развал их державы должен был весьма серьезно отразиться на судьбах римского Запада.
Империя на пути к гибели
Реконструкция истории краха гуннского господства в Центральной Европе представляет собой трудную задачу. Наш старый знакомый Приск описал эту историю в деталях, но, поскольку в повествовании об упадке империи нашлось совсем немного места для дипломатии, от его рассказа, сохранившегося в эксцерптах Константина VII «О посольствах», мало что уцелело. В основном нам придется опираться на одно из самых увлекательных исторических сочинений поздней античности, дошедших до наших дней. Это «История готов», или «Гетика» Иордана, чей голос мы уже слышали в предыдущих главах. Около 10 страниц текста (половина из них примечания) в стандартном издании представляют собой единственное на сегодняшний день связное повествование о падении империи Аттилы (Iord. Getica. 48. 246-55. 282).
Иордан был готом по происхождению, жившим в Константинополе около 550 г.; таким образом, он писал спустя примерно сто лет после тех событий, которые нас интересуют. В ту пору Иордан являлся монахом, однако в прежние времена он успел послужить секретарем у римского военачальника на Дунае и, следовательно, не был лишен необходимого опыта. В предисловии к «Гетике» он сообщает о том, что его «История готов» является, по сути, сокращением утерянного исторического сочинения, написанного римлянином из Италии по имени Кассиодор. В 520-х гг. Кассиодор был советником Теодориха Амала, остготского короля Италии. Иордан говорит, что имел доступ к «Истории» Кассиодора в течение всего лишь трех дней, когда работал над своим «сокращением», и что, как он утверждает, «хотя я и не припоминаю самих слов этих книг, однако я уверен, что целиком удержал в памяти и их замысел, и описанные события». Некоторые усмотрели в этом нечто сомнительное, предположив, что либо у Иордана было гораздо больше времени для работы с первоисточником, нежели он уверяет, либо он очень мало взял из этого труда, попытавшись использовать имя Кассиодора в собственных целях. Впрочем, эти гипотезы совершенно беспочвенны, поскольку их авторы не в состоянии найти убедительную причину, которая побудила бы Иордана солгать{373}. Я уверен в том, что почти всегда он сообщает достоверную информацию, стараясь непосредственно следовать схеме Кассиодора. Текст «Гетики» достаточно хорошо согласуется с тем и скудными данными об «Истории» Кассиодора, которые нам известны из других источников{374}.