Читать интересную книгу История Беларуси - Митрофан Довнар-Запольский

С половины 50-х годов замечается оживление в области местной литературы. Тогда «Виленский курьер» (польский), привлекает к сотрудничеству целый ряд видных деятелей. Тут мы видим Киркора, Сырокомлю, М. Малиновского и Игнатия Ходзько, Викентия Коротынского и нек. др.

Тогда же появляется «Тека виленска» (польский), журнал в сильной мере посвященный местной истории. Среди его сотрудников мы встречаем наиболее выдающихся писателей того времени Иосифа Крашевского, проф[ессора] А. Мухлинского, Сырокомлю, К. Тышкевича, М. Малиновского, Коротынского, Киркора, Игнатия Ходзьку и нек. др.

Мы упомянули только главнейшие имена из обширной плеяды тех ученых историков, правоведов, этнографов и лингвистов, которые тогда с большою пользою трудились над уяснением прошлого и настоящего родного края. Они писали по— польски, но в этом не следует видеть какую нибудь особую тенденцию с их стороны. Они иногда смешивали в своем представлении этнографические и исторические особенности Польши, Белоруссии и Литвы, но это происходило потому, что предыдущими десятилетиями было внедрено в умы такое смешение и Белоруссия рассматривалась со старой точки зрения исторической и с точки зрения этнографической; но, следя за их трудами, можно заметить, как постепенно расширялось их научное мировоззрение и как постепенно и сознательно уже младшее поколение этих местных ученых переходило на чисто белорусскую почву, и как в них просыпалось искреннее чувство любви к своей белорусской родине и к ее народу, как устанавливалась ими постепенно кровная связь между ними и белорусским народом. Неудивительно поэтому, что некоторые из них в конечном итоге одинаково пользовались для своих изысканий как русским, так и польским языками. Во всяком случае эта дружная работа на научном поприще является работой не польской, но именно белорусской и литовской. Она в конечном итоге производила определенное впечатление и имела определенное назначение — будить белорусскую национальную мысль и национальное чувство.

Вот почему эта эпоха в связи с попыткой писать на белорусском языке является эпохой начала возрождения белорусской национальности и литературы. Эта работа шла параллельно с такими же работами в истории других славянских народностей.

Кроме сочинений на польском языке, нами только что охарактеризованных, следует указать и на сочинения на русском языке, частью написанных белорусами, частью же принадлежащих великоросам. Эти же сочинения отражали на себе зарождавшийся интерес к Белоруссии, хотя они не занимали такого видного значения в истории возрождения нашей национальности, отчасти потому, что они предназначались для великоросов, иногда помещались в малодоступных научных изданиях и сами авторы не так тесно были связаны с родным краем, как местные деятели.

Из числа таких деятелей еще в 1824 г. протоиерей Иоанн Григорович издал «Белорусский архив древних грамот». Это была первая попытка русских ученых познакомиться с историей Белоруссии на основании первоисточников. Кроме того, Григорович издал сочинения белорусского архиепископа Георгия Конисского и нек. др. материалы. Большое значение для времени имеют многочисленные статьи Шпилевского. Они печатались в тогдашних весьма распространенных журналах, напр., в «Современнике» 50-х годов, в «Пантеоне»; некоторые помещались в «Журнале Министерства народного просвещения». Шпилевский, сам белорус, с большой любовью относится к своей родине и хорошо знает ее обычаи, нравы. С точки зрения научной это был человек мало подготовленный к изучению языка и этнографии, самоучка. Поэтому он не стесняясь находил у белорусов никогда не существовавшие божества и т. п. Его главным образом интересовали фантастические предания его родины, ее сказки, предания, вовколаки и пр. Родные леса и болота в его представлении были заселены преданиями, он тщательно подбирал всякого рода фантастические рассказы и ими одухотворял нашу природу. Древнейшие истории, народные предания, обряды, песни, — все то, чем жила белорусская деревня и наше местечковое захолустье — все это служит предметом внимания Шпилевского. Свои замечания он большею частью излагал в форме путешествия, характеристик, излагал в очень привлекательной форме. К сожалению, в статьях Шпилевского нельзя отличить настоящего этнографического материала от той полубеллетристической формы, в которую он облекал свое изложение. Поэтому в научном отношении его работы теперь имеют мало значения. Они сыграли бы большую роль в истории национального движения, но помещались в журналах, едва ли в то время читаемых в Белоруссии, русское же общество в то время слишком мало интересовалось Белоруссией и едва ли для него была понятна прелесть той таинственности наших болот и лесов, которые так красиво описывал Шпилевский.

Кроме Шпилевского можно было бы назвать работы И. Боричевского «Православие и русская народность в Литве» и нек. др. Чисто научный интерес имеют этнографические материалы, помещенные в «Этнографическом сборнике» 40-х годов, издававшемся в Петербурге Русским географическим обществом. Большое значение для нас имеют две книги наших земляков генерала — М. О. Без-Корниловича «Исторические сведения о примечательнейших местах Белоруссии с присовокуплением и других сведений, к ней относящихся» (1885) и книга О. Турчиновича «Обозрение истории Белоруссии с древнейших времен» (1857 г.). В первой книге собраны исторические сведения о важнейших городах Белоруссии, а вторая является очень недурной попыткой изложить историю Белоруссии на основании первоисточников, русских и польских научных трудов. Автор кончает историей раздела Польши. Обе книги интересны тем, что авторы их стоят на национальной белорусской точке зрения. Для того времени было большою новостью, не только для русской, но и для польской литературы, категорическое заявление Турчиновича о том, что «Белоруссия имеет собственную историю», которую он и излагает удачно. Обе книги стоят как бы на переломе конца изучаемого периода, который последовал после польского восстания. Можно пожалеть, что проснувшееся в конце 50-х годов национальное движение не могло дальше развиваться в тех условиях, в каких в этот последний период оказалась наша страна.

§ 5. Зарождение самостоятельной белорусской литературы

Этот период замечателен тем, что тогда же зарождается интерес к созданию самостоятельной белорусской литературы. Надо, впрочем, заметить, что начало новой белорусской литературы относится собственно к концу 18 в. От того времени до нас дошло сочинение, которое долгое время ходило в рукописи и в 40-х годах пользовалось весьма большою популярностью. Это произведение «Энеида наизнанку». Оно не дошло до нас в полном виде, но в довольно обширных отрывках. К сожалению, трудно установить имя автора этого произведения. В 40-х годах один из писателей — Ромуальд Подберезский — сообщал, что «Энеида» принадлежит Маньковскому, который был сначала советником в Могилеве, а затем вице-губернатором в Витебске, и относит время ее написания к 90-м годам 18 в. Но впоследствии появились известия о том, что это произведение принадлежит В. П. Ровинскому, урож[енцу] Смоленской губ. Таким образом являются 2 претендента на одно и то же произведение. Однако, по всей вероятности, мнение о принадлежности «Энеиды» Маньковскому имеет за собою больше достоверности. Белорусская «Энеида наизнанку» в очень колоритных чертах, соответственно местному быту, описывает путешествие Энея. Везде выступает быт богатого белорусского крестьянина, с его нравами, обычаями, поговорками и т. п. Язык очень богат колоритными белорусскими выражениями. Неудивительно поэтому, что все эти качества сделали «Энеиду» весьма популярным и даже полународным произведением. Известно, что на украинском языке также в конце 18 в. появилась «Энеида наизнанку», принадлежащая перу известного украинского поэта И. П. Котляревского. Обыкновенно нашу «Энеиду» считают подражанием «Энеиде», написанной Котляревским. Заметим, что во всяком случае это не перевод: у обоих авторов общая идея, но способы ее применения к народному быту отличаются самостоятельностью. Следовательно, белорусская «Энеида» могла бы быть вольным подражанием малороссийской, но вообще надо отметить, что весь этот вопрос еще не исследован и есть немало оснований полагать, что белорусская «Энеида» появилась или самостоятельно, или даже раньше украинской. Этим только мы хотели бы обратить внимание на необходимость более тщательного исследования вопроса.

Не думаем также, чтобы «Энеида» была единственным литературным произведением, дошедшим до нас в рукописях от эпохи до возрождения в 40-х годах белорусской литературы. До нашего времени дошло очень много из богатой белорусской литературы в стихах из числа произведений, ходивших в рукописях. Эта литература еще, к сожалению, далеко не изучена и не исследована, и даже сравнительно немного ее запаса появилось в печати. Судя по языку и по темам, напр., из эпохи крепостного права, многое из этой литературы, написаное неизвестными нам авторами, должно быть отнесено на период до 40-х годов. Поэтому нам кажется, что литературные традиции не прерывались, но только белорусские произведения не появлялись в печати, так как это было необычайно и так как польское влияние охватило литературные круги.