Дарзиньш попытался было слезть с кровати, чтобы выпить воды и приготовленного им, на всякий случай, нитроглицерина, но не мог сделать ни единого движения, руки-ноги ему абсолютно не повиновались.
Он с трудом повернул голову, чтобы позвать Ольгу на помощь, но она спала, отвернувшись от него к стене, и храпела так, что с легкостью заглушала его слабые стоны. Она тоже утомилась, беспрерывно занимаясь любовью с Дарзиньшем, неожиданно проявившим такую любовную прыть на старости лет. И ее сейчас было невозможно разбудить даже пушками.
Ледяной холод медленно, не торопясь, двинулся на завоевание главной твердыни — сердца.
— Ама! — прохрипел из последних сил Дарзиньш, надеясь лишь на чудо.
Обещание Ольги поднять у него, мертвого, вспомнилось ему как дьявольская шутка. Умирать ему не хотелось, и он верил в чудо.
И чудо свершилось!
Дверь открылась и в комнату вошла Ама.
— Ты звал меня? — тихо спросила она, но для Дарзиньша ее голос звучал гулким колоколом.
У Дарзиньша не было сил, чтобы четко и внятно ответить, и он лишь кивнул головой в знак согласия.
Ама подошла к нему вплотную и сказала:
— Повелитель подземного мира требует взамен твоей души другую! Ты согласен, чтобы я отправила к Ерлику вместо твоей души душу Ольги? Кивни головой, если «да», и закрой глаза, если «нет»!
Дарзиньш вздрогнул. Решение было не из простых: дать согласие на смерть любимого человека было трудно, если не невозможно. Но, с другой стороны, холод неумолимо надвигался все ближе и ближе. Дарзиньш уже не чувствовал ни кистей, ни ступней. А умирать, ох, как не хотелось!
И он поспешно кивнул в знак согласия.
Мгновенно в руке Амы появилось питье в туеске, которым она поспешно напоила Дарзиньша.
И сразу ледяной холод отступил, сердце резко сбавило темп и ритм своих ударов, стало легче дышать, и Дарзиньш обессиленно откинулся на подушку, облегченно вздохнув и закрыв глаза.
Ама прощупала его пульс и тихо сказала:
— Час ты еще будешь жить! За это время я постараюсь уговорить Ерлика взять вместо твоей души душу Ольги.
Она покинула комнату, а Дарзиньш сразу впал в какое-то забытье, находясь между жизнью и смертью.
Ама вышла из дома и направилась к своей главной березе, перед которой и должно было проходить главное камлание.
Здесь Ама зажгла большой костер и, сидя лицом к огню, стала пытаться предварительным камланием получить ответ на главный вопрос: что сталось с душой Виктора Алдисовича, заблудилась ли она, или, похищенная, томится в темнице мрачного повелителя подземного царства Ерлика.
Аме было бы намного легче, если бы оказалось, что душа попросту заблудилась и находится близко, тогда Ама известными ей способами вернула бы обратно душу в тело Дарзиньша.
Поблизости души не было. И Ама отправилась искать отбившуюся душу по всему свету.
Для этого она повернулась к огню спиной и стала камлать — вот она летит на бубне, разыскивая отбившуюся душу в дремучих лесах, в степях, на дне морском, чтобы, найдя ее, водворить в тело.
Часто душа избегает преследователя, она бежит туда, где ходят бараны, чтобы шаманка-кама не смогла отличить ее следов, смешавшихся со следами бараньих ног, или же уходит к духам юго-запада, хатам, где она чувствует себя в безопасности от преследования и козней камы, потому что эти духи ей враждебны.
Но Ама не побоялась поискать душу Дарзиньша и у враждебных ей духов-хатам, потому что если души нигде нет в пределах этого мира, то Аме пришлось бы искать ее в царстве Ерлика.
Ама недаром заранее запаслась согласием Дарзиньша предложить Ерлику вместо его души душу Ольги. Ама прекрасно знала, что Ерлик так просто не отдаст душу Дарзиньша, а потребует взамен душу близкого Дарзиньшу человека.
А ближе, чем Ольга, у Дарзиньша за последнее время не было никого.
Перед тем как отправиться в подземное царство Ерлика, Ама устроила себе небольшой перерыв, во время которого, опираясь на поставленный ребром бубен, она обсудила с духами все увиденное и услышанное, а ее духи взамен рассказали ей все, что им известно, о положении души Дарзиньша.
Обсудив, Ама разделась догола и, стоя задом к огню, стала камлать, чтобы отправиться в опасное путешествие на бубне в подземное царство, где всеми душами повелевал жестокий правитель Ерлик.
Этот путь в подземное царство был очень труден и убыточен для умирающего. Этот путь требовал значительных жертв.
Как и предполагала Ама, когда она, преодолев сотни трудностей и препятствий, все же предстала перед Ерликом, тот наотрез отказался отдавать душу Дарзиньша без выкупа, то есть души ближайшего друга умершего.
Стоя спиной к огню, Ама крутилась в бешеной пляске, не сдвигая ног, она низко приседала и выпрямлялась, как бы изображая этими движениями танец змеи.
Неожиданно она схватила плащ и, набросив его на тело, стала еще сильнее раскручиваться, маньяки — жгуты, нашитые на плаще, рассыпались и кружились в воздухе, образуя изящные волнообразные линии.
В то же самое время Ама с бубном делала различные обороты, ото всего этого получались разнообразные звуки. Иногда она обращала бубен перекладиной вверх и неистово ударяла в бубен снизу.
Затем Ама стала собирать в бубен своих духов для совета.
Собрав, она села спиной к огню и стала держать себя заметно спокойнее: иногда стала прерывать удары в бубен разговорами с духами, хохотала, указывая на свое пребывание в обществе духов.
Закончила она камлание протяжным и приятным пением под удары в бубен, напоминающие топот коней.
Затем она оделась и с бубном в одной руке и колотушкою в другой отправилась в дом, прямо в спальню, где умирал, вернее, был в коме, Дарзиньш.
За окном занялась заря.
Ама обратила душу Ольги, беззаботно и устало спящей, в жаворонка, и душа ее вспорхнула к небу, чтобы своим пением встретить и восславить рассвет.
Но Ама была настороже. Она мгновенно превратилась в ястреба и цепко схватила когтями жаворонка — душу Ольги. Стрелой помчавшись в подземный мир повелителя Ерлика, она отдала ему душу Ольги, получив взамен душу Дарзиньша.
Ама приподняла умирающего Дарзиньша так, что бубен касался его груди, а колотушкой она стала соскребать со спины «хозяина» все нечистое, освобождая таким образом возвращенную душу и при помощи всех духов, собранных в бубне, очищая ее от всяческих зол и бедствий, которые могут причинить враждебные духи-хатам.
А душа, по верованиям алтайцев, находится у человека в спине.
Закончив шаманствовать, камлать, Ама вновь напоила Дарзиньша питьем, принесенным ею с собой, и уложила его спать. Теперь он спал спокойно, дыхание его стало ровным, сердце делало не более пятидесяти ударов в минуту.
Если что и могло потревожить сон Дарзиньша, так это внезапная и необъяснимая смерть Ольги. Словно смерть из Дарзиньша, чтобы далеко не ходить, перебралась в близлежащее тело, а этим телом, так уж получилось, было именно тело Ольги.
Ольга захрипела, вскрикнула и умерла. Душа ее, похищенная в образе жаворонка, не вернулась обратно, а без души, как известно, тело человека не может существовать.
Бездушным человеком может быть только зомби.
Довольная собой Ама неслышно выскользнула из спальни, где ее место пока было занято, но уже мертвым телом.
И первый солнечный луч, ворвавшийся сквозь окно в спальню, высветил странную картину: в постели мирно, со счастливым лицом спал седой старик, а рядом с ним лежала мертвая молодая и прекрасная любовница, от которой этот старик три дня и три ночи никак не мог оторваться.
Теперь смерть их разлучила навеки.
Рядом в комнате Ама, прислушавшись к голосам духов, раздававшихся из бубна, тихо прошептала:
— Ты будешь жить еще девять лет, девять месяцев и девять дней. На такой срок Ерлик согласился отпустить твою душу. Но эти годы ты проведешь только с Амой.
Она сразу успокоилась и отправилась к своей главной березе, где в юрте лежали все ее вещи, и стала их не торопясь переносить в дом.
Медведица в своей берлоге не терпит не только другую медведицу, но и красивую комнатную сучонку, которая тешила ее медведя.
Утром, в яркий солнечный день ничто, казалось, не предвещало наступления трагедии, кровавого бунта, смерча, сметавшего все на своем пути.
Спокойствие царило во всех бараках, в столовой было намного тише, чем всегда, даже мата было слышно раз в десять меньше.
Но наблюдательный глаз сразу бы заметил, что это — спокойствие перед бурей. Затаившаяся стихия словно ждала сигнала — толчка, для того чтобы смести все на своем пути.
Игорь не заметил ничего. Впрочем, у него была причина, смягчающее вину обстоятельство: он был вновь влюблен «по уши» и не замечал вокруг даже колючую проволоку и высокого забора, молчаливо напоминающих, что он здесь, никто и ничто и его можно в любой миг прижать, как вошь, к ногтю и раздавить.