Читать интересную книгу Еще одна чашка кофе (СИ) - Лунина Алиса

А потом серый ненастный ноябрь, заполненный внутренним солнечным светом, обернулся декабрем и снегом, обрушившимся на город в ночь, когда Маша с Теоной и Линой отмечали день рождения Теоны.

* * *

Кофейня «Экипаж»

Конец декабря

Декабрьские ночи длинные — сколько старых историй и тайн можно еще припомнить, сколько серебряных писем из прошлого принесет ветер. Но даже эта ночь на исходе года, с ее долгим снегом, должна была закончиться. Свечи догорали, и настоящее заявляло о себе — его не отменить, а где-то там, за снегом, уже родилось будущее.

Рыжей лисой в свете фонарей мелькнула тень Бобби, и в кофейню вошел Павел.

— Наверное, пора расходиться? — улыбнулась Маша. — Мы с Павлом проводим Теону до дома.

— Подождите, есть еще кое-что важное, — Теона протянула Маше картину. — Возьмите, она принадлежит вам. Мы с Белкиным так решили.

У Маши как-то вдруг перехватило горло, и стало трудно дышать.

— И крест, и зеркало тоже, — неловко добавила Теона.

Маша коснулась рукой старого зеркала и вложила его в руку Теоны:

— Мне бы хотелось, чтобы у тебя что-то осталось на память об Ольге и Сергее. Тем более что свою роль это зеркало уже сыграло и, как знать, может, еще сыграет. Пусть оно останется у вас с Лешей.

Последний тост за именинницу: «Будь самой счастливой, Тея!»; погасить свечи, попрощаться с незнакомкой на картине…

Когда они вышли на улицу, откуда-то из метели возник верный рыцарь Лины Данила и взял Лину за руку.

Лина улыбнулась подругам на прощание, и они с Данилой ушли в свой снег. А Павел с Марией повели Теону на Фонтанку.

Когда дошли до моста, Теона кивнула на свой дом — ну, тут уж я сама дойду!

Маша дождалась, когда девушка поднялась в квартиру, и в ее окнах зажегся свет; теперь можно было и ей идти домой, вернее, ехать на другой конец города.

— Пойдем ко мне? — предложил Павел. — А то еще немного и Бобби превратится в сугроб.

Маша посмотрела на его лицо, освещенное светом фонарей — серьезный, обращенный на нее взгляд, снег на волосах и на воротнике пальто.

До сих пор она еще не была у Павла дома — только в его антикварном салоне, и это приглашение значило что-то особенное.

— Предлагаю горячий чай, себя и свою собаку в придачу, — в присущей ему манере, полушутя, сказал Павел.

Она кивнула — ну кто откажется от горячего чая в такую метель?

Перед тем, как уйти, она еще раз посмотрела на свои окна. Сколько раз в детстве она видела оттуда, как снег засыпает реку и как на окне появляются морозные узоры. «Таня, смотри, эти узоры как перышки ангела, а те как птичьи следы! Таня, а мы пойдем завтра на каток?»

Маша сжала в руках картину — своеобразное послание ей от ее любимых мертвецов, их уверение в том, что они, наши незримые ангелы, всегда рядом, хранят, оберегают, направляют нас; и подтверждение того, что зачастую нас водят долгими окольными путями (иные — длиною в жизнь), но потом обязательно приводят к тому самому порогу, к тому самому человеку, а главное, к тому себе, каким ты становишься после этих странствий.

Она стояла у старого моста, все у той же переправы, так много значившей в жизни ее семьи; какое странное перекрестье судеб, и это окно в ночи — как привет из прошлого, из ее детства.

Как долго тебя не было, Маша…

И кто-то в ночи прошептал: как долго тебя не было — Оля, Ксюта, Таня… Но вот теперь ты здесь.

На самом деле мы всегда возвращаемся, кто-то в реальности, кто-то в мечтах, в снах, кто-то за чертой земного.

КНИГА 2. ЧАСТЬ 3. ГЛАВА 14

ГЛАВА 14

ПРОЩЕНИЕ — ПРОЩАНИЕ

Под поцелуем замирают жилка, изгиб бедра, ресницы; ни одной впадинки, выемки на теле, которую обошли поцелуями (щедрость — хорошее правило любовников).

Cнег так и шел всю ночь — неторопливый, тихий; он совсем не хотел мешать чьей-то любви.

Кровать в комнате Павла располагалась против окна, и иногда Маша смотрела в него на падающие хлопья и на картину, стоящую на широченном, похожем на стол, подоконнике. Под утро, когда снег чуть успокоился, Маша встала, подошла к окну. Из-за того, что картина была прислонена к оконной раме, создавался удивительный оптический эффект, словно бы за окном, изображенном художником, открывалось еще одно — уже в современный Петербург, в сегодняшний день; и теперь незнакомка на картине видела чуть больше — заснеженную петербургскую улицу, фонари, старый дом с модерновыми маскаронами на фасаде.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Картина принадлежит этому городу. Мы должны поступить так, как поступили бы Ольга и Ксения, и передать ее в музей. — Маша обернулась к Павлу. — Ты поможешь мне все устроить? Правда, я передам ее с одним условием.

Павел подошел и обнял ее:

— Я знал, что ты так решишь, и считаю, что это правильно. И я, кажется, догадываюсь, о каком условии ты говоришь.

— Так мы сможем сохранить их имена и память о них, — улыбнулась Маша.

Он коснулся губами ее волос:

— Останься со мной навсегда. Пожалуйста…

Она вздохнула — ей не нужны были ни романтика, ни малиновые мелодрамы, ни обещания золотых гор, ее интересовал только один вопрос.

— Я смогу с тобой стареть?

Его поцелуй — то самое «да», просьба довериться, запечатать сомнения, прежние разочарования и выбросить их в Фонтанку.

Утром они оделись и, как супружеская пара со стажем, вместе пошли выгуливать собаку. Пройдя по заснеженной улице, они свернули на соседнюю и остановились перед кофейней.

«Экипаж» только что открылся; с улицы было видно, как Никита раскладывает свежую выпечку, готовит к запуску источник вечной энергии — кофемашину. Маша с собакой остались ждать у входа, а Павел вошел в кофейню. Увидев Павла, Никита расплылся в улыбке: сварить друзьям с утра кофе — верная примета, что день будет хорошим. Так говорил Леха Белкин, а уж он-то про кофе все знает.

Пока Никита варил «Капитана», в кофейню вошел еще один ранний посетитель. Данила с утра пораньше пришел за теплыми рогаликами и «Черным капитаном» для Лины. Поздоровавшись с Павлом, помахав Маше, Данила подхватил пакет и, утопая в снегу, помчался к своему дому (Лина сейчас проснется, и горячий кофе придется кстати!).

Павел вышел из кофейни. Маша придержала рванувшую к хозяину Бобби за поводок.

— А вы отлично смотритесь вместе! — улыбнулся Павел. — Так ты станешь ее хозяйкой?

Маша рассмеялась:

— Так ты все-таки делаешь мне предложение?

— Да, — кивнул Павел. — И если ты согласна, давай прямо сейчас за это выпьем. Наверное, в таких случаях полагается выпить шампанское или что-то изысканное, но у нас будет кофе в картонных стаканчиках из «Экипажа».

Они чокнулись стаканчиками — за нас! Чин-чин, и будем здоровы и великодушны. Все остальное уж как-нибудь устроится.

* * *

Теона вошла в квартиру, помахала Марии и Павлу из окна. Снег кружил в свете фонарей, засыпал Фонтанку белой крупой; в метели Бобби превратилась в снежную собачку — то ли рыжая, то ли белая. Павел с Марией постояли еще немного и пошли вдоль набережной. Теоне было приятно, что они уходят вместе.

Теона забралась с ногами на диван в гостиной, укуталась пледом; несмотря на поздний час и усталость, спать ей не хотелось. Зеркало, подарок Марии, она поставила на стол; там же, на столе, лежало письмо Ники и единственная фотография Ольги Ларичевой, которую Нике удалось найти в архивах.

Впервые увидев фотографию Ольги, Теона подумала, что где-то уже видела это лицо и поняла, что женщина на фотографии чем-то похожа на женщину на портрете, висевшем в гостиной. Но ведь портрет, судя по всему, принадлежал авторству современного художника, и, стало быть, вряд ли на картине могла быть изображена Ольга Ларичева, покинувшая Россию в двадцатые годы прошлого века. Откуда в квартире появился портрет, кто его нарисовал и кто на нем изображен — оставалось загадкой. И вот уж эту загадку Теона разгадать не смогла и отправила ее в доверху наполненную копилку с петербургскими тайнами (мало ли загадок, легенд и невероятных историй знал этот город?). Манана, впрочем, обмолвилась, будто прежний хозяин квартиры упоминал о том, что якобы до него здесь недолгое время жил какой-то художник, который и оставил портрет другому жильцу, при этом рассказав, что изображенная на картине женщина однажды привиделась ему во сне. Но так ли это было на самом деле, или художник, по слухам, имевший обыкновение стимулировать творческий процесс алкоголем, попросту перебрал с источником вдохновения (и то сказать — в условиях петербургского климата, да под водку, и не такое почудится!), — никто уже не узнает. Теона вопросительно посмотрела на портрет дамы, висевший на стене — незнакомка по-прежнему была загадочна, но теперь не казалась такой строгой. Если раньше ее взгляд казался Теоне испытующим и надменным: еще посмотрим, барышня, как мы с вами уживемся! то теперь в ее взгляде было какое-то новое выражение, может быть, теплота?