Ну, тут, стыдно признаваться, всплакнули мы с ней уже на пару. Это было — как после грозы разрядка. Как будто камень, на грудь давивший, вдруг исчез. И стала она меня целовать так страстно, что я даже испугалась. А потом ничего, втянулась. Не знаю, как у Нинки, по-моему, она тоже не по этому делу, но у меня уж точно никакой склонности к лесбийской любви нет. Но, видно, мы обе так перенервничали, в таком стрессе и раздрае были… Как-то так вышло, само собой… Оказались в постели… Но ничего такого, буквального. Никаких оргазмов не достигли. Но целовались самозабвенно. Гладили друг друга как сумасшедшие. Да мы и были сумасшедшие. Она шептала страстно, яростно: «Саша, Сашенька». Я сопротивлялась безумию. Но недолго. Не выдерживала и тоже эхом… шептала. То же самое имя. И это не мое имя было. Нет, не мое. И Нина не меня звала. А один раз я даже вскрикнула: «Са-аша!» Вдруг, вырвалось, сама не знаю, как это получилось. В общем, получилось, мы обе любовью занимались — с ним…
Под утро немного стыдно было друг на друга смотреть. В три ночи меня от этого безумия оторвали, и потом я уже в постель не вернулась. Спать не могла.
А в три ночи случилось вот что. В дверь позвонили.
Неприятно, скажу вам, когда в три ночи к вам кто-то так является. Очень неприятно. Фазер, хоть и на правое ухо туговат стал, но звонок пронзительный услышал. Переполошился, вскочил. Пошел выяснять, что происходит. Я тоже на всякий случай из спальни вышла. Не хотела, чтобы отец Нину у меня в кровати обнаружил. Выхожу, вижу, стоит в коридоре человек в форме, по-моему, войск связи. Фазер ко мне повернулся и говорит растерянно:
— Саша, это к тебе.
Офицер козырнул и говорит:
— Лейтенант Лоскутков. Курьер спецохраны. Имею приказ организовать для вас срочный сеанс спецсвязи.
— В три ночи? — удивилась я.
Лейтенант почему-то снова отдал честь. Сказал:
— Через двенадцать с половиной минут. Машина у подъезда.
— Так это ехать надо куда-то?
— Не совсем… Не имею права разглашать.
— Что за тайны? — пожала я плечами, накинула кожаное пальто прямо на халат, сапоги натянула. — Ну пошли, говорю.
— Момент, — говорит офицер и протягивает лист бумаги.
Прочитала. Обязательство не разглашать сведения о системе правительственной спецсвязи. Даже слова «десятое управление» я обязывалась вслух не произносить. Какое еще, к черту, десятое? Да если бы я не прочитала сейчас о нем в бумаге этой дурацкой, я бы и о существовании никакого такого управления не знала. И разглашать нечего было бы. Глупость очередная. Ну, подписала, конечно. Куда от них денешься. Потом еще понадобилось мои паспортные данные в какой-то формуляр вписывать. В общем, чуть к сеансу не опоздали.
Оказалось, правда, что ехать никуда не надо. Это был фургон, на крыше которого вращалась какая-то штука вроде высокого прямоугольного гребня. Внутри было тепло. Светилось много каких-то больших и маленьких лампочек. Красиво по-своему. Внутри находился еще один офицер — оператор. Он помог мне надеть на голову массивные наушники. Установил микрофон. И сам ретировался. А дверь не только плотно закрыл снаружи, но даже запер. Мне это не понравилось. Не люблю, когда меня запирают.
Секунд тридцать ничего не происходило. Потом вдруг громкий, резковатый голос в наушниках приказал:
— Назовитесь.
— Я гражданка Верницкая, Александра Константиновна, урожденная Царева, — отрапортовала я, как и было предписано в инструкции.
И продолжила:
— Родилась девятого апреля 1954 года в городе Москве. Русская. Ни я, ни мои ближайшие родственники под судом и следствием не состояли, родственников за границей не имею. В переписке с иностранными гражданами не состою.
— Ждите, — сказал строгий голос.
Еще несколько секунд молчания. Потом раздался щелчок, и уже более приятный баритон любезно сказал:
— Александра Константиновна? Соединяю с приемной Председателя.
И тут же сразу, без паузы, радостный, слегка, кажется, навеселе голос заговорил возбужденно:
— Саша? Это Сусликов. Прошу прощения за беспокойство в столь неурочный час. Но вопрос не терпит отлагательства.
— Ах, это вы, Олег Николаевич, — сказала я. — А меня тут дезинформировали. Говорят, с приемной Председателя соединяем… А я с товарищем Сергуткиным даже незнакома. И не видела его никогда. Да и зачем я Гертруде?.. Даже не знаю, правильно ли я фамилию Председателя вашего произношу… Я ничего не путаю? Сергуткин его зовут?
— Неправильно, Саша, произносишь… Совсем неправильно… Не так, совсем не так зовут Председателя!
— Ну извините… И, кстати, а разве мы с вами уже на «ты»?
— Я теперь, Сашенька, со всем миром на «ты»!
Ну, на это я не знала, что сказать. Обычная история. Выпил человек. Лишнего выпил.
А он продолжал слегка заплетающимся языком:
— А неправильно фамилию Председателя ты, Сашенька, произносишь, потому что его зовут вовсе не Сергуткин никакой, а Сусликов, Олег Николаевич! Вот уже сорок три минуты, девятнадцать… нет, уже двадцать секунд как. Единогласное, между прочим, решение коллегии Комитета Государства и Безопасности, а также Совета Национальной Обороны. Ты же знаешь Конституцию. Я теперь автоматически, по должности, одновременно глава этого совета. А значит, и всего государства. В других странах это «президент» называется.
— Что это вы по ночам заседаете, когда спать надо? — вздохнув, спросила я.
— Неотложные, неотложные решения, Сашенька, надо было принимать.
— И еще вопрос. Если уж у нас такая секретная и сверхнадежная связь… А товарищ Сергуткин, он что, добровольно от своего поста отказался? Или, может, он умер?
— Да убили мы его, Сашенька, чего скрывать? Шелковым шарфиком задушили. Шучу. Но вообще, знаешь ли ты, Сашенька, что все это так ускорилось, так резко и быстро произошло — из-за тебя?
— Из-за меня? Ну и шутки у вас, Олег Николаевич…
— Какие уж тут шутки… Мне тут вовсе не до шуток было… Когда Сергуткину доложили, что я ваш дом на днях посещал, он очень рассердился. Контроль над собой практически утратил. Да еще преподнесли ему так… ну в общем, подло преподнесли, политически нехорошо. И решил товарищ Сергуткин от меня избавиться. А я так рассудил: почему бы, наоборот, мне самому от него не избавиться? Благо меня предупредили вовремя. Но действовать надо было очень быстро. Ленина читала? Промедление смерти подобно, писал он по схожему случаю… Ну и вот… Поэтому ночь и прочее.
— Ну и выпили, как я слышу, изрядно по такому поводу.
— А как же! Отпраздновали. На ходу. Хватанули коньячку — французского! Но прежде чем за стол садиться — то есть, представляешь, до всего остального, — я первым делом распорядился с тобой связь установить. Ты знаешь, что по закону Председатель не имеет права по обычному телефону разговаривать? Только по этому спецканалу. И перехватить нелегко, а если и перехватишь, то ничего не поймешь все равно. Зашифровано! Несколько уровней защиты. Из-за этого, правда, голос немного искажается. Но ближе к делу. Подумала ли ты, Сашенька, над моим предложением? Теперь ты можешь стать подругой жизни не какого-то там заместителя… Теперь тебе свою любовь предлагает главный человек в твоей стране!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});