разборную. Между прочим, впоследствии Борис видел похожие вагонки в других госпиталях и медсанбатах, но в то время им пришлось разрабатывать их самим. Вероятно, это было похоже на изобретение велосипеда, но тем не менее их вагонки были собственным произведением 24-го медсанбата. Вот как выглядел их окончательный вариант.
Преимущество таких вагонок было очевидно:
1. Они могли стоять где угодно: на полу, на земле и даже на снегу.
2. Они легко разбирались и собирались.
3. При перевозке занимали не много места.
4. Были сделаны без единого гвоздя.
5. Увеличивали ёмкость помещения в два раза против обычного. Если в палатке ДПМ обычно размещалось 20–23 человека, то с вагонками укладывалось около 50.
Подобрав себе человек пять подручных и раскопав в снегу на краю поляны целый штабель досок, Василий Иванович Колесов в наскоро поставленной палатке ППМ развернул настоящую столярную мастерскую. Уже через неделю помещения госпитального взвода и команды выздоравливающих были полностью оборудованы вагонками. Работу в мастерской решили не прекращать, чтобы сделать необходимый запас вагонок и для сортировки, и для эвакопалатки. Так был найден выход. Ёмкость медсанбата при тех же помещениях и площади удалось увеличить более чем вдвое и довести до 300 мест. Когда через две недели в батальон заехал армейский хирург, он был очень удивлён новым изобретением и весьма одобрил его введение.
Брюлин, а также приехавший вместе с ним профессор Берлинг, как они и обещали, прожили в батальоне почти неделю. Им отвели комнату рядом со штабом, предназначавшуюся для раненых из высшего начальствующего состава. Устроились они хорошо. За время своего пребывания во многом помогли и в операционной, и в госпитальном взводе.
Профессор Берлинг обладал высокой эрудицией терапевта, кроме того, он специально работал над вопросами лечения перитонита, а большинство раненых в живот всегда подстерегало именно это грозное осложнение. Его консультации, его высококвалифицированная помощь были очень полезны и необходимы Зинаиде Николаевне Прокофьевой. Именно с этого времени в госпитальных палатах медсанбата началось широкое применение капельного внутривенного и подкожного вливания больших количеств физиологического раствора оперированным на брюшной полости. Это сразу же сказалось на качестве лечения. Правда, это нововведение вызвало недовольство нового начальника медснабжения санбата провизора Стрельцова, присланного в батальон из санотдела армии.
Кстати сказать, вообще-то новый начмедснабжения Василий Павлович Стрельцов, пожилой, весьма добродушный человек, украинец по национальности, очень быстро сошёлся со всеми врачами батальона и, хотя и был довольно прижимист в выдаче материалов и медикаментов, но всегда добывал всё необходимое. И даже с пресловутой дистиллированной водой для физраствора — хоть и шумел, но, тем не менее организовал дело так, что перебоев с ней не было. А с введением этого лечения физраствора потребовалось действительно огромное количество — в среднем в день стали тратить до 30 литров дистиллированной воды, и это при не особенно большом наплыве раненых.
Большую помощь оказал и Брюлин. Несколько раз он производил сложные операции раненым в живот. Ассистируя ему, молодые хирурги Алёшкин, Картавцев, Дурков многому научились, запоминая некоторые приёмы и технику операций, о которых раньше не знали. До этого самым опытным среди хирургов батальона по операциям на брюшной полости считался Соломон Веньяминович Бегинсон, а он, как известно, был акушером-гинекологом, и поэтому проводил лапаротомии с некоторыми особенностями. Кроме того, Бегинсон отличался большой скрупулёзностью при операциях, проводил их крайне медленно и иногда, как шутя говорили его помощники, не мог вылезти из живота в течение трёх-трёх с половиной часов. Брюлин горячо настаивал и основательно доказывал, что такое длительное пребывание в брюшной полости приносит огромный вред раненому, и настоятельно требовал ускорения хода операции. Его требование, несомненно, принесло большую пользу, а, следовательно, и спасло жизнь не одному десятку раненых.
Второе предложение Брюлина, также оказавшееся очень эффективным, заключалось в следующем. Обычно кишечник, извлекаемый из брюшной полости для его ревизии и ушивания имеющихся в нём дефектов, во время пребывания вне тела обкладывался салфетками, смоченными в тёплом стерильном физиологическом растворе, а после окончания работы, как и сама брюшная полость, промывался этим же раствором. Брюлин предложил, кроме того, пересыпать его, и особенно места вмешательства на кишечнике, желудке и других органах, порошком стрептоцида, что тоже сказалось положительно. Брюлин, как и Бегинсон, проводил все полостные операции под общим эфирным наркозом, и потому с большим вниманием и интересом наблюдал операции Алёшкина под местной инфильтрационной анестезией. Присутствуя на одной из них (оперировал Борис, а ассистировал ему Дурков), Брюлин сказал, что анестезия проведена мастерски, но что если кто-либо не может, не умеет так анестезировать, то лучше пользоваться общим наркозом. Впредь в медсанбате так и осталось. Алёшкин и Картавцев, тоже хорошо овладевший техникой анестезии, оперировали животы, за редким исключением, под местной анестезией, а Бегинсон — под общим эфирным наркозом.
* * *
Вслед за Брюлиным и Берлингом в батальон нагрянули новые, уже совершенно неожиданные гости, и хотя они пробыли всего трое суток, разговоры об их визите длились долго. Это были ленинградские артисты во главе с Шульженко.
Надо было знать, какой любовью и даже преклонением пользовалась в то время, особенно в армии, Клавдия Ивановна, чтобы понять, насколько велика была радость санбатовцев, которым удалось не только услышать, но близко увидеть, и даже поговорить с этой замечательной артисткой и хорошим человеком. Собрав группу ленинградских артистов и музыкантов, она совершала турне по войскам Ленинградского фронта, а закончив свои концерты там, получила приглашение повторить их на Волховском фронте. Двигаясь по Ладожской «Дороге жизни», артисты полагали объехать все соединения фронта с наружного кольца блокады. Но предыдущие выступления и кочевая жизнь значительно ослабленных, голодных людей так их утомили, что им был необходим хотя бы небольшой отдых. Политотдел 65-й стрелковой дивизии, с которой планировалось начать турне по Волховскому фронту, предложил им сделать передышку в медсанбате № 24.
Бригада Шульженко прибыла в батальон вечером 28 февраля 1942 года в сопровождении начальника политотдела дивизии полкового комиссара Лурье. Тот предупредил Перова, что гости останутся в батальоне не менее чем на три дня, затем выедут в штаб дивизии, где дадут концерт для отличившихся бойцов и командиров, собранных к тому времени из всех частей и подразделений дивизии. В дальнейшем они проследуют в другие соединения армии и фронта. Начполитотдела привёз с собой распоряжение командарма о зачислении артистов на довольствие по нормам, установленным для раненых. В этот же вечер их накормили сытным и очень вкусным ужином.
Кстати сказать, кухня медсанбата славилась на всю дивизию качеством приготовляемой пищи. Дело в том, что во главе этого подразделения стоял бывший