Читать интересную книгу Анабасис. Греческая история - Ксенофонт Эфесский

начну, о мужи, — заявил он, — с того обвинения против меня, которым закончил свою речь предыдущий оратор. Он сказал, что, выставив обвинение против стратегов, я был виной их смерти. Но не я первый выступил с обвинением, а они, обвинив меня в том, что я не исполнил их приказания и не подобрал несчастных жертв морского боя при Лесбосе. Тогда я в свою защиту сослался на бурю, которая была так сильна, что нельзя было даже выплыть в море, а не то что подбирать затонувших. Народное собрание удовлетворилось моими объяснениями и признало, что выставленное стратегами против меня обвинение должно быть обращено на них же самих: ведь они, будучи убеждены, что спасение погибших возможно, тем не менее уплыли, оставив несчастных погибать85. Впрочем, меня ни-36 сколько не удивляет, что рассказ Крития не соответствует действительности:86 ведь когда все описанное происходило, его не было в нашем городе, он находился в Фессалии87 и был занят тем, что помогал Прометею устраивать демократический переворот и вооружал пенестов88 для борьбы со своими господами. Вот чего он там добивался, — да не случится того же и у нас! Только в одном я согласен с Критием: если кто 37 либо злоумышляет лишить вас власти и содействует усилению злоумышляющих против вас, он должен по справедливости подвергнуться высшей мере наказания. Но кто из нас так поступает, вы прекрасно рассудите, я в этом не сомневаюсь, если сравните все мое поведение — в прошлом и в настоящем — с поведением того же Крития. Разве между все-38 ми нами не было полного единодушия, пока деятельность наша была направлена на привлечение к суду заведомых сикофантов, в ту эпоху, когда мы призвали вас в члены Совета и назначали новых магистратов. Но с тех пор как правители стали арестовывать добрых граждан, я разошелся с ними во взглядах. Когда был казнен Леонт Саламинец89, ко-39 торый не только считался, но и действительно был вполне добропорядочным человеком и решительно ни в чем не был повинен, я понял, что эта казнь не может не привести в ужас всех подобных ему добрых граждан и что эти граждане силою вещей должны будут стать врагами существующему государственному порядку. Точно так же арест богача Никерата90, сына Никия, по моему глубокому убеждению, не мог не создать враждебного настроения к правительству в кругах богатых и благонамеренных граждан: ведь ни сам Никерат, ни отец его никогда и в ни в чем не проявляли симпатий к 40 демократии. Но когда от наших рук погиб тот самый Антифонт, который снарядил на свой счет во время войны две быстроходные триэры, я окончательно понял, что с этих пор все те, которые прежде сочувственно относились к новоорганизованному государству, станут смотреть на нас с подозрением. В другой раз я выступил с возражением, когда правители издали постановление, что каждый из них может собственной властью арестовать одного метека: ведь было совершенно ясно, что с гибелью этих метеков весь этот слой 41 станет врагом господствующего строя. Далее, когда правители отняли у народа оружие, я снова выступил с возражением, считая вредным ослабление мощи нашего народа. Я прекрасно понимал, что лакедемоняне вовсе не для того сохранили нам жизнь и свободу, чтобы мы, будучи бессильными, не в состоянии были оказать им помощи. Ведь если такова их цель, они могли бы никого из нас не оставить в живых, 42 помучив нас еще короткое время голодом. Не понравилось мне и приглашение наемного гарнизона, — ведь нетрудно было набрать из среды самих граждан столько стражей, чтобы правительство могло беспрепятственно управлять подчиненным ему народом. Далее, когда я увидел, что в государстве появилось много противников этого правительства и что много народу удалено в изгнание, мне показалось нецелесообразным присуждать к изгнанию Фрасибула, Анита91 или Алкивиада92. Я считал, что это наилучший способ для усиления противников: народ получал таким образом надежных вождей, а люди с жаждой ко власти — множество союзни-43 ков. После всего сказанного — как вы думаете, следует ли по справедливости считать человека, открыто подающего такие советы, благожелательным или же предателем? Критий! Не те люди, которые препятствуют увеличению числа врагов и дают способ приобрести как можно больше союзников, играют на руку врагу, а, наоборот, те, которые несправедливо отнимают деньги у сограждан и убивают ни в чем не повин-44 ных людей, безусловно содействуют увеличению числа противников и своим низким корыстолюбием предают не только своих друзей, но и самих себя. Если вы еще не убедились в правильности моих слов, то обратите внимание хотя бы на следующее: неужели вы думаете, что Фрасибул, Анит и прочие изгнанники больше хотели бы, чтобы здесь царили те порядки, которых я добиваюсь, чем то положение дел, до которого мои соправители довели государство? Нет, я думаю, что при нынешнем положении вещей они убеждены, что они всюду встречают скрытое сочувствие; но если бы нам удалось привлечь на свою сторону лучшие части населения, — они считали бы самую мысль вернуться когда-либо на родину почти несбыточной. Еще было выдвинуто им про-45 тив меня обвинение, что я постоянно готов менять свои убеждения. Рассмотрим же, насколько оно основательно. Заметьте, что «правление четырехсот» было установлено голосованием самого Народного собрания, которому удалось внушить, что лакедемоняне охотнее заключат мир и вступят в союз при каком угодно другом строе, только не при демократическом. Но расчет этот оказался ошибочным, лакеде-46 моняне ничуть не стали снисходительнее в выставляемых ими мирных условиях, а стратеги с Аристотелем, Меланфием и Аристархом во главе были уличены в том, что соорудили на городском рву93 укрепление и рассчитывали, впустив сюда врагов, при их помощи заполучить власть в свои руки и в руки своих единомышленников. Узнав об этом, я действительно всячески противодействовал их затее, — но разве это называется предать друзей? Критий называет меня «ко-47 турном», так как я стараюсь угодить и нашим и вашим. Но скажите, бога ради, как же назвать того, который не нравится ни тем ни другим? Ведь ты в демократическом государстве был злейшим врагом демократии, а в аристократическом — злейшим врагом добрых граждан. Я же, Критий, все время 48 неустанно борюсь с крайними течениями: я борюсь с теми демократами, которые считают, что настоящая демократия — только тогда, когда в правлении участвуют рабы и нищие, которые, нуждаясь в драхме, готовы за драхму продать государство; борюсь и с теми олигархами, которые считают, что настоящая олигархия — только тогда, когда государством управляют