— Мы будем иметь честь предложить вам, — сказал он, — четверть туши кабана с пряностями и послушаем, что вы о нем скажете; блюдо иссуденских раков, сваренных в пиве и украшенных зеленью…
— И хорошо наперченных, я надеюсь! — сказал капитан. — Моя супруга любит изысканные блюда.
— Мы положим туда испанский стручковый перец!
И, перечислив все блюда, маркиз прибавил:
— Но не будет ли ваша прославленная дама склонна к какому-нибудь сладкому блюду после жаркого?
— Да, черт возьми! Я чуть не забыл, что она рекомендовала мне некий омлет с мускусом…
— Может быть, ваша милость хочет сказать — с фисташками? Это мое изобретение.
— Ну да! Она сказала мне, что это выдумка старого…
— Старого? Кто же осмеливается похваляться, что придумал раньше меня омлет с рисом и фисташками?
— Старого Буа-Доре, раз надо назвать имя этого главного дурака в хорошем обществе!
Буа-Доре закусил свой ус.
— Кто же, — сказал он, — оказывает маркизу честь повторять его бахвальство? Ваша супруга удостаивает его своим знакомством?
— Похоже! — ответил Макабр. — И более того, мне известно, старый шутник, что ты — покорный слуга этого трижды канальи, поддельного маркиза, твоего учителя кулинарии, но мне на это наплевать! Ты под наблюдением, и твои уши мне ответят за твою стряпню.
Маркиз понял, что у него нет выбора, он должен дурно говорить о себе самом, не щадя ни своего достоинства, ни своего характера, и даже в достаточно забавных выражениях, но все же не решился присоединить к своему проклятому и оклеветанному имени эпитет старого, каким гордо пользовался против него его ровесник Макабр.
Этот последний неприятно упирал на это.
— Дряхлый старик, должно быть, совсем разбит, — сказал он, — потому что, когда я в последний раз его видел, это была длинная шпага, без бороды, и я едва не сломал его пополам нечаянно.
— Правда? — спросил Буа-Доре, припоминая приключение своей молодости, недавно рассказанное им Адамасу. — Вы оказали ему честь помериться с ним силами?
— Нет, мой милый, я не опускаюсь до этого. Он был верхом и вез боеприпасы нашим врагам. Я взял его за ногу и, бросив на землю, решил, что с ним покончено, и завладел его грузом.
— Который состоял из пороха и пуль? — спросил Буа-Доре, который не мог не рассмеяться про себя над бахвальством человека, которого он опрокинул одним ударом ноги, и над этим знаменитым грузом боеприпасов, состоявшим лишь из детских игрушек.
— Хорошая была добыча! — ответил капитан. — Но довольно разговоров, старый болтун! Идите вниз присматривать за всем.
Буа-Доре, которого отослали к плите, вынужден был покинуть Марио, удерживаемого капитаном при себе.
Выходя, он обменялся взглядом со своим сыном и в ответ на полный тревоги взгляд получил от ребенка взгляд, полный доверия. Он чувствовал, что Макабр неплохо расположен по отношению к нему.
— Ну, малыш, — сказал капитан. — Теперь иди сюда и скажи мне, если можешь, кто ты такой!
— Ей-богу, мой капитан, я ничего об этом не знаю, — ответил Марио, не успевший забыть, как разговаривают бродяги. — Я — ребенок, украденный или найденный где-то на дороге черными страдиотами, которых называют египтянами.
— Что ты умеешь делать?
— Три великие вещи, — ответил Марио, кстати припомнивший прекрасные изречения Ла-Флеша, — голодать, бодрствовать, бегать; с этим можно далеко пойти и из всего выпутаться.
— Он не глуп, — сказал Макабр, глядя на своего лейтенанта, который, чтобы показать свое дурное настроение, повернулся к нему спиной, сев на стул верхом, оперев голову и руки на спинку, поясницей к огню.
Макабр нашел эту позу непристойной и в циничных выражениях сделал ему замечание. Сакканс, ничего не сказав, встал и вышел.
Марио наблюдал за всем, и разлад между двумя главарями показался ему добрым предзнаменованием. Он пообещал себе постараться извлечь из этого пользу, если представится случай.
Макабр возобновил разговор с ним.
— Как получилось, — спросил он у него, — что я совсем не видел тебя в Брильбо прошлой ночью?
Марио недолго затруднялся этим вопросом.
— Меня там не было, — сказал он. — Я собирал курочек в окрестностях только для того, чтобы уберечь их от лисы и от типуна.
— Ты умеешь воровать кур? Что ж, это дар природы, которым можно воспользоваться. Но скажи мне, закончил ли околевать испанец.
— Господин д'Альвимар? — спросил Марио, который начинал понимать рассказ Пилар и уже не смотрел на него, как на сновидение.
— Да, да, — сказал Макабр, — этот папистский пес, который мне всю душу вывернул своими молитвами!
— Он умер сегодня утром.
— Хорошо сделал, дурак! А Санчо? Этот получше: хоть и святоша, а понимает дело. Где он сейчас?
— Он скрывается.
— Почему он не пришел ко мне сюда?
— Я сказал вам это: здесь опасно находиться вам, и он это знал.
— Какая опасность? Старый Пиньу предаст нас?
— Нет, бедняга совершенно ничего не знает; и что он мог бы предпринять против вас?
— Но кто угрожает нам?
— Сеньоры, которые сейчас ищут вас в Брильбо и которые с большой свитой проедут здесь, направляясь ночевать в Бриант.
— Ты их видел?
— Да.
— Сколько там человек?
— Может быть, две сотни всадников! — сказал Марио, надеясь испугать собеседника.
— Значит, заговор открыт? — сказал тот, слегка дрогнув.
— Похоже!
Капитан, казалось, размышлял, насколько это возможно было понять по его каменному, вернее, затвердевшему лицу, которое могло выражать умственное беспокойство.
Сердце Марио бешено колотилось. Одно мгновение он надеялся, что его хитрость удастся и что Макабр решится повернуть назад. Но капитан стал говорить по-немецки со своими страдиотами, которые тотчас вышли, и Макабр вновь принял свою изящную позу, одна нога на верхушке тагана, другая — на стуле, покинутом лейтенантом.
Марио осмелился спросить.
— Ну что, мой капитан, — сказал он. — Вы снова отправитесь в путь?…
— На Линьер? Да нет, по правде сказать, обезьянка моя! Мои лошади устали, мои люди тоже. А я так плохо спал в Брильбо прошлую ночь, что хочу здесь набраться сил. Горе тому, кто явится побеспокоить меня здесь!
Эти планы выспаться снова возродили надежду Марио. «Если эти люди очень устали, — подумал он, — будет минута, когда мы сможем ускользнуть».
Он не рассчитывал, как маркиз, на прибытие его друзей и слуг. Пилар, предупредив их о захвате заднего двора в Брианте, должна была послужить причиной того, что сейчас они все устремились туда, рассчитывая встретить маркиза в этом же направлении; поскольку маленькая бродяжка, обладавшая большим разумом, чем допускал ее возраст, не преминет сказать им, что Марио, со своей стороны, отправился предупредить отца.