Читать интересную книгу Дети Империи - Олег Измеров

Почему он на миг допустил, что есть нечто, есть какая-то цель, которая может оправдать хоть одну слезу вот этого ребенка? Идеология рейха сделала свое дело? Или наша российская реальность, где можно найти сотни людей, которые на эту слезу откровенно плевали, и которые совершенно спокойно и равнодушно захватили бы десятки таких самолетов?

Самое паршивое, что теперь даже застрелиться не имело смысла. Ситуацию это совершенно бы не изменило.

Пол под ногами мелко и противно дрожал и подпрыгивал. Крылатая машина выруливала на взлетную полосу. Виктор, на вдруг ставших нетвердыми ногах шагнул в кабину.

– Что случилось? – с тревогой спросил Ковальчук, глядя на него.

– Там… ребенок… Видели?

Ковальчук вынул из кармана блокнот и написал: «В случае провала сажаем самолет и отпускаем всех пассажиров», затем показал Виктору. Тот кивнул.

– В вашем радиотелефоне есть видеокамера?

– Да. Хотя и не очень.

– Неважно. Я заявил, что в случае, если имперская безопасность попытается освободить заложников, то у нас есть аппаратура из будущего, которой можно вести репортаж с борта и вклиниться в передачи имперского телевидения, и что от увиденного весь рейх от ужаса охватит хаос и беспорядки. Если они видели камеру на вашем радиотелефоне, они поверят. Как и в силу воздействия своих ящиков. В терроризме будущего ведь главное – шокировать массы, так?

– Так.

– Будьте с ней здесь, вы можете понадобиться. Подумайте лучше о том, сколько настоящих захватов и настоящих жертв вы здесь предотвратили. Сейчас у них это может сделать любой дурак, – и он показал «вальтер», отобранный у эсесовца.

– Мало утешает.

Ковальчук пожал плечами. В кабину вошла Наташа и подозвала Виктора к себе.

– Видели? Там? – И она кивнула в том направлении, где на переборке висела колыбель.

– Вы когда-нибудь писали рассказы… или там статьи?

– Да… Для себя, по-русски тут не публикуют, а по-немецки не хотелось. К чему вы это?

– Доберемся до Союза… напишите, пожалуйста, повесть или даже роман… ну, как у Достоевского. О человеке, который от безвыходности задумал угнать самолет, и что он при этом чувствовал. Напишите так, чтобы никто, никогда, нигде на нашей планете больше не решился этого сделать…

28. Да придет Спаситель.

Моторы ревели. Винты со звоном рассекали воздух за бортом. Самолет, набирая скорость, мчался по взлетной полосе. В один из моментов он перестал подпрыгивать о стыки плит и оперся о воздух, тяжеловато проскользнув над вершинами деревьев, окаймлявших летное поле. Хлопнули люки – это убрали шасси. В салоне флюгбегляйтерина привычно предупреждала пассажиров о привязных ремнях, правилах во время полета и раздавала мятные конфетки, как будто ничего не произошло. Когда она поравнялась с дверьми, Виктор тоже попросил горсть для себя и группы в кабине. Надо полагать, с герметизацией здесь еще плоховато. Когда проползали через жиденький слой облаков, немного потрясло.

«Да, на Як-40 скороподъемность куда лучше была…»

– Ну вот, до заката успеваем до побережья и еще с запасом, – прокомментировал Ковальчук. – Самолет надежный, французской фирмы, теперь это филиал Юнкерса. Разработан лет десять назад, доведен, зарекомендовал себя хорошо, его здесь используют на местных линиях и еще в южных колониях, как транспортник. Крейсерская около трехсот.

– А почему до побережья? – спросил Виктор. Он понял, что Ковальчук сознательно его отвлекает от тяжелых мыслей, но решил поддержать разговор.

– До Англии горючего мало. Мы поставили условие сесть в аэропорту в Гааге, там заправят, чтобы хватило до юго-восточного побережья.

– Имперская безопасность попытается захватить самолет в Гааге.

– Черта с два.

В кабину вошел один из агентов группы. Вот это действительно был специально подобранный народ – как ни старался Виктор, ему не удавалось запомнить не только, кто как выглядит, но и вообще как одного от другого отличить. Все четверо, включая шофера, были какие-то стандартные, неприметные и безликие. Невидимки.

– Пассажиры начинают беспокоиться. Эсесовец говорит, что это не похоже на обычные полицейские меры. Может начаться паника.

Ковальчук взглянул на Виктора.

– Идите вместе, – он кивнул на Наташу, – объясните пассажирам ситуацию. Так, чтобы до конца полета все были на местах, и никто не натворил глупостей.

– Что я должен им сказать?

– Это у вас там, в будущем, угоняют самолеты. И это вы лучше знаете, что говорят пассажирам в таких случаях.

В салоне в воздухе действительно висела нервозность и ропот. У Виктора уже устала рука держать кверху, как на киноафише, знаменитый пистолет агента 007 с глушаком, но теперь, кажется и наступил тот момент (и, возможно, единственный), когда эта бандура не придает ему дебильного вида.

– Поднимите свой пистолет тоже дулом кверху, как в кино, – шепнул он Наташе, – только случайно не пальните, а то самолет разгерметизируется или чего хуже.

В салоне самолета нет ничего бессмысленнее огнестрельного оружия.

Они вышли из двери, как герои третьесортного криминального сериала. Ропот притих, и народ уставился на них, открыл рты. Виктор представил, как они выглядят со стороны, и его начал непроизвольно разбирать смех. Бони и Клайд, ядрена корень. Но расхохотаться здесь означало бы довести идиотизм ситуации до высшей точки. «Надо говорить, а чего сказать-то? И на каком языке? Не хотелось бы, чтобы у них потом в кино все злодеи говорили на русском»

– Дамы и господа, – торжественно начал Виктор.

– Майне дамен унд геррен! – перевела Наташа.

– Меня зовут Збигнев Бжезинский! (А вот не фиг было Союзу гадить! Пусть теперь в этой реальности за Бен Ладена ходит!) Наши люди оказали ряд ценных услуг фюреру в его справедливой борьбе против англосаксонского колониального владычества на Ближнем Востоке…

Наташа посмотрела на него, как на умалишенного, но машинально продолжала переводить. Виктор подметил, что, когда она говорит по-немецки, у нее тоже красивый голос.

– Мы честно выполнили свою часть договора, – продолжал он. – К сожалению, в рейхе нашлись чиновники, которые недобросовестно отнеслись к своим обязанностям и помешали фюреру выполнить то, что он взял на себя. Они просто присвоили то, что принадлежит нам! В связи с этим нам пришлось пойти на некоторые непопулярные меры и, к сожалению, создать вам определенные неудобства. Повторяю, мы не враги рейха, мы союзники фюрера, в котором видим свет освобождения для угнетенных народов планеты. Никто из нас не испытывает к вам ни малейшей неприязни. Речь идет о честности деловых отношений, о восстановлении законности и порядка, о том, чтобы открыть глаза фюреру на творящиеся в вертикали власти факты коррупции и злоупотреблений. И если каждый из вас осознает это, если каждый из вас останется до конца верен своему фюреру, клянусь вам, что с головы присутствующих здесь не упадет ни один волос!

Массы в количестве трех десятков человек напряженно ловили каждое его слово. Во взгляде некоторых Виктор даже уловил сочувствие.

«Браво, Киса, вот что значит школа», подумал он сам про себя. «Два десятка лет слушать всякую демагогию – это что-то…»

– Вы спросите, почему мы не обратились в инстанции надлежащим порядком. Но разве вы не слышали о случаях, когда тех, кто решался смело указать на жуликов, прокравшихся во власть, обвиняли в подрыве государственных основ и бросали в концлагеря? Нас лишили возможности следовать порядку. Дамы и господа, рейх в опасности, и мы вынуждены сегодня защищать его путем насилия, дабы не лишать наш угнетенный народ последней надежды на приход освободителя, великого фюрера!

«Что-то я много про фюрера. Пора переходить к делу.»

– Я призываю вас в этот исторический момент проявлять спокойствие и выдержку. Помните, что неверное действие каждого из вас может повлечь гибель всех остальных, и поэтому такие действия будут жестоко караться. Повторяю, что наша жестокость продиктована необходимостью спасти остальных. Я надеюсь, что любой из вас не только будет следовать порядку, но и удержит других от неверного шага. Вам надлежит оставаться на своих местах, пока не поступит иных указаний, не проявлять активных действий, не волноваться самим и помочь соседу сохранить спокойствие и присутствие духа. Наш самолет держит курс на Гаагу. Через некоторое время все вы вновь сможете вернуться к своим обычным делам. Пусть каждый из вас сегодня своим примерным поведением исполнит свой долг. Хайль Гитлер!

Когда салон в едином порыве рявкнул «Хайль!», Виктору почувствовалось, что он бредит. Только ребенок остался равнодушен к массовому проявлению условного рефлекса. Робкая надежда на будущее Европы.

Самолет внезапно качнуло, Виктор, чтобы не упасть, едва успел ухватиться за спинку ближайшего кресла, Наташа вцепилась в него, чуть не бросив пистолет. Что-то ревущее прошло мимо левого борта. «Неужели зенитными ракетами обстреливают?»