Читать интересную книгу ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО - Вадим Белоцерковский

Я уже и тогда заподозрил, что «Сабур», как и «Соколов», был скорее всего фантомом с Лубянки. Имя его, как и Соколова, в эмигрантской прессе больше никогда не появлялось. Но, боясь впасть в агентоманию, я не стал думать о том, как и откуда мог Максимов получать статьи этих авторов и как мог он их печатать.

Как и многие на станции, я не обращал особого внимания на эту кампанию, но в один прекрасный день было объявлено об устранении Джона Лодизина с поста начальника русской службы. Вместе с ним убрали с редакторских постов и новых эмигрантов. Их заменили людьми «русского духа», в основном из числа членов НТС. Лодизин был переведен куда-то в глубь аппарата. Больше уже во главе русской редакции начальника такого уровня не появлялось. Но русская эмиграция еще долго продолжала склонять ненавистное ей имя «русофоба Лодизина», требуя совсем изгнать его со «Свободы».

Устояла лишь служба новостей. Здесь американцы ничего не изменили.

Для сотрудников из новых эмигрантов этот переворот явился потрясением: все думали, что американцы не поддадутся давлению национал-патриотов. Но, наверное, авторитет Солженицына, который тогда еще был высок на Западе, сыграл тут свою решающую роль.

В результате той победы поборников «русского духа» на «Свободу» был принят член Руководящего круга НТС (так там официально назывался руководящий орган) Глеб Рар. Рар привел с собой и двух своих сыновей, также членов НТС, старший из которых, Александр, недавно стал другом нашего президента, после того как выпустил в Германии книгу «Немец в Кремле». На «Свободе» Рар начал вести патриотические и религиозные программы (радиожурналы), его старший сын пошел служить в исследовательский отдел, а младший — в производственный. Разумеется, все Рары были обжигающе горячими русскими патриотами.

После той победы нац-патриотов еще труднее и мне стало работать на «Свободе». Только я заканчиваю начитывать свой «скрипт» в студии, уже бегут мои сослуживцы к начальству: «Белоцерковский опять капитализм критикует!» «Ленина прославляет!» «Солженицына поносит!» Подкидывались и письменные доносы. Мои друзья среди американцев не раз мне их показывали.

Но должен сказать, что больше всего мне досаждали не старые эмигранты, не нац-патриоты, а ряд новых эмигрантов, относительно квалифицированных и занимавших (до переворота) редакторские посты. Причем все они были евреями! Амбициозные и высокомерные, они тяжело переносили («как личное оскорбление»!) мои успехи вне радио — то, что у меня есть идеи, публикуются книги, статьи, то, что я сотрудничаю и дружу с видными людьми. В оправдание(!) некоторым из них, скажу, что они были еще и бывшими(?) агентами КГБ. Кода «патриотов» в последствие «свергли», иные из этих моих друзей вернулись на командные высоты, и продолжали меня травить!

Возможен вопрос, почему я не занимал командных постов на радио? Потому, очевидно, что против меня воевали и старые эмигранты, и новые! И американцы не могли с этим не считаться.

После победы «патриотов» началась следующая стадия. В эфире РС стали множиться агрессивные националистические передачи. Эксперты при BIB, периодически изучающие передачи «Свободы», заметили этот сдвиг и подняли тревогу. В результате на РС произошла новая смена руководства. Национал-патриотов отодвинули от редакторских постов, в том числе и Глеба Рара.

Но перетягивание каната между «демократами» и «патриотами» продолжалось. В «Континенте» начали печататься разгромные материалы о «Свободе».

Одним из центральных событий этой новой кампании в борьбе за «Свободу» можно, наверное, считать открытое письмо президенту Картеру Максимова, Буковского и Кузнецова, опубликованное в американской прессе и в 25 номере «Континента» за 1980 год незадолго до выборов в США, когда Картер вел борьбу с Рейганом за переизбрание на второй срок. Авторы письма утверждали, что с приходом в Белый дом Картера «положение на радиостанции по сравнению с предыдущим периодом еще более ухудшилось. Качество программ резко снизилось в связи с тем, что по принципиальным мотивам с нею отказался сотрудничать целый ряд наиболее квалифицированных и репрезентативных представителей советского правозащитного движения и культуры: Солженицын, Бродский, Чалидзе, Литвинов, большинство подписавших это письмо и еще многие.

...Абсолютно безответственная кадровая политика привела к тому, что факты шпионажа на станции стали обыденным явлением. Только за последние пять лет здесь имели место несколько случаев разоблачения советских и восточноевропейских агентов. Оглядываясь назад, позволительно спросить: а сколько еще осталось неразоблаченных?

Политическая цензура на станции сделалась правилом. ...В результате, даже по официальной статистике исследовательской службы «Свободы», число ее слушателей за последние несколько лет сократилось почти вдвое».

Все утверждения этого письма были полнейшей ложью. В частности, с момента моего поступления на РС (ноябрь 1973) и до момента опубликования этого письма не было ни одного случая разоблачения каких-либо агентов. И таких случаев вообще никогда не было! Ни до, ни после. За все годы было три случая бегства сотрудников РСЕ/РС в соцлагерь, которые там обставлялись как возвращение агентов, выполнивших задание. В русской редакции ко времени появления обсуждаемого письма был только один такой случай, имевший место еще в 1973 году, т. е. задолго до Картера. Никаких «фактов шпионажа» также никогда не было и быть не могло по той простой причине, что на радиостанции не имелось ничего секретного. Именно поэтому американцы спокойно направляли многих перебежчиков из КГБ работать на РСЕ/РС. В Ленгли или Пентагон они их не направляли! У нас в редакции работало пять-шесть таких перебежчиков.

Обсуждаемое письмо было направлено не только на дестабилизацию русской редакции РС, но и на дискредитацию Картера накануне выборов. А ведь Картер был самым близким для российских правозащитников президентом, так как положил в основу своей политики повсеместную защиту прав человека!

Предвижу вопрос, как могли авторы письма построить его на обложной лжи? Так вот — смогли! Это яркий случай концентрированного проявления нравственной невменяемости и безответственности, характерных для значительной части российско-советского общества. Разоблачения своей лжи авторы цинично не боялись. Помощникам Картера перед выборами было не до них, а помощники его конкурента тем паче не стали бы заниматься проверкой эмигрантского письма, направленного им в поддержку.

В декабре 1981 года к кампании против РС подключились и террористы из КГБ — группа знаменитого Санчеса Ильича Рамиреса, организовавшая мощнейший взрыв на станции. Группа приехала из Будапешта, взорвала бомбу и уехала обратно. Венгерские власти после крушения советской империи опубликовали документы о проведении этого теракта. Заряд был подложен к стене чехословацкого корпуса (с внешней стороны), метрах в пятнадцати от нашего корпуса. Взрыв произошел в субботу вечером, и меня не было в бюро. Дверь я оставил запертой, но силой взрывной волны дверь вырвало в коридор вместе с дверной рамой! Осколками стекла были иссечены и пересыпаны все бумаги и книги. Сотрудники отдела новостей (его помещение выходило на другую сторону здания) решили было, что произошло землетрясение: пол заколебался в помещении. Пострадало шестеро служащих чехословацкой редакции, работавших в тот вечер. Двое из них — очень тяжело. В числе этих двоих была женщина, у которой почти снесло лицо, и она потеряла глаза. Во всех окрестных домах выбило стекла в окнах. Некоторых жителей ранило осколками. Расчет заказчиков взрыва с Лубянки состоял, как я понимаю, в том, чтобы у нас было мало пострадавших, дабы не вызывать сочувствия, а немцев — хорошенько напугать. В Москве надеялись, что немцы начнут требовать убрать из Германии «это гнездо холодной войны». Генерал КГБ Олег Калугин, руководивший в 70-е годы борьбой с «вражескими голосами» и в перестройку порвавший с КГБ, выступая в Мюнхене на «Свободе», подтвердил эту версию. Но немцы не дрогнули, протестов не последовало. Было лишь возмущение террористической деятельностью Кремля и КГБ.

Время взрыва — декабрь 81-го — было выбрано не случайно. В декабре под давлением Москвы в Польше был введен военный режим для разгона «Солидарности» — событие, потрясшее весь цивилизованный мир (на «Свободе» больше всего о «Солидарности» говорилось в моих программах!), да еще затягивалась война в Афганистане. То есть ситуация была очень тяжелая для советских властей, и радиопередачи «Свободы» были им тогда особенно не к месту.

В 82-м году я написал письмо-обращение к ряду политэмигрантов, которых считал заинтересованными в помощи демократическому движению в России. Я не помню всех адресатов, но среди них были Павел Литвинов, Людмила Алексеева, Кронид Любарский, Андрей Синявский. В этом письме я собрал выдержки из наиболее одиозных выступлений «Континента» по поводу «засилья на «Свободе» агентов КГБ» и в конце писал: