Читать интересную книгу ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО - Вадим Белоцерковский

Но вернусь в 70—80-е годы. Тогда самым тяжелым обстоятельством в жизни станции были почти непрерывные атаки черно-коричневых на руководство РС извне и изнутри. И было подчас непонятно, чего атакующие хотят: полностью подчинить себе радио или — его разрушить?

Войну с руководством «Свободы» начал НТС, примерно в 75-м году, после появления на Западе его великого союзника Солженицына. Ключевым для НТС по отношению к «Свободе» (и одновременно к демократическому правозащитному движению в Советском Союзе) можно считать высказывание одного из его руководителей Романа Редлиха в статье, написанной им «по поручению руководящего Совета НТС»: «Боюсь, — писал тогда Редлих, — что патриоты России не смогут считать радио «Свобода» своим, как считало его демократическое движение».[34] (Значит, демократическое движение не состоит из патриотов!) В том же номере «Посева» была опубликована подборка писем слушателей «Свободы», которые, похоже, писались под копирку. В них утверждалось, что из передач русской редакции исчезает «русский дух». Кроме дежурного возмущения по этому поводу в письмах поднимался и «коренной» вопрос «патриотов»: «Почему Радио Свобода не ведет передач для России и русского народа, а лишь для советских людей? ...И если существующая русская редакция действительно должна вести передачи лишь для советских людей (на русском языке), то, может быть, целесообразно создать наряду с другими национальными редакциями и русскую национальную редакцию?» — спрашивал автор одного из писем. Во многих письмах содержались открытые антисемитские выпады в адрес РС и его сотрудников.

Особо ожесточенным атакам подвергался отдел новостей русской редакции. Дело в том, что раньше, еще до моего прихода на «Свободу», отдел этот работал самостоятельно, и сотрудники отдела, русские эмигранты военной волны, сами составляли выпуски новостей. Новости часто были недостоверными и грубо пропагандистскими. После серии скандалов на этой почве американская администрация провела решительную реформу: составлением новостей (на основании сообщений информационных агентств и корреспондентов западных газет из Советского Союза) стали заниматься специально нанятые американские и английские «ньюс-райтеры», а эмигрантские сотрудники лишь переводили их на русский язык и при необходимости добавляли пояснения. В результате качество и достоверность новостей стали соответствовать западным стандартам.

На эту новую систему пошли яростные атаки из эмиграции. Писалось, что новости кастрируются американской цензурой, что они не интересны русской аудитории, пропитаны русофобией и т. п. Лидеры эмиграции требовали возвращения к старому порядку и к освобождению станции от сионистов.

Александр Галич, уже начавший тогда работать на «Свободе» в Мюнхене, говорил мне, что он упрашивал руководителей НТС не публиковать антисемитские письма и они якобы обещали последовать его совету.

Несколько слов о Галиче. С первых дней приезда на Запад он присоединился к «команде» Максимова, вступил в НТС и стал послушным исполнителем всех их поручений и их политики. В том числе и на «Свободе».

К примеру, где-то в конце 75-го года я в соавторстве с проживавшим в Мюнхене чешским эмигрантом Иржи Сламой (в 1968 году он был референтом Дубчека) написал статью «Что выползает «из-под глыб» по поводу кампании Максимова и НТС против «Свободы». Об этом письме Максимову, видимо, стало известно еще до публикации, и Галич на станции вдруг конфиденциально, в своей доброй, интеллигентной манере сказал моей жене, что меня ждут очень большие неприятности на работе, если я не угомонюсь. И наоборот — всяческие приятности и повышения, если успокоюсь, и в частности... не пошлю в прессу статью, написанную вместе со Сламой! Говоря словами поэта Галича: «Промолчи — попадешь в первачи!». Разумеется, я не последовал его «мудрому и доброму совету».

Пусть только у читателя не складывается впечатление, что я очень много проявлял «не-спокойства». Все мои выступления по поводу дел на «Свободе» за 20 лет работы можно сосчитать по пальцам одной руки. Во внутренних сварах и интригах я вообще не участвовал.

Что касается Галича, то любопытен еще один эпизод, уже вне политики. Галич пользовался успехом у многих дам на РС, и однажды муж одной из его поклонниц, эмигрант, сам на станции не работавший, пришел к директору «Свободы» Френсису Рональдсу и начал обвинять его в том, что он допускает разврат во вверенном ему учреждении, имея в виду поведение Галича, соблазняющего его жену. Он потребовал от Рональдса призвать Галича к порядку. Если же это его законное требование будет проигнорировано, он — внимание! — обратится с жалобой к Солженицыну!

Рони, как его звали американцы, стало плохо. Он велел секретарше вызвать «секьюрити» (охранника) и удалить «этого джентльмена». Лодизин очень веселился по этому поводу и поздравлял Рональдса с боевым крещением, с полученной им возможностью побывать в Советском Союзе, не выходя из своего бюро.

Неожиданно для всех в кампанию против руководства русской редакции и РС включился Солженицын. Он написал письмо Джорджу Мини, шефу профсоюзов АФТ-КПП, который ранее торжественно принимал его в штаб-квартире профобъединения, а копию послал руководству станции. В письме Солженицын писал, что в России люди перестают слушать «Свободу», так как в ее передачах мало «пищи духовной для русских людей», и руководство РС «совершает тяжелую ошибку, принимая на работу профессиональных советских журналистов из новой эмиграции, привносящих на станцию советский и анти-русский дух». В Мюнхене под эту категорию тогда подпадал только я. На станции говорили, что к письму было и приложение, специально для начальства РС, в котором прямо упоминалось мое имя. (Это было уже после моей критики «Письма вождям» в «Новом русском слове».)

Вскоре последовала и открытая атака против меня, на этот раз со стороны Максимова. В «Континенте» появились «Записки радиослушателя» некоего Виктора Соколова, никому доселе не известного человека. И там был такой пассаж:

«Здесь уместно будет высказать один упрек редакции радио «Свобода»: создается у слушателей впечатление, что все более на второй план отступает в программах радиостанции собственно русская тематика.

Напрасно также «Свобода» испытывает терпение своего слушателя передачами откровенно марксистского толка, идущими обычно под рубрикой «По Советскому Союзу» или «Проблемы труда и демократии», которые за последнее время заметно участились. Подобная пропаганда транслируется различного рода коммунистическими радиостанциями из Пекина, Белграда, Тираны и других столиц почти 24 часа в сутки, и едва ли «Свободе» нужно стремиться тоже пожать лавры на этом сомнительном поприще, тем более, что ее материалы на вышеуказанную тему подаются, как правило, на крайне убогом и непрофессиональном уровне»[35].

Это были мои программы! Мое имя уже тогда по какому-то негласному распоряжению или соглашению в русской эмигрантской политической прессе упоминать перестали, чтобы не создавать недостойному человеку известности. Пассаж этот был явно вписан самим Максимовым. Выдает его любимая им фраза насчет «крайне убогого и непрофессионального уровня», которой он непременно гвоздил всех не угодных ему людей.

Что же касается автора материала, В. Соколова, то в сноске было сказано, что он «в 1976 году выехал в США и вскоре был лишен советского подданства за активное участие в русской эмигрантской прессе». Это была чистейшая «легенда». Никакой Соколов в эмигрантской прессе не фигурировал, да и вообще никогда и никого за это не лишали советского гражданства. И Соколов этот так хорошо был осведомлен обо всех передачах не только «Свободы», но и Би-би-си и «Голоса Америки», словно он 24 часа в сутки сидел возле радиоприемника. Короче говоря, это был, скорее всего, «засланец» из КГБ. В последующие годы автор с такой фамилией нигде не объявлялся!

Позже в «Континенте» (1981, № 29) еще один никому не известный публицист, Сергей Сабур, выступил с разносной критикой русской редакции. Атаку он вел против американской администрации, особенно против Джона Лодизина и его «ставленников», и против губительной цензуры на РС. Автор призывал высшую администрацию РСЕ/РС «отделаться» от вредоносных сотрудников из новой эмиграции. «Несмотря на юридические сложности, создаваемые германскими законами о труде, мыслимо и это, — наставлял автор, — особенно по отношению к людям, имеющим или получившим американское гражданство». (Я относился к числу этих «людей»

Я уже и тогда заподозрил, что «Сабур», как и «Соколов», был скорее всего фантомом с Лубянки. Имя его, как и Соколова, в эмигрантской прессе больше никогда не появлялось. Но, боясь впасть в агентоманию, я не стал думать о том, как и откуда мог Максимов получать статьи этих авторов и как мог он их печатать.