власть имущие, и, сжав зубы, начать работать во благо будущего. Нужно научиться жить в этой новой для нас стране, но стране нашей, за которую мы, и только мы, в ответе.
И первое, что должно быть сделано, – превращение той территории, которую мы сегодня называем Россией, в настоящее современное государство, в единый экономический организм с соответствующей структурой. Эта задача пока не понята и заведомо не под силу той группе людей, которая сегодня пришла к власти и распоряжается страной. Надо это признать. И только тогда станет понятной мера нашей собственной ответственности, той ответственности, которая лежит на плечах научной интеллигенции. Необходимо найти способы использовать интеллект, знания и энергию членов академии и молодежи, особенно научной молодежи, которая стоит за каждым из нас. Меня очень беспокоит то, что страну заливает волна посредственности, что в сознании тех молодых людей, которым в силу удивительного случая оказались сегодня вручены ключи от нашего будущего, властвует представление о самодостаточности – первейший индикатор посредственности и грядущих неудач. Как им объяснить, что их вознесение на вершину власти не следствие их талантов, чтобы выдержать ответственность, которая на них навалилась, им необходима настоящая опора. Сказал я еще и о том, что использовать расхожий термин «кризис» неправомочно. Следует осознать, что страна переживает смутное время. И речь должна идти об организации жизни в это время и о долговременной стратегии выхода из него. Вот почему необходимо создание совета «Наука будущему России».
Моя речь особого впечатления не произвела, только академик Марчук, последний Президент Союзной академии (он вел то памятное общее собрание), мне бросил: «Инициатива наказуема, Никита Николаевич! Вам и писать письмо в правительство».
Письмо на имя Б. Н. Ельцина я написал и дал его подписать ряду членов академии. Положил его и на стол Г. И. Марчуку. Там оно благополучно пролежало около недели. Я его забрал и без подписи Марчука отвез в канцелярию Президента России.
Судьба этого письма достаточно показательна.
Примерно через полгода неожиданно вышел указ Ельцина об организации при правительстве консультационного общественного совета по анализу критических ситуаций и проектов правительственных решений. В его состав было включено довольно много весьма квалифицированных специалистов, что давало определенную надежду на возможность успешной работы. Его председателем был утвержден я. Мне казалось, что в таком составе совет может в наше смутное время постепенно превратиться в некий инструмент стратегического анализа. Без него обойтись невозможно. А допускать до него бойких, на все готовых дилетантов крайне опасно. Я думаю, что провал перестроечного процесса в очень многом был следствием непонимания возможных перспектив, ясного представления о том, что из желаемого реально! Да и само желаемое очерчивалось очень смутно. И перед моими глазами все время вставал назидательный пример.
После нападения на Пёрл-Харбор, как об этом повествуют многочисленные воспоминания, в Вашингтоне возник неформальный кружок обеспокоенных ученых. Они собирались, обсуждали проблемы, возникшие в связи с войной, обдумывали пути их решения. Иногда в этих встречах участвовали Рузвельт, Гопкинс и другие государственные деятели. Рузвельт обычно молчал, иногда задавал вопросы, иногда просил проанализировать ту или иную ситуацию. Под эгидой этих людей проводились некоторые исследования, которые мы сегодня относим к исследованию операций или системному анализу, то есть к комплексному анализу проблем принятия тех или иных решений. Уже после кончины Рузвельта Трумэн формализовал эту деятельность, и была создана знаменитая Rand Corporation. Она сыграла очень важную роль в период холодной войны. Действует она и сейчас. Президенты и правительства уходят, a Rand остается и снабжает федеральное правительство (а в последние десятилетия и крупные корпорации) важнейшей, объективной, от политики не зависящей информацией.
Я надеялся, что мне удастся повторить в новой редакции и в новых условиях опыт США и создать тот аналитический инструмент, который поможет найти стране пути выхода из смутного времени. И весь девяносто второй год я делал многочисленные усилия для реализации этой идеи. Но я не учел того немаловажного обстоятельства, что Ельцин – не Рузвельт, а Бурбулис – не Гарри Гопкинс.
На многочисленные письма, которые я писал Ельцину, Гайдару и Бурбулису, никакой реакции просто не последовало. Я провел два слушания в Верховном Совете. Провел несколько заседаний в Институте философиии, Доме ученых и на собственной квартире (помещения, аппарата, а тем более каких-либо средств у совета не было). Но никто из сильных мира сего или их советников какого-либо интереса к этим акциям не проявил. А советник Президента по экологии А. В. Яблоков однажды мне сказал: «Затеваете разные советы, когда есть институт советников». Тем не менее нам удалось выпустить две брошюры: «Стратегия выживания» и «Проблемы регионального управления». Я хочу поблагодарить ректора УРАО профессора Бим-Бада и директора Института региональных проблем профессора Айламазяна за то, что они нашли средства на оплату типографских расходов. Без их участия не удалось бы выпустить брошюры и провести по ним слушания в Верховном Совете. Впрочем, и в Верховном Совете эти усилия не оставили заметных следов: депутаты поглощены политической борьбой и вряд ли понимают, что есть еще нечто, независящее от политики.
Меня огорчила удивительная незаинтересованность руководства страны в той поддержке, которую могла бы оказать неформальная, то есть независимая от правительства и партий наука, люди, лишенные ведомственной или политической предвзятости.
Больше всего меня удивлял Гайдар. Я не раз видел его на семинарах в Институте системных исследований, в ЦЭМИ. Как старый профессор, я всегда присматриваюсь к молодежи. Он мне понравился. Потом мы с ним встречались в редакции журнала «Коммунист», где он заведовал отделом экономики. Его начальником был Лацис, человек несравненно более образованный и способный. Рядом с ним Гайдар был не больно заметен. И все же я был очень рад его назначению на пост премьера. После Силаева, которого я знал много лет по Минавиапрому как человека, способного выдвинуть Симонова на пост генерального конструктора в КБ имени Сухого, это был большой шаг в «интеллектуализации» правительства. Мне, как и многим, было радостно, что впервые у нас появляется более или менее образованное правительство.
Меня, правда, смущал кое-кто из персонажей нового кабинета министров, тем более что один из них вырос прямо на моих глазах – этакий самонадеянный мальчик, о котором мама всегда говорила: какой он талантливый! Но, несмотря на некоторые подозрения, я был рад формированию такого молодого правительства и написал Гайдару пару писем, в которых послал некоторые мои статьи и предложения. Никакой реакции не последовало. Оказалось, что секретарем Гайдара работает бывшая секретарь моей бывшей кафедры. Я попросил ее передать Гайдару мою просьбу о свидании. И этот демарш остался безрезультатным.
После этого я уже попытался внимательно разобраться в том,