Читать интересную книгу Дата Туташхиа - Чабуа Амирэджиби

Он огляделся, снова приставил стул к двери и направился к моей спальне. У него были чуть кривые, но мощные ноги, и ступал он легко, словно не касаясь пола. Раздвинув занавесь, он уверенно вошел в комнату. Мы оказались лицом к лицу, и он остановился. Передо мной был Дата Туташхиа. Конечно, я понимала это.

Сквозь чесучовую занавесь проникал желтоватый свет и нимбом мерцал вокруг фигуры Туташхиа. Он возвышался надо мной. Его дыхание я ощущала на своей груди. Когда оцепенение прошло, первой мыслью было, что я стою перед мужчиной, а на мне лишь ночная сорочка с глубоким вырезом. Не абраг, попавший в засаду, – я чувствовала – смотрит на меня, а мужчина! Я прикрыла рукой вырез… Мужчин этот жест волнует не меньше, чем обнаженная грудь, уверяла меня одна дама спустя много лет.

– Бечуниа, потаскуха, гони из дома своего бугая! – закричали снизу.

Дата Туташхиа вздрогнул едва заметно и снова замер. Слышно было, как на балконе Бечуни распахнула окно.

– Эй ты, Никандро Килиа, курощуп! Не то что с Датой Туташхиа, лучше спать с дурачком Бардгунией, чем быть женой такого барана, как ты! Ты бы об этом подумал своей ослиной башкой. Ты спроси у своей гусыни, может, она тебе не соврет! Какой болван вдолбил тебе, ослу, что Дата у Бечуни?! Веди своих казаков да охранников, пусть ищут, раз время девать некуда! – И окно захлопнулось.

– Чего она там наплела? – спросил есаул у Никандро Килиа и прокричал что-то своим казакам.

Засуетились казаки, вокруг дома вспыхнули костры, слабо осветив комнаты. Дата Туташхиа стоял, скрестив на груди руки и переводя взгляд с меня на окно.

В мозгу что-то жужжало, часто-часто билось сердце, меня колотила дрожь.

– Кто ты и чего хочешь? – выдавила я из себя.

Ни слова в ответ. Чуть переждав, абраг двинулся к окну. Когда он пересек полоску света, падающего от костра из окна, я увидела его совсем отчетливо. Казалось, шла скала. На меня навалился страх. Пригнувшись и дрожа всем телом, я шла за ним.

Он остановился возле моей постели и посмотрел во двор. Я стала рядом и взглянула ему в лицо. Он дышал спокойно и глубоко. Плечи его были широки и руки крупны. Его тело излучало удивительное магнетическое тепло. Мне показалось, что я стала крохотной, как косточка, и могу вся уместиться на его груди. Меня потянуло прижаться к нему и обнять, но это длилось лишь секунду.

– Госпожа, я не смотрю на вас… – сказал абраг тихо. – Вы замерзнете, накиньте что-нибудь.

Господи! Да он и не смотрит на меня!

Не помню, легла я сама или упала на кровать, вся в слезах. Нет, я не плакала, мне и не хотелось плакать. Слезы текли сами собой. Абраг оторвался от окна и перевел взгляд на меня. Мне показалось, что-то очень удивило его, и он засмеялся, совсем тихо. Хотел заговорить, но с того конца балкона послышались шаги. Туташхиа мгновенно опустился на корточки, взвел курок маузера и уже не отрывал глаз от окна. Комната озарилась светом, в стекла окон будто брызнули гранатовым соком – показалась папаха казака, державшего факел, и тут же исчезла. И – ни шороха больше.

– Однажды я видел вас на дороге в Зугдиди, – прошептал мне в лицо стоявший на коленях абраг. – Вы необыкновенно красивы, сударыня!

– Лжешь! – вырвалось у меня.

Абраг улыбнулся.

– Лгут от страха, сударыня. Я никогда не лгу. – Он опять посмотрел на меня и сказал: – Не плачьте, ничего страшного не происходит.

Если это было не страшно, то…

Снова скрип на балконе, и снова свет.

– Чего они надумали? – спросила я и поразилась тому, что ничего уже не боюсь.

– Принесли факелы и, видно, начнут обыск.

– А дальше?

Туташхиа пожал плечами.

– Прав ты был, Толораиа. По-твоему выходит.

Я хотела спросить, о чем он, но в это время на балкон, в коридор, в комнаты полезли казаки. Захлопали двери. Толкнулись и в мою дверь. Грохнул опрокинутый стул.

Я вскочила с постели и босиком, в одной ночной сорочке выскочила в соседнюю комнату, подняла в лампе фитиль и бросилась к двери. В нее уже влезала рыжая рожа, настороженно вращая глазами.

– Ты чего, мерзавец, подглядываешь? – завопила я и захлопнула дверь.

Дверь ударила казака по физиономии. Он громко выругался и со всей силой налег на нее с той стороны. Одолеть меня ему ничего не стоило, и все же дверь приоткрылась лишь настолько, что не могла пролезть этакая здоровенная скотина, да еще обвешанная оружием.

– Вон отсюда, свинья, насильник… Помогите! – закричала я и впилась ему ногтями в лицо.

– Пусти, окаянная! – вопил казак, тщетно пытаясь от меня отбиться.

Он был так исцарапан, что на толстых щеках выступила кровь. Едва я захлопнула дверь перед его носом, как зарокотал чей-то бас:

– Что здесь происходит, Пептюк?

– Да баба, ваше благородие… впилась… исцарапала всего.

Я распахнула дверь и выглянула в озаренный факельным светом коридор.

– Я тебе, негодяй, не баба, а княжна! Я взываю к вашей чести, господин есаул!.. Ваш долг офицера и благородного человека защитить даму!

– Да, но… ваша светлость! Вы должны… я вынужден просить вас… позволить нам осмотреть ваши покои!..

– Господин есаул! Я в таком виде… Я подам жалобу его превосходительству губернатору… Ваша обязанность оказать мне покровительство… Я беззащитна!..

– В доме бандиты, ваша светлость! – попытался прервать меня есаул.

– Что? Как! А-а-а! – Не помню, чтобы в своей жизни я кричала так истошно. – Бандиты! – От моего крика дрожали стены. Я бросилась в комнаты, заметалась как одержимая, заглядывала под стол, под тахту, под кресла и стулья. Есаул и казаки, не переступая порога, смотрели на меня разинув рот.

Я влетела в спальню и с воплями пронеслась по ней. Дата Туташхиа, держа в каждой руке по взведенному маузеру, следил за мной глазами, и я чувствовала, что он хочет успокоить меня, но не знает как. Я покружила еще немного, выскочила обратно в первую комнату и прильнула к есаулу, осмелившемуся наконец переступить порог.

– Помогите! Они могут влезть через окна!

– Успокойтесь, ваша светлость! Там – охрана.

А я все кричала, хватала есаула за руки, пряталась за его спину… Едва одетая, я вся была доступна его взору, и от меня не ускользнуло, что мой спаситель исподволь разглядывает меня… Это подхлестнуло меня, и я закричала еще отчаянней и пронзительней. Видно, барабанные перепонки у него не выдержали, и он прогремел:

– Приведите себя в порядок, ваша светлость! Вам ничего не угрожает! – Он повернулся, чтобы уйти.

– Вы не смеете покидать благородную даму! Я не отпускаю вас… Ваш долг остаться со мной! – Я бросилась к нему.

– Но… ваша светлость! – Есаул был совершенно растерян. – Мне необходимо покинуть вас… Я оставлю вместо себя человека! Эй, Безроднов!

– Слушаю-с, ваше бла-ародие!

– Стань у дверей! Будешь охранять княжну! – Есаул с трудом расцепил мои руки, хлопнул дверью и заорал: – Обыскать чердак! К чертовой матери! – Последнее произнесено было тихо и относилось ко мне. Чердак был здесь ни при чем.

Я чуть не изнасиловала беднягу.

По дому снова загрохотали сапоги.

Оказалось, что успокоиться трудно. Я заталкивала в себя вопли, рвущиеся наружу. Мне хотелось метаться и бушевать.

Наконец я овладела собой, приставила стул к двери и отдернула штору в спальню.

Туташхиа смеялся.

Я подошла к постели, переполненная счастьем и гордостью. Спасенный мною Дата Туташхиа был тут, рядом, наедине со мной, так желавшей его.

– Я так испугалась, – прошептала я.

– Вы не были бы столь ловки, если б испугались. От страха люди теряются. Ни одному мужчине не под силу такое. Только женщина может, и лишь такая, как вы. – Он обнял меня и пристально посмотрел мне в лицо.

На моей спине покоились два маузера. Куда интимней…

– Что делается… – прошептала я.

Дата Туташхиа вздрогнул и склонился надо мной.

Я не помню, как с его поцелуем вошло в меня то чувство сопротивления, которое посещает каждую женщину в подобной ситуации, – она отрывается от своего соблазнителя и произносит: «Нет!» Но не слишком ли поздно?

Свое «Что это?» я произнесла так строго, будто сама не ответила на его поцелуй.

Туташхиа отстранился и сел.

– Это от радости, сударыня! – сказал он. – Случалось же вам радоваться при виде чего-то светлого, грациозного, совершенного?

– И это все? – вырвалось у меня.

– Нет, не все. И благодарность моя была в этом.

Я бросилась на постель и зарыдала. Абраг опустился на колени у моего изголовья и ласково погладил меня по голове. Душа моя смягчилась, и я все простила ему: и то, что он не думал смотреть на меня, когда я стояла перед ним полуодетая и жаждущая, и что поцеловал он меня лишь от радости, и что мне, охваченной страстью, сказал, что целует лишь из благодарности…

Он гладил меня по голове, как маленькую, а мне хотелось сказать одно: «Иди ко мне!» Произнеси я это, и моим первым мужчиной стал бы знаменитый абраг Дата Туташхиа!.. Эти слова надвигались, давили меня, как подступавший взрыв вулкана, но сила, бессмысленная и властная, удерживала их, смиряла и наконец посадила на цепь.